Оборотни и вампиры - Вильнев Ролан - Страница 7

— возмущалась первая. — Он притворяется, будто воздерживается от мясной пищи, а сам объедается мясом маленьких детей. О... эти крошки, которых он съел, и другие, которых |. он задушил, а потом выкопал из земли, чтобы готовить из них паштеты, все они молят Бога о возмездии за омерзительные преступления». Одним

словом, настоящий оборотень; а Мадлен прибавляла к этому: «Очень ему нужны ваши треска и говядина, он ест сочное мясо маленьких детей, которое ему тайком приносят из синагоги (от демона)».

Так что в прежние времена вовсе не было необходимости прибегать к особенным средствам, чтобы сделаться ликантропом: дьявол сам вселялся в вас или создавал необходимое самовнушение. Впрочем, следы этого можно найти у многих народов, в частности, у пигмеев Малайского полуострова, которым для того, чтобы духу проще было явиться, достаточно было зажечь росный ладан. «Ты уйдешь далеко в Джунгли и, когда останешься совсем один, присядешь на землю и зажжешь росный ладан.

Возьмешь в правую руку трубку и сдуешь дым в трех направлениях. Потом проделаешь все еще раз, положив руку на землю. Тебе останется только сказать:

«Y e Ле^»^ ухожу), и твоя кожа тотчас преобразится, на ней появятся полоски, у тебя отрастет хвост, и ты сделаешься тигром. Если после этого ты скажешь: «Ye wet» (я возвращаюсь домой), то сразу вернешь себе обычный вид»*.

Цитируется по В. Скиту (Skeat): «The wild tribes of Malay peninsula» (перевод на французский Р. Сюдр(а) (Sudre).

Однако это упражнение может доставить некоторые неудобства, если кандидат вместо того, чтобы поиграть в хищника, внушит себе, что он — овечка. «Привязанный нагишом к камню в чистом поле, он блеет, подманивая Демона-Тигра. И в тот миг, когда чудовище подбирается, готовясь к прыжку и намереваясь его сожрать, он должен суметь раздвоиться и произнести заклинания, от которых ужасное видение рассеется, словно туман. Случается, что во время такого испытания рассудок не выдерживает. Иногда наутро находят лишь растерзанные останки: удрученные монахи заявляют, что жертва не сумела воспользоваться своей властью». (М.Першерон. «Монгольские боги и демоны, ламы и колдуны». Париж, Деноэль, 1953).

В противоположность двум предыдущим случаям, скотоложство, требовавшее от человека сознательного и непосредственного усилия, представляло собой идеальный способ производства чудовищ, вампиров и оборотней. Не было никакой необходимости прибегать к чарам или мягчительным усладам суккубата для того, чтобы пополнить ряды инфернальных созданий. Достаточно было найти какую-нибудь тварь, у которой как раз в это время случилась течка, и овладеть ею, как поступил сатир из тайного Музея Неаполя с козой, и та, похоже, не проявляла ни малейшего недовольства. Ликантропы тоже познавали с волчицами наслаждения не меньшие, чем со своими подругами, принадлежавшими к прекрасному полу. А некоторые изощренные волшебники в погоне за новыми ощущениями превращали в кобылиц женщин, которых по-другому получить не могли. «Святой Антоний рассказывает, что некая девушка была превращена в кобылу коварным евреем, сделавшим это по просьбе одного юноши: она не захотела уступить его бесчестным

домогательствам, и все, на что она не соглашалась девицей, ей пришлось претерпеть в животном облике» (де Ланкр. «Непостоянство»).

Подобно кровосмешению и содомии, скотоложство уходит корнями в глубь веков. Левит много раз призывает евреев не оскверняться с животными. Но убедительные результаты смешений семени всегда были предметом горячих споров. Надо было дождаться Плиния, Диодора и Лукиа-на для того, чтобы поставить под сомнение реальность существования Минотавра. Зато Блаженный Августин, Беллармен, Суарес и Святой Альфонс Лигурийский верили в осязаемый результат животного совокупления. Амбруаз Паре, вооружившись всей своей ученостью, подкреплял это мнение: «Существуют чудовища, которые рождаются с наполовину звериным, наполовину человеческим обликом, или же совершенно звериным, они происходят от содомитов и безбожников, которые сочетаются и предаются

противоестественной разнузданности с животными, и от этого зарождаются многие безобразные чудовища позорного вида, о которых стыдно говорить. Однако это бесчестие происходит на деле, а не на словах, и с тех пор, как оно происходит, это очень дурная и омерзительная вещь, и хуже нет для мужчины или женщины, чем соединяться и совокупляться со скотиной, отчего рождаются полулюди-полузвери» («О чудовищах и чудесах» — «De monstres et prodiges», гл.ХХ).

В плодах от таких союзов недостатка не было. В 1100 году в Льеже родился ребенок, у которого половина тела была человеческой, а половина — свиной («Чудеса» Ликосфена). Нижняя часть тела другого ребенка, появившегося на свет в 1493 году, была собачьей (А.Паре). Около 1500 года, как пишет Родижинус (Rhodiginus), после того как пастух обрюхатил козу, вожак стада убил гибрида, не угодившего ему своей человеческой головой. Подобное случалось нередко, но бывали случаи и поинтереснее: в Кракове в 1547 году от «содомит-ского» союза родился урод с гусиными лапами. и слоновьим хоботом (Bateman, «The Doome», 1581).

Люди вступали в половую связь с животными гораздо чаще, чем можно себе представить. Даже не говоря о китайцах и легионерах, чьими сладострастными вздохами сопровождались последние содрогания уток или индюков, и девках,.которые, к вящему удовольствию любителей подглядывать, принимали остроконечный пенис борзой, можно утверждать, что культ сельских итифаллических божеств — иначе говоря, демонов — всегда пользовался успехом. Успехом этим он, возможно, был обязан естественным желаниям, временному возбуждению детородных органов и идентичностью строения матки у женщин и самок млекопитающих. Жрица Приапа, которая «clunem submittat asello»*,

Ослику склоняла зад (лат.).

и дамы, по примеру Леды, с ума сходившие по гусям, имели бесчисленное множество подражательниц. Мирабо в самом конце XVIII века верил в существование фавнов и козлоногих сатиров и считал скотоложство вполне естественным. Он даже советует священникам — и делает это не допускающим возражений тоном — вести статистику рождений: «Скотоложство распространено во Франции гораздо больше, чем принято думать, но, к счастью, не по склонности,

а по необходимости. Все пиренейские пастухи — зоо-филы. Высшее наслаждение для них — ублажаться ноздрями теленка, который одновременно лижет им тестикулы. На всех горных пастбищах, куда редко кто забирается, у каждого пастуха есть любимая коза. Мы знаем это от баскских кюре. Надо было бы этим кюре ухаживать за беременными козами и собирать их приплод. Эконом Оша вполне мог бы с этим справиться, не раскрывая тайну исповеди (в любом случае это было бы недопустимым религиозным злоупотреблением); он мог бы через кюре получать весь этот чудовищный приплод; кюре требовал бы, чтобы кающийся передал свою любовницу в руки местного уполномоченного, при этом имя любовника сохранялось бы в тайне. Не вижу никаких препятствий к тому, чтобы обернуть к выгоде, использовать для развития человеческих познаний зло, которого никак нельзя избежать» («Erotika Biblion», 1783).

В самом деле, чрезмерная волосатость Полифема, Исава, Самсона или Навуходоносора могла бы навести на мысль, что они были плодами совокуплений с дикими или домашними животными. Животные положили начало таким народам, как датчане, айны, арии, яванцы, и племенам краснокожих, чьи тотемы они собой представляют. Они даже породнились с ними королевскими семьями: змеи и драконы в Фивах, Афинах и Нагпуре; быки в Кноссе; леопарды и акулы в Дагомее. Мужчины-собаки или мужчины-львы, бородатые женщины не раз поражали умы наших предков и становились предметом восхищения или ужаса, а затем жертвами содержателей ярмарочных балаганов, которые безжалостно их эксплуатировали. Большая часть этих существ, пораженных лицевым или общим гипертрихозом (Крао, Юлия Пастрана, Евтихиев, Петров, Биб-ровский, если ограничиться лишь самыми известными примерами), принадлежала к «волосатым» семьям. У Адриана Евтихиева, посмотреть на которого в 1873 году сбегался весь Париж, как пишут доктора Ле Дубль и Брока, «лоб, веки, уши, щеки, губы, подбородок, отверстия обеих ноздрей и входы в оба слуховых канала, шея, туловище и члены (за исключением ладоней рук и ступней ног) были покрыты длинными, тонкими, волнистыми светлыми волосами, кое-где перемешанными с темными; волосы на теле были намного более редкими и не такими шелковистыми, как на голове; на шее и сзади на верхней части тела они удлинялись и сгущались, образуя два пучка в пять сантиметров шириной каждый, как на плечах у кабана. В то время, да и в течение всей его жизни, у него было всего пять зубов: верхний средний левый резец и четыре нижних резца, отстоявших один от другого, они выросли у него только в семнадцатилетнем возрасте и были уже почти совсем сточены». Разве это не лучший портрет ликантропа?