Что такое дзэн? - Блис Реджинальд Хорас - Страница 2

"Четыре принципа секты дзэн" обычно приписывают Бодхидхарме (яп. Дарума), который, согласно легенде, переплыв море на тростниковой лодке, принес дзэн в Китай из Индии в VI веке.

Он прибыл в Кантон с чашей для милостыни и поселился в Лоянге, где девять лет сидел лицом к стене, обретя славу "уставившегося в стену брамина", будто бы он действительно принадлежал к правящей касте воинов. Пещера, в которой он сидел, стала святыней Шориньи. Говорят, что он умер в возрасте ста сорока пяти лет; некоторые утверждают, что его отравили, другие — что он возвратился в Индию. Указанные четыре принципа таковы:

1. Никакой зависимости от слов и букв.

Применение этого принципа к поэзии, способом выражения которой есть слова и стихи, может показаться абсурдом. Это подобно живописному полотну, на котором ничего не изображено, или беззвучной музыке. Но слово — это медиум особого порядка, ибо оно является универсальным средством коммуникации как поэтической, так и любой другой. Сокрытые во мраке и молчащие вещи обретают в поэзии свет и звук.

2. Некое особое послание, выходящее за рамки просто священных текстов.

От поэта к поэту передается дух поэзии, в глубине своей подобный тому, как передается дзэн от монаха к монаху. Поэт узнает другого поэта по неким неповторимым невидимым знакам, это справедливо и по отношению к художникам и музыкантам.

В этом стихе нет обычного поэтического значения; остается лишь темное пламя, пылающее во всех вещах. Это видишь нутром, а не глазами, исходящим изнутри чувством сострадания.

3. Непосредственное попадание в душу человека.

Как можно указать, не используя палец? Как возможно искусство без посредника? Что это за тишина, говорящая так громко?

4. Проникновение в свою собственную природу есть достижение состояния будды.

Достичь состояния будды значит достичь состояния человечности, перейти в царство двуполости; на смену этому шекспировскому состоянию приходит состояние ребенка, цветка, камня, даже состояние слова, идеи, места или времени.

Когда я говорю о дзэне, особенно о его отношении к различным формам культуры, всегда следует помнить о разнице между дзэном как "системой" парадоксов, формировавшуюся в Индии и Китае на протяжении трех тысячелетий, и дзэном — как дзэном, спонтанной, индивидуально-создаваемой вневременной-активностью-во-времени неделимого разума-тела. Это почва, basso ostinato развитого на протяжении истории сознания дзэн.

Дзэн — не религия, он — религия. Дзэн — не ценность, и он — ценность. Ошибка, которую часто совершают в отношении дзэна, касается вероятной его ценности. Сила дзэна — в мудрости, но в нем нет любви. Дзэном Христа является любовь, но ей не хватает мудрости. Дзэном Будды является истина, но где же человечность? Если нам так нравится, мы можем сказать, что существует дзэн двух видов: частичный и полный. Дзэн искусства, дзэн Но[4] частичный (неполный) и дзэн настоятеля монастыря тоже частичный.

Полный дзэн пронизывает всю жизнь человека, он мешает ему читать газеты и писать статьи в журналы — мы с этим, в данном случае, не имеем ничего общего.

Истинный дзэн должен сделать так, чтобы люди перестали ненавидеть животных, чтобы не стремились их убивать, не радовались их насильственной или естественной смерти. Дзэн должен сделать так, чтобы человек захотел уменьшить настолько, насколько это возможно, необязательное страдание в мире, лишенное смысла, а значит дзэна и поэзии. Выражаясь более доходчиво, можно сказать, что тот, кто не является или не собирается быть вегетарианцем, не будет иметь в себе истинного дзэна, не достигнет просветления или вершин поэзии. Если быть более точным, следует признать, что насколько человек не способствует уменьшению количества бесполезного, бесплодного страдания в этом мире — настолько его дзэн является обманом, самообманом, обманом самого Себя. Кстати говоря, я вовсе не утверждаю, что в бою быков есть что-то "плохое". Я просто по-своему, без какой-либо категоричности, пытаюсь доказать, что существуют другие, "лучшие" способы прожить свою единственную жизнь на этой планете. "Лучшие" — это значит более глубокие, более исполненные смыслом и дзэном, более насыщенные поэзией, с большими и лучшими быками, убитыми более красивым способом.

Что такое дзэн? Дзэн — несимволизация мира и всех вещей в нем. Учителя дзэн, конечно же, употребляют метафоры и аналогии, употребляют даже символы, но они не должны восприниматься серьезно. Одна вещь не означает другую. Прежде всего, мы не должны искать значения вещей вне их самих. Если рука поднята, все вещи подняты вместе с ней, но рука — не то же, что эти вещи. В этом смысле анимизм — это sine qua поп[5] дзэна, но в то же время мы вынуждены признать, что человек — это ходячее дерево. Человек подчиняется причинно-следственным законам так же, как существа, пребывающие на самой низкой ступени эволюции. Камень так же свободен, как и серафим. Когда идет дождь — с небосвода проливается кровь Христа. Дзэн означает, что свободу нужно создавать; нас создает все, что есть вовне и внутри нас. Мы не в состоянии убежать от вещей на крыльях абстракции, формы и функции, как это пытался сделать Платон. Одна вещь заключает в себе все и ничего нельзя из нее вырвать, не нанеся вреда ей самой и тому, кто это делает. То есть всем вещам необходима интегральность (allness). Прилагательные тут же становятся абстрактными существительными ("целостность"), а мир оскудевает от того, что человеческий мозг заполнен небытием, и бессмысленным вопросам требуется найти ответы. Бог — не есть милосердие. Бог — не есть любовь. Бог — это кто-то, любящий что-то, или что-то, любящее кого-то. В начале не было слова, и не было — как уверяет Фауст — какого-то действия (акта). В начале был говорящий, актер. В этом смысле христианство и даже мусульманство правы, а буддизм и дзэн ошибаются. Бог — это личность. Небо — это место. Вопреки Апокалипсису, без времени ничего не может существовать, а особенно то, что является вневременным. Вечность пребывает в любви к творениям времени.

Для западного человека формы поведения и церемонии в дзэнских монастырях, а также феодальная, если не сказать, милитарная, иерархия духовных лиц, могут показаться чуждыми дзэну или, более того, совершенно несовместимыми с ним. Правила и предписания, пение и коленопреклонение могут быть неоправданными, но в определенной мере их можно объяснить продолжением двухтысячелетней традиции, которая уходит своими корнями в Индию и через Китай и Корею была воспринята в Японии. Но такой аргумент позволил бы нам пожирать друг друга.

Дзэн, чем бы он ни был, есть совместный продукт индийского и китайского гениев. Будда достиг просветления, но у него были, по-видимому, трудности в передаче его другим. В качестве средств, ведущих к этой цели, он рекомендовал самоконтроль и уважение нравственных законов. В седьмом и восьмом веках китайские монахи начали "выяснять", что же это было за просветление, и заодно обдумывать технику его достижения, обходя при этом древние индийские схемы. Таким образом, мы можем проследить на протяжении этих двенадцати или тринадцати веков нить дзэна, проходящую через Упанишады, сутры, несомненное просветление многих монахов в Китае, Корее и Японии — вплоть до нынешних времен, почти три тысячи лет истории. Мы также можем обратиться к великим мыслителям и поэтам, музыкантам и художникам разных времен и народов для того, чтобы увидеть и услышать религиозное просветление в сферах, неведомых Будде. Мы это тоже можем назвать дзэном, дзэном, который выходит за пределы истории и не ограничивается Дальним Востоком. Без определенной глубины мысли и интуиции дзэн вряд ли может проявиться, а значит мы находим его у Экхарта, Христа и Баха. Но он не являет собой что-то торжественное и сверхсерьезное; его можно обнаружить также у Сервантеса, Моцарта и Льюиса Кэррола.