Год дракона (СИ) - "Civettina" - Страница 56

========== Правда ==========

Мне хотелось покоя и тишины, чтобы в одиночестве обдумать случившееся, привести мысли в порядок, найти силы пережить потрясение. Но Вовка таскал меня по каким-то скверам и площадям с фонтанами. Меня они раздражали, и впервые за все эти месяцы мне хотелось отделаться от брата. Несколько раз я подумывал сбежать или прямо попросить Вовку оставить меня в одиночестве и покое, но я боялся, что, во-первых, потеряюсь в большом и незнакомом городе и тем самым заработаю репутацию несмышленыша. А во-вторых, я опасался, что брат в одиночку провернет операцию по возвращению Максика: встретится с ним один на один, поговорит так, как умеет только он – доверительно и серьезно, и младший проникнется этим разговором и согласится уехать с нами. Меня же Вовка поставит перед фактом, и тогда перед Максиком я предстану слюнтяем, или трусом, или еще кем-то непрезентабельным. Поэтому, чтобы сохранить свою честь в глазах братьев, я таскался за Вовкой по аллеям и паркам.

– Хоть город посмотрим, – пояснял он свою активность. – Скоро это станет непозволительной роскошью.

Он уже не первый раз повторял это, и мне бы стоило поинтересоваться нашим будущим, но я был слишком расстроен из-за Максика. Я чувствовал пропасть между нами и младшим братом, и эта попасть казалась мне непреодолимой. И вот, когда мы добрались до набережной и молча смотрели на слепящее глаза море, у Вовки зазвонил мобильный.

– Что я говорил! Наш мальчик остыл и все обдумал, – улыбнулся брат и включил телефон на громкую связь. – Слушаю.

– Это Володя? – вдруг раздался в трубке женский голос, и мы с Вовкой обменялись недоуменным взглядами.

– Да, это я.

– Это Ольга Петрова, – тетя произнесла свою фамилию на болгарский манер, с ударением на первый слог. – Нам нужно поговорить. Мы можем увидеться?

– Можем. Называйте место и время.

– Приходите к нам домой. Я хочу, чтобы Максим тоже присутствовал, – голос у тети дрожал, она шмыгала носом, видимо, только что плакала.

– Хорошо, мы придем. Говорите адрес.

Тетя Оля назвала улицу, номер дома и квартиры, Вовка повторил это, как будто записывал. Я удивлялся его умению конспирации.

– Мы будем через час-полтора, – сообщил брат и положил трубку.

– Это ловушка, – высказался я.

– Не думаю. Слишком мало времени на подготовку.

– А вдруг все было затеяно, как только Максик отправился к нам на встречу?

– Мне нравится твоя осторожность, Женька, – брат хлопнул меня по плечу и направился к стоянке. – И чтобы удовлетворить ее, мы приедем пораньше и все разведаем.

По пути к дому Максика Вовка прочел мне лекцию относительно ловушек и западней.

– Сидение в засаде требует большой выдержки, почти самоотречения, – говорил он. – Ты должен раствориться в пейзаже, стать его частью. Биение твоего сердца должно означать только, что ты жив, но ни в коем случае не должно отражать то, что ты чувствуешь. Ты вообще не должен ничего чувствовать – ни азарта, ни страха, ни сомнения, ни усталости. Сие мастерство постигают немногие в этом мире. Даже хищники, жизнь которых напрямую зависит от выслеживания добычи. Люди вообще не умеют строить засады. Им кажется, что они затаились, что надежно замаскировались, но их выдает биение сердца. Оно отражает эмоции, каждый его удар – это адреналин, страх, предвкушение. Это очень легко почувствовать.

– Как?

– Расслабься, обратись в слух и улавливай эти волны. С каждым ударом сердце выдает волну, как круги по воде, – Вовка стал сжимать и разжимать кулак, изображая биение сердца. – Оно распространяет их вокруг себя. И чем ближе ты к засаде, тем яснее чувствуешь флюиды. Опасность, тревогу или, наоборот, неожиданный подъем. Или воздух вдруг стал гуще, его труднее вдыхать и выдыхать. Или, может, ты ощущаешь легкое жжение на коже? Это первые признаки засады. Если ты совсем близко, то можно даже уловить биение сердца. Быстрое, в рваном ритме – азарт; быстрое, но холодное – страх; медленное, но каждый толчок сильный – ненависть или месть.

От этого рассказа у меня внутри все сжалось, как в детстве – от захватывающего поворота в книге. Мне не терпелось скорее испробовать эту методику, поэтому, когда мы въехали во двор, я прикрыл глаза и попытался прислушаться, но ничего не услышал. Просто какой-то гул. Вовка в этот момент осматривался.

– Полиции нет, никого подозрительного тоже, – выдал он. – Идем!

На наше счастье, из подъезда выходил пожилой мужчина, и мы проникли внутрь, не обнаруживая своего присутствия. У двери квартиры Петровых мы простояли минут десять. Вовка ждал, когда подойдет назначенное время встречи, а я прислушивался к окружающему миру, как только что научил меня брат. Не услышал ни ненависти, ни страха – только боль. Или что-то на нее похожее: холодное, острое ощущение, от которого веяло темнотой и одиночеством.

Вовка нажал на кнопку звонка, и в этот момент мне захотелось сбежать. Я собрал волю в кулак и нацепил на лицо выражение холодной учтивости. Нам открыла тетя Оля. Она сильно изменилась за прошедшие годы. Я готов был поклясться, что больше всего в ее переменах была виновата смерть мужа.

Тетя Оля взглянула на нас испуганно, но тут же опустила глаза.

– Проходите.

– Здравствуйте, – заговорил Вовка таким тоном, словно все здесь присутствующие были рады встрече. – Думаю, представляться нам не нужно?

– Нет, – тетя слабо улыбнулась. – Женя – вылитый Сережа! Просто копия. Хочешь, покажу фотографии?

Она смотрела на меня с мольбой, и я согласно кивнул. Надо же было как-то сгладить неловкость встречи.

– Проходите сюда, – тетя Оля распахнула двери гостиной. – Я сейчас чайку поставлю.

Мы с Вовкой прошли в комнату и сели на диван. Было забавно легально находиться в квартире, в которую вчера утром мы посетили без ведома хозяев.

– Максим, может, выйдешь? – с надеждой поинтересовалась тетя Оля, проходя мимо двери комнаты сына.

– Не выйдет он, – негромко отрезал Вовка и откинулся на спинку. – Он зол как черт, зачем ему выходить?

– С нами поговорить, – предположил я.

– В присутствии матери – ни за что!

Мне было несколько обидно, что Вовка лучше меня разбирался в психологии подростков, хотя я сам только-только вышел из этого возраста.

Тетя Оля вернулась с подносом, где стоял заварочный чайник, чашки, вазочка с печеньем и горкой лежали конфеты. Составив все это на журнальный столик, она пододвинула его к нам:

– Я не знала, что вы приедете. Могли бы позвонить, я бы встретила…

– Не хотели вас беспокоить. С того света, – в Вовкиной вежливости чувствовалась едкость.

– Простите, – тетя всхлипнула и села на краешек кресла, сложив руки на коленях. – Мне правда жаль, что так получилось. Я хотела как лучше. Но я могу вам все объяснить.

За стеклянными дверями зала я краем глаза заметил движение: Максик занял место в засаде и затаился. Вовка был прав: перед матерью он не хотел появляться, но и пропустить столь важный разговор он не мог.

– Вы не нам объясняйте, а сыну своему.

– Вам тоже. Это важно, – тетя Оля сделала глубокий вдох. – Это началось еще на свадьбе ваших родителей. Мы приехали с Антоном на неделю: помочь в подготовке и потом еще после праздника три дня погостили. И в день перед отъездом ваша мама подошла ко мне и сказала: «Оля, если со мной что-то случится – присмотри за мальчиками!» Я тогда не придала значения ее словам, списала это на послесвадебную усталость – мало ли! А на следующий год мы снова встретились, на Волге. Помните?

Я смутно помнил, что это была Волга. Помню, мы и Петровы сняли домик в небольшой деревушке под Сызранью и прожили там почти весь июль. Ходили купаться, собирали ягоды, плавали на теплоходе. И поскольку двухлетним Максиком занимались аж четверо взрослых, мы с Вовкой были предоставлены сами себе – самый счастливый период в моей жизни. Он нашел разбитый велосипед и починил его, и мы гоняли целый день – вдоль Волги, по деревне, по лесу, по шоссе. Мы пекли на костре хлеб, мы пили из родников, мы лазали по деревьям. Весь мир тогда состоял из меня и брата.