Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.) - Зверев Вадим - Страница 6

Представленные в архивных делах аргументы и факты (главным образом аналитика и статистика) помогли автору опровергнуть утверждения М. Ронге о мизерном количестве австрийской агентуры и невысоком финансировании ее деятельности в России. В результате чего была подвергнута ревизии не только позиция мемуариста, но и оказалась несостоятельной единственная трактовка истории австрийского шпионажа в России, доминирующая в отечественной исторической науке.

Отдельной строкой были отмечены особенности и некоторые итоги разведывательного вмешательства Британии, а также Швеции, Румынии и Турции в приграничные интересы российского государства. Оперируя неопубликованными документами ГАРФ (ф. 102, оп. 316 (дела об иностранном шпионаже в Российской империи. 1908–1913 гг.)), удалось расширить существующий в литературе перечень шпионских преступлений и выяснить дополнительные агентурные возможности соседних стран.

Разбираясь в особенностях деятельности азиатских разведок (японской и китайской), мы предпочли минимизировать собственное обращение к общепринятой концепции изучения истории иностранного шпионажа и отечественных органов госбезопасности, основывающейся на учете лишь документов русской контрразведки/разведки, разыскных органов Департамента полиции МВД и прочих заинтересованных ведомств.

Приоритет был отдан журналам и газетам тех лет. Наше внимание было сконцентрировано на обработке множества периодических изданий[49]. Выбранные более 30 сообщений/статей об актуальных вопросах международного шпионажа и его недавнем прошлом в России позволили посмотреть на это военно-криминальное явление непрофессиональным (невоенным и неполицейским) взглядом, а глазами журналистов, редакторов и издателей. Их независимые суждения, как выяснилось, являлись одним из немногих источников осведомления высших (законодательных) органов власти о шпионаже и его специфике. Подтверждая этот тезис и констатируя важность газетно-урнальной информации, депутат III Государственной Думы Ф.Н. Чиликин заявлял с трибуны: «Говорить вам, в каких оно (шпионство. – В.3.) формах проявляется, к каким приемам прибегают японские шпионы, я не буду. Все это не раз излагалось на страницах «Нового Времени», других газет и на станицах Дальневосточной прессы…» (см. Приложение 7).

Взятый за основу исследовательский подход создал дополнительные условия для расширения представления исторической науки о функционировании ведущей спецслужбы Восточной Азии – японской разведки – в отдаленных регионах России (на Дальнем Востоке и в Сибири). В результате стали известными новые приемы шпионажа японцев. Например: разведка неприятельских войск в обмен на удерживаемых заложников, военное обследование тихоокеанских берегов России под прикрытием рыбных промыслов, топографическая разведка Камчатки при поддержке кораблей японского флота, «инженерно-технический туризм», «военный туризм». Также были получены дополнительные данные о конкретных событиях военно-шпионских преступлений.

Редкие новости о китайском разведывательном проникновении в военную (прежде всего, в пограничную) сферу своего северного соседа явились не только находкой, но и поводом для рассуждений о возникновении в Китае государственной разведывательной структуры и ее первых самостоятельных шагах.

Наконец, пролить свет на межвоенную историю средневосточной (афганской) разведки в Российской империи помогли хранящиеся в ГАРФ дела (опись 316 фонд 102). Они дали возможность придти к неожиданному и обоснованному выводу о наличии у афганцев локальной шпионской сети в пограничных русских населенных пунктах.

Подытоживая сказанное об авторском вкладе в изучение иностранного шпионажа в самодержавной России, сделаем немаловажное добавление. Помимо первоисточников и уже отмеченной издательской продукции в поле нашего зрения попали 14 журналов и газет общероссийского и регионального значения или 4 346 конкретных номеров. В них обнаружены 96 заметок о фактах шпионажа в пользу Германии, Австро-Венгрии, Англии, Швеции, Японии, Китая и неустановленных нами государств (см. Приложение З[50]). Полученная статистика помогла подтвердить и обновить уже имеющиеся в научной литературе данные о количестве лиц, арестованных и осужденных за сотрудничество с разведывательными органами перечисленных стран. Кроме того, с ее помощью было сформировано представление о национальной, социальной и профессиональной принадлежности выявленных шпионов. Наконец, интенсивность и тождественность появлявшихся газетных новостей о шпионаже дала основание убедиться в наличии максимального уровня шпионской угрозы/опасности, который отмечался, в первую очередь, в приграничных военных округах Российской империи перед Первой мировой войной[51].

В основу анализа проблемы «утечки» важных сведений за рубеж путем их публикации в средствах периодической печати России были положены результаты прочтения десятков газетных и журнальных сообщений, освещавших ее военную и морскую сферу до, во время и после войны с японцами. Удалось придти к пониманию того, что военные сводки оперативного значения, а позже проблемы милитаризма и маринизма были одними из самых востребованных в читательских кругах (в том числе среди иностранцев). Безусловный интерес для зарубежных разведок представляли статьи и заметки, вбиравшие в себя информацию, которая поступала из военного и морского министерств, а также произведения военных теоретиков[52]. Они рассказывали о распоряжениях по войскам и флотам; результатах военных маневров и смотров; корабельном составе, состоянии, ремонте и модернизации флота; командирском корпусе; политической благонадежности военнослужащих и их моральных качествах; реорганизации полевой артиллерии; строительстве воздухоплавательных аппаратов; особенностях функционирования заводов-подрядчиков, выполнявших военные и морские заказы.

Русская периодическая печать, без разбора знакомившая с подобными данными, вплоть до середины 1912 г. воспринималась военными ведомствами европейских и азиатских держав как уникальный и не имеющий аналогов источник разглашения (в некоторых случаях и рассекречивания) военных и морских сведений об оборонной мощи России.

Переходя ко второй главе «Укрепление внешней безопасности Российской империи в центре и на местах», важно отметить, что проблематика межведомственных консультаций по вопросам постановки борьбы со шпионами на местах, как, собственно, и процесс выявления таковых в рамках определенной нами хронологии, получили свое всестороннее и подробное освещение в опубликованных работах. Между тем ни в одной из них не затрагивались ключевые аспекты организации этой борьбы (создание и финансирование органов военной контрразведки, процесс принятия закона о шпионаже и др.) на уровне высших и центральных исполнительных, а также законодательных учреждений в качестве самостоятельного предмета научного изыскания. Не был также рассмотрен и региональный уровень организации противодействия иностранным разведкам.

На наш взгляд, настало время восполнить образовавшийся пробел в научных знаниях и перевернуть очередную страницу истории царских спецслужб. Для чего пришлось задаться вопросом о роли центральных и местных органов власти в ходе инициирования мер оперативного реагирования на военно-шпионскую угрозу/опасность извне. Потребовалось узнать процедуру прохождения законопроектов по противодействию иностранному шпионажу в масштабах всего государства и в отдельных его регионах в правительстве, Государственной Думе и в меньшей степени в Государственном Совете. Наконец, возникла необходимость дать оценку работе военно-политического руководства России по укреплению внешней безопасности западного (наиболее шпионоопасного) участка ее обороны.

Видное место в ряду этих задач было отведено раскрытию персональной роли министров, глав ведомств и местных органов управления на поприще всеобщего отпора шпионам. Мы обратились к изучению личного вклада тех из них, чьи заслуги были недооценены или незаслуженно приуменьшены в российской историографии.