Такой чудесный день - Левин Айра - Страница 6

В 146-м семью Скола и почти всех ее соседей перевели в АФР71680. В их новом, только что построенном доме лежали зеленые, а не серые дорожки в коридорах, экраны телевизоров были шире, а мебель – мягкой, но не регулируемой.

Пришлось ко многому привыкать: жаркому климату, тонким и светлым комбинезонам, старому, медленному, вечно ломающемуся монорельсу, солоноватым и каким-то невкусным макси-кейкам в зеленоватой фольге.

Новой наставницей Скола и его семьи стала Мэри СЗ14Л 8584. Она была на год старше матери, хотя выглядела моложе.

Приноровившись к жизни в 71680 – школа, по крайней мере, ничуть не отличалась, – Скол возобновил развлечение хотением. Теперь он понимал, что профессии сильно разнятся, и гадал, что же выберет для него Уни, когда придет время. Уни, с его двумя этажами холодных стальных блоков и пустыми отдающими эхом коридорами… Жаль, что дедушка Ян не сводил его ниже, к людям. Было бы спокойнее думать, что профессию тебе выбирает не только компьютер, а и несколько товарищей; если что-то не нравится, можно попробовать объяснить…

Дедушка звонил дважды в год – запрашивал чаще, но не получал разрешения. Он постарел, в улыбке пряталась усталость. Часть США60607 перестраивали, и он руководил проектом. Скол с радостью сказал бы ему, что тренируется хотеть, однако рядом перед экраном стояли родители с Мирой. Однажды, в самом конце, он произнес: «Я стараюсь», – и дедушка Ян улыбнулся, совсем как раньше, и ответил: «Молодчина!»

После звонка отец спросил:

– Стараешься что?

– Ничего.

– Нет, ты на что-то намекал.

Скол передернул плечами.

Мэри СЗ во время следующей встречи тоже завела разговор.

– Что ты имел в виду, когда сказал дедушке, что стараешься?

– Ничего.

– Ли, – укоризненно поглядела Мэри, – стараешься что?

– Не скучать по нему. Когда его перевели в Сша, он просил меня не скучать, потому что все товарищи одинаковые и он в любом случае будет звонить при первой возможности.

– Ясно. – Она продолжала с сомнением смотреть на Скола. – Почему же ты сразу не объяснил?

Он пожал плечами.

– Ты по нему скучаешь?

– Немного. Стараюсь не скучать.

Начался секс, и думать о нем было еще круче, чем упражняться в хотении. Скол и раньше слышал, что оргазм – штука крайне приятная, но не ожидал такой почти невыносимой сладости собирания всех чувств в одно, восторга кульминации и следующей за ним блаженной бессильной истомы. И не он один – всему классу это было в новинку. Они ни о чем другом не говорили и с удовольствием посвятили бы сексу все свое время. Скол с трудом сосредоточивался на электронике и астрономии, не говоря уже о различиях между профессиями.

Несколько месяцев спустя, однако, они успокоились, привыкли и отвели новому наслаждению в недельной рутине его законный субботний вечер.

В одну из таких суббот, когда Сколу исполнилось четырнадцать, он с друзьями поехал на великах на красивый белый пляж в нескольких километрах к северу от АФР71680. Солнце тонуло в океане. Они прыгали, толкали друг друга и брызгались в розоватых пенных волнах, а потом сидели вокруг костра на песке и угощались кейками, колой и ломкими сладкими кусочками разбитого тут же кокоса. Слушали блокфлейту, на которой пытался играть один из ребят. А когда пламя распалось на угли, разошлись по парам, каждая на свое одеяло.

Девушку Скола звали Анна ВФ, и после оргазма – как показалось, самого лучшего в жизни – накатила нежность и захотелось ей за это наслаждение что-то дать. Карл ГГ подарил Йин АП красивую ракушку, Ли ОС своей спутнице – музыку, тихо наигрывая сейчас на флейте. У Скола для Анны не было ни ракушки, ни песни – совсем ничего, кроме разве что мыслей.

– Давай думать о чем-нибудь интересном, – предложил он, лежа навзничь и обнимая ее одной рукой.

– Ага. – Она прижалась теснее, положила голову ему на плечо, а руку – на грудь.

Он чмокнул ее в лоб.

– Например, о разных профессиях…

– М-м?

– Какую бы ты выбрала, если бы пришлось выбирать?

– Выбирать?

– Да.

– Как это?

– Выбирать. Иметь. Заниматься. Что тебе больше нравится? Врач, инженер, наставник…

Она подперла голову рукой и прищурилась.

– То есть?

Он вздохнул.

– Нам назначат профессию, так?

– Так.

– А если бы нет? Если бы пришлось выбирать самим?

– Дребедень какая-то, – отозвалась она, рисуя пальцем у него на груди.

– Интересно же.

– Давай опять трахаться.

– Погоди. Представляешь, всякие профессии. И нам решать…

– Не хочу. – Она перестала водить пальцем. – Это бред. А ты чокнулся. За нас выбирают, и думать тут не о чем. Уни знает, какие у нас…

– Да пошел он в драку! Притворись на минуту, что мы живем в…

Анна перевернулась на живот, затылком к нему, и напряженно застыла.

– Извини, – сказал он.

– Мне тебя жалко. Ты болен.

– Нет.

Она молчала.

Скол сел и в отчаянии поглядел на ее непреклонную спину.

– Нечаянно вырвалось. Прости.

Тишина.

– Это же всего-навсего слово, Анна.

– Ты болен.

– О, злость возьми!

– Вот видишь!

– Слушай. Забудь. Забудь все, а? Просто забудь. – Он погладил ее между бедрами, но она сомкнула их, не пуская его руку.

– Ладно тебе! Что ты дуешься! Я же извинился. Давай трахаться. Хочешь, полижу?

Через некоторое время она расслабила ноги и позволила себя пощекотать.

Потом села.

– Ли, ты больной?

– Нет. – Он выдавил смешок. – Вовсе нет.

– Выбирать профессию!.. Сказанул! Да каким образом? Мы не можем все учесть!

– Просто думаю об этом. Нечасто. Почти никогда.

– Чудные у тебя мысли. Звучит… прямо до-У.

– Больше не буду, обещаю. – Он поднял правую руку, и браслет съехал. – Клянусь любовью к Семье! Иди сюда, я тебя полижу.

Она с озабоченным видом опустилась на одеяло.

На следующее утро без пяти десять позвонила Мэри СЗ. Попросила зайти.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Иду.

– Зачем ты понадобился ей в воскресенье? – удивилась мать.

– Не знаю.

Скол знал. Анна ВФ позвонила наставнику.

Он ехал на эскалаторе, все вниз и вниз, гадая, много ли рассказала Анна и как ему теперь выкручиваться; неожиданно к горлу подступили слезы и захотелось признаться Мэри, что он больной и эгоистичный лгун. На соседних эскалаторах товарищи безмятежно улыбались и с удовольствием слушали бодрую музыку из динамиков; один он чувствовал себя виноватым и несчастным.

В отделении наставников было непривычно тихо. Кое-где переговаривались, однако большинство кабинок пустовало, на столах царил порядок, кресла ждали хозяев. В одной из кабинок товарищ в зеленом комбинезоне ковырял отверткой телефон.

Встав на кресло, Мэри украшала рождественскими флажками картину «Уэй обращается к химиотерапевтам». На столе лежали мотки красных и зеленых флажков, стоял открытый телекомп и контейнер чая.

– Это ты, Ли? – спросила она, не оборачиваясь. – Быстро!.. Садись.

Скол сел. На экране телекомпа горели зеленые символы. Кнопка «ввод» удерживалась в нажатом состоянии с помощью сувенирного пресс-папье из РОС81655.

– Не падай, – приказала Мэри гирлянде и, не отрывая от нее глаз, слезла. Флажки не шелохнулись.

Она придвинула кресло, улыбнулась и села; взглянула на экран, отхлебнула чая и снова улыбнулась.

– Товарищ говорит, что тебе нужна помощь. Девушка, которую ты вчера трахал, Анна… – Мэри бросила взгляд на экран. – ВФ35Х6143.

Скол кивнул.

– Я сказал неприличное слово.

– Два, но это не важно. По крайней мере, по сравнению с остальным. Ты предлагал представить, что нет Уникомпа, и выбрать себе профессию.

Скол принялся рассматривать красно-зеленые мотки флажков.

– И часто ты об этом думаешь, Ли?

– Только изредка. В свободный час или ночью; в школе и во время телепередач – ни разу.

– Ночь тоже считается. Ночью надо спать.