Знак Святого - Чартерис Лесли - Страница 31

• Предыдущая
• 31/54
• Следующая

Саймон Темплер словно набрал в легкие дыма и забыл его выпустить. Он весь напрягся и замер.

Но в эти, казалось, длящиеся вечно секунды его мозг поглощал всю информацию, вплоть до мелочей, анализировал ее, проводил дедукцию так же интенсивно, как легкие поглощали сигаретный дым. Постепенно вырисовывалась некая картина, в которой даже самый крошечный фрагмент имел определенный смысл. Несомненно, он потратил астрономическое количество времени, энергии и умственного труда, чтобы узнать, куда летит дикая утка, но разве это было напрасно? Дикая утка – только педант может возражать против такой метафоры, как нельзя лучше подходящей к данному случаю, – вернулась домой, чтобы высиживать яйца. Оставалось совсем не много неясных мест.

– В этом есть смысл, шериф. – Естественное звучание собственного голоса удивило его. – Я потратил около двенадцати часов, чтобы дать заманить себя в умело расставленные сети. Но как же насчет Джесса? Он действительно приказал Дженнету стрелять в меня?

И тут впервые заговорил Роджерс, ровным, бесцветным голосом:

– Да, я приказал выстрелить в вас, но ни в коем случае не попадать. Я решил посмотреть, что из этого выйдет.

– Вот видишь, сынок, – объяснил Хаскинс, – ты дал возможность втянуть себя в мощный заговор. Сегодня я узнал, что Джесс работает здесь, как бы ты сказал, «негласно» на министерство юстиции. Но меня это тоже не удивило. Мне уже давно известно, что этот ресторан является прибежищем американских нацистов.

– Конечно, – произнес Святой с живостью в голосе, которая была почти неуловима. – Конечно...

И он почувствовал прилив свежих мыслей, ясности и легкости ума. Теперь все встало на свои места – обрело четкие очертания. Единственное, что его удивляло, так это то, что он сам недодумал все до конца. Последние слова Хаскинса замкнули цепочку.

Штаб американских нацистов[13]. И эти все весельчаки. Карина пыталась объяснить это ему, что называется, положила информацию ему в рот, а он не удосужился ее проглотить. Вот ловушка, в которую он чуть было не попал. Эта мрачная, замысловатая тевтонская тщательность. Можно было почти воочию увидеть руку самого Гиммлера. Но между Гиммлером и его жертвами здесь, в Майами, как и в любом другом уголке мира, окутанном паутиной интриг и саботажа, в этом тайном обществе, которое не мог осмелиться достаточно убедительно описать ни один писатель-фантаст, были еще и посредники – выученики Гиммлера. Кто же здесь выступал этим посредником? Местный лейтенант такого гангстеризма, о котором цезари гражданского преступного мира и не могли мечтать? Нет, не лейтенант. А капитан. Капитан Фрэд. Человек, в котором Саймон сразу разгадал главаря, хотя внешне все выглядело так, будто приказы отдает Марч. Это был Фрэд, вне всякого сомнения. Иногда Саймон сомневался, но чаще у него возникала уверенность, рожденная вдохновением. Конечно же, посредником должен быть Фрэд. Именно от него тянулись нити к Марчу, Джилбеку, Международному инвестиционному фонду, торпедированному танкеру и даже к утонувшему матросу со спасательным жилетом с маркировкой британской подводной лодки. Все, все нанизывалось на один крючок... Оставались неясными несколько мелких деталей, но их выяснение не составит труда. Разгадка найдена, все факты четко выстраивались в логически завершенную линию...

– Конечно, – произнес Святой, как будто прошла целая вечность. – Джесс не мог долго находиться под прикрытием, как он рассчитывал. Он навлек на себя чье-то подозрение, и этого было достаточно, чтобы избавиться сразу от нас обоих.

– Я тоже так думаю. – Наконец Роджерс встал, и Саймон подивился тому, какие проницательные у него глаза. – Я все время наблюдал за вами и понял, что вы говорите правду. Но Хаскинс не спросил, почему они хотели избавиться от вас.

Саймон закурил очередную сигарету. Так как ему были известны некоторые факты, о которых не знали Роджерс и Хаскинс, то он мог нарисовать более полную картину происходящих событий. И тут его обуяло свойственное ему безрассудство, которое сплошь и рядом было чревато смертельной опасностью, но в то же время приносило удовлетворение. У него в руках был ключ к жизни, и ему хотелось им воспользоваться.

– Единственное, что мне приходит в голову, – ответил Саймон, – так это то, что исчезновение Джилбеков каким-то образом связано с этими событиями. Они были уверены, что я непременно проявлю интерес к этому делу и что я представляю для них реальную опасность. Если они, конечно, вообще принимали меня в расчет. Может быть, они просто искали козла отпущения и, узнав, что я в городе, решили отправить меня в более безопасное для них место. Но исчезновение Джилбеков наверняка имеет отношение ко всей этой истории, поскольку «друг» сначала отправил шерифа ко мне, разузнать о записке на «Мираже».

Искренность Саймона была вполне убедительной.

– И вы до сих пор не уяснили для себя, какое отношение ко всему этому имеет Джилбек? – спросил Роджерс, не сводя с него глаз.

– Нет, – солгал Саймон робко. – Если бы у меня были хоть какие-нибудь версии на этот счет, я бы мог спать спокойно.

Роджерс посидел еще с минуту, потом встал. Он подошел к окну и тихо свистнул. Двое полицейских маячили в темноте. Роджерс отвернулся от окна, а Хаскинс сказал:

– Ребята, вот те два парня в углу уверены, что Майами-Бич – передовая линия фронта. Мне хотелось бы, чтобы вы отправили их в город и охладили их патриотический дух. – Он взял оба револьвера в левую руку и, протягивая их Роджерсу и Саймону, сказал: – Заберите это с собой и зарегистрируйте как незаконно хранившееся оружие.

– Вы еще о нас услышите, – взревел Твидлдум, когда шериф указал им на окно. – У нас есть законное право...

Хаскинс прищурил один глаз и сказал:

– Наше местное гестапо знает о вас все, и боюсь, что вам зададут перцу больше, чем у вас там, дома. А пока я дам вам бумагу и вы напишете своему боссу, чтобы он, черт его подери, оставил свое мировоззрение дома.

Когда оба выбрались через окно, Саймон храбро заявил:

– Если вы обо всем знали раньше, почему не навели здесь порядок?

– Иногда место, подобное этому, очень полезно, – объявил Роджерс. – Если знаешь, где плавает мелкая рыбешка, наверняка можно узнать, где собирается рыба и покрупнее.

– А кто же здесь крупная рыба?

– Вот за этим меня сюда и послали, – пожал плечами Роджерс. – Вероятно, крупная рыба заметила меня раньше, чем я заметил ее. Но, надеюсь, это не имеет большого значения. Кто-нибудь другой зацепит ее там, где она соскользнула с моего крючка, и в конце концов мы выловим ее. Даже если их план сработает, тоже не страшно.

– Вероятно, весьма утешительно иметь такой философский взгляд на вещи, – заметил Святой.

Хаскинс убрал свой револьвер.

– Сынок, – обратился он к Саймону, – в этой стране всегда разрешалось плохим мальчикам немножко поиграть, если они того хотели. Мы даем возможность оловянным солдатикам помаршировать, и походить строем в нашей мирной стране, и помахать свастикой, и поприветствовать Гитлера, и попытаться разрушить демократию, которая дает каждому возможность кричать, что ему благорассудится, даже если у него такая точка зрения, которую те, кто с ней не согласен, не должны позволять излагать даже шепотом. Мы действуем в соответствии с Конституцией, а Конституция гарантирует эти права. И мы даем им свободу попытаться отнять эту свободу, за которую основатели нашей страны отдали свои жизни. Мы так боимся, что нас обвинят в том, что мы сами такие же, как они, что мы скорее позволим им создать и вооружить собственную армию, чтобы навязать нам свои идеи, чем дать им повод говорить, что мы лишаем их той свободы, которую они хотят у нас отнять. Вот почему мы самая великая в мире страна, а все смеются до коликов, глядя на нас.

Наступило молчание. Затем довольно спокойно заговорил Саймон:

– Никто не посягает, на твою страну... Я еще нужен вам здесь?

• Предыдущая
• 31/54
• Следующая