Вендетта для Святого - Гаррисон Гарри - Страница 20

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая

— Без шуток, Святой, я тебе уже говорил. Сиди тихо, отвечай как следует и не зли меня.

Саймон потряс головой, пытаясь избавиться от шума в голове, вызванного новым ударом.

— У меня была прекрасная идея, Аль, — сказал он как можно спокойнее, хотя ледяная стужа его голубых глаз испугала бы любого менее чувствительного, чем стоящий перед ним мафиози. — Ты просто гениально сообразил, что прежде всего я проверю твой семейный склеп. Или это Джина тебе сказала?

— Она знала?!

Святой был готов откусить себе язык. Теперь, если Джина не выдала его, он предал ее. Оказалось, что с головой у него хуже, чем казалось.

— Не в том дело, — пробовал он исправить ошибку. — Мне просто интересно, ты сам додумался или она помогла? Уж больно она старалась меня расколоть целый день. Но я ей не говорил, не настолько я глуп, чтобы не сообразить, к чему все это.

С непроницаемым лицом Дестамио всматривался в Саймона:

— Я хочу знать гораздо больше того, что ты ей сказал. Что ты хотел рассказать полиции, когда меня пугал, ожидая, что я захочу тебя убрать? И как собираешься сделать это теперь?

— Очень просто, — ответил Саймон. — Все записано, положено в конверт и будет передано куда надо, если обладатель конверта не будет регулярно получать от меня вестей. Такие штуки практикуются издавна и все еще срабатывают. И не думай, что заставишь меня позвонить этому человеку и заявить, что все в порядке, потому что если я не воспользуюсь оговоренным кодом, там поймут, что кто-то держит меня на мушке.

— Я думаю, ты блефуешь, — ледяным тоном сказал Дестамио. — Но это не имеет значения. Прежде чем сдохнуть, ты скажешь мне, у кого конверт и какой код.

— Ты так думаешь?

Дестамио несколько секунд выдерживал неподвижный, спокойный взгляд Святого, потом откуда-то, из района его пупка вырвался хриплый хохот, как глухой отзвук землетрясения, раздвинув щель его безгубого рта.

— Не делай вид, что ты крутой. Я видел много таких, уделанных разными способами, и мало кто из них не проболтался. Но сегодня этого уже не нужно. У нас есть научные методы развязывать языки, и мы сразу будем знать, говоришь ли ты правду. Поэтому я не собираюсь тебе ничего обещать, как раньше. Просто сделаем укол, а когда ты все выложишь, сам пристрелю тебя. — Он подошел к дверям и позвал: — Энтра, дотторе.[17]

Саймон Темплер почувствовал, как замирает его сердце, и не только в переносном смысле. Аль Дестамио явно не шутил. Даже Святой со всей своей отвагой и выдержкой не мог бы противостоять химическим средствам. С улыбкой идиота говорил бы правду и только правду, и тогда помоги ему Господь.

Вошедший мужчина был коренастым и полным, он ничуть не походил на Дестамио. Ему даже не нужен был опознавательный знак в виде черной врачебной сумки, которую он держал в руках.

— Кто пациент? — спросил он, как будто придя домой с визитом.

— Это я, если хотите прописать мне что-нибудь от головной боли, то лучше всего стакан виски со льдом, — сказал Саймон.

Не реагируя, доктор открывал свою сумку.

— У вас нет противопоказаний? — спросил он равнодушным голосом специалиста. — Случается, пентотал натрия дает побочные эффекты, как, впрочем, и скополамин. Иногда трудно определить, что из них лучше.

— У меня аллергия на шарлатанов, — отрезал Святой. — Но не хочу быть невежливым. Возможно, вы авторитет среди коновалов.

— Афреттате, дотторе,[18] — подгонял Дестамио.

Но доктор был невозмутим. Он неторопливо вынул ампулу с прозрачной жидкостью и шприц, наполнил его и, подняв вверх, привычным жестом выдавил излишек жидкости, чтобы убрать пузырьки воздуха. Это явно было излишней предосторожностью, если учесть обещанную Дестамио программу, сулившую лучшие результаты, чем случайная закупорка.

Святой напряг кулаки, пробуя, как они связаны. Оказалось, они спутаны тонкой веревкой, ветхой от времени, эластичной и поддающейся растяжению, что он мог использовать, но чтобы это сделать, надо было придать плечам определенное положение, хорошо известное каскадерам для поддержания максимального равновесия, и мобилизовать все силы его необыкновенных мышц. Знал, что в конце концов сумеет освободиться, но предстоит несколько трудных минут. Ног ему не связали, и, пока врач приближался, Саймон собрал все силы и прицелился, приготовившись нанести безжалостный удар, который, если бы удался, несомненно, вызвал бы перерыв в процедуре допроса. Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем, ему нужно было выиграть драгоценное время. Оно чудесным образом было даровано ему человеком, который был похож на кого угодно, только не на посланца провидения и который в эту самую минуту широко распахнул двери и протарахтел что-то Дестамио на местном наречии. Саймон не разобрал ни слова, но на того, к кому обращались, сообщение подействовало немедленно. Дестамио повернулся и, чертыхнувшись, торопливо направился своей утиной походкой к дверям.

— Подождите, пока я вернусь, — бросил он через плечо, выходя.

Саймон пригляделся к доктору, который осторожно положил шприц в сумку и подошел к окну. Отодвинул грязную штору, распахнул окно, и Саймон без помех смог увидеть ночное небо. Отсутствие решеток было почти символичным; Саймон почувствовал внезапный прилив надежды. За его спиной мышцы рук торопливо, но аккуратно напрягались, натягивая веревки, делая все возможное, чтобы использовать посланный небесами шанс на спасение, избегая одновременно резких движений, которые могли бы его выдать.

— Что там случилось такое необычное, дотторе, — спросил он, не столько ожидая ответа, сколько стараясь заглушить звуки своих упражнений.

— Это дон Паскуале, — сказал доктор, стоя к Саймону спиной и продолжая дышать свежим воздухом. — Он очень стар и очень болен, и кроме меня здесь еще два медика, только чтобы еще раз доказать, что наука может облегчить старость, но никогда ее не излечит.

— Простите мне мое невежество, но кто такой дон Паскуале? И почему столько возни с его особой?

Доктор обернулся и с интересом взглянул на него.

— Ваше невежество действительно удивительно для человека, который обладает информацией, крайне нужной мафии. Дон Паскуале стоит во главе организации, а когда он умрет, придется выбирать нового вождя. Вот почему все остальные доны тоже тут.

— Грифы слетаются… — Саймон старался не показать того усилия, с которым напрягались и расслаблялись его мышцы. — Мне кажется, мой толстый приятель дон Алессандро хотел бы занять это место.

— Сомневаюсь, что его изберут. Слишком долго он не был на родине. Здесь на юге мы держимся замкнуто и несколько подозрительны в отношении всего заграничного.

— Что, кажется, никогда не мешало вашему экспорту эмиссаров мафии в менее замкнутые страны, вроде Соединенных Штатов. Думаю, ваша организация успешно соединяет свои бандитские схватки с международным опытом.

Доктор равнодушно пожал плечами. Или он был слишком сдержан, чтобы дать втянуть себя в дальнейшую дискуссию, или просто не интересовался, для чего Саймон оказался здесь. По-прежнему смотрел на Саймона так равнодушно, как будто разглядывал анатомический атлас, и Святой отчаянно напрягал свою изобретательность, чтобы придумать какой-то иной способ отвлечь внимание от все еще продолжавшихся упражнений.

Потом оба обернулись на звук открывшихся дверей. В них показался тот же посланец, который отозвал Дестамио.

— Ты, — обратился он к Саймону на нормальном итальянском языке, — пошли со мной.

— Синьор Дестамио хочет, чтобы он был здесь, потому что ему надо лечиться, — возразил доктор без всякого выражения.

— Это придется отложить, — отрезал мужчина. — За ним посылает дон Паскуале.

После такого разъяснения доктор тут же утратил интерес и занялся укладкой сумки, пока посланец поднимал Саймона с кровати, помогая ему встать на ноги. Они прошли затхлым коридором, по нескольким каменным ступеням поднялись в огромную кухню, потом через еще один короткий коридор и еще одни двери вошли в обширный зал в стиле барокко с роскошными коврами, картинами, коллекцией оружия и великолепными резными деревянными панелями. Тут Саймон понял, что каморка, в которой он пришел в себя, была только жалким чуланом в подвале дома, который вполне заслуживал название «палаццо».

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая