Повести и рассказы разных лет - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 58

• Предыдущая
• 58/115
• Следующая

Он, как мы уже говорили, то ли служил коммивояжером, то ли был предпринимателем: имел приличное состояние и ежедневно добавлял к нему небольшие суммы. Поэтому капелька нищеты — самая горькая из всех — в их чашу еще не просочилась. Любое горе переносится легче, ежели слезы падают на мягкую подушку, приглашающую страждущего откинуться на спину и в тишине красивого дома предаться размышлениям, не прерываемым мыслями о необходимости труда. Роскошь ведь и создана ради того, чтобы подсластить горечь.

Ярко-вишневый особняк, куда вселилась наша супружеская пара, являл собою один из оплотов этого района для избранных. Естественно, округа счастлива была принять таких соседей; семья двинулась вперед по новому отрезку жизненного пути уверенно и умиротворенно, не подозревая даже, что жестокая длань судьбы неумолимо толкает их к тому роковому финалу, о котором мы упомянули в начале нашего повествования.

Известно, что мрачные и жестокие представления древних греков о Судьбе погребены в глубинах веков; и тем не менее, окидывая мысленным взором перипетии данной истории, мы вынуждены признать, что ход ее — это дело рук все той же древней жестокой силы. Вот они, наши актеры, сами о том не подозревая, бредут к концу — и невидимый хор печально вздыхает, оплакивая их долю — совсем как в монашеском псалме.

По соседству с ними через несколько домов вниз по той же улице поселился некто Хенгист — весьма состоятельный человек, обладавший необычным характером. Это был одинокий мужчина тридцати пяти лет, успевший ступить на тот крутой склон, что стремительно несет путника к омуту холостяцкой старости. Так и оказался бы он вскоре на дне, невозвратно потерянный для внешнего мира, если бы невидимая рука не подхватила его и не приостановила в этом скольжении.

Диковинный характер сего джентльмена отличался подозрительностью и той эксцентричностью, что часто развивается от одиночества; заметна была в нем, кроме того, алчность, редко встречающаяся в молодых людях. Хенгист служил какое-то время в Индии, откуда был демобилизован по инвалидности, но с приличным состоянием. Получив что-то еще по наследству, он, слишком слабый здоровьем, чтобы приумножить свой капитал, отошел от дел и довольствовался лишь завистливым созерцанием внешнего хода жизни. Появились и покусительницы на его свободу: казалось, весь слабый пол объединился, дабы навязать ему habeas corpus. Мужчина, избравший в жизни тропу столь неопределенных очертаний, всегда должен помнить об обилии нежных разбойниц, поджидающих его в зарослях. Хенгист, однако, был не лишен обаяния, оказывал внимание благотворительным обществам и не уклонялся от мероприятий, коими склонность к благотворительности поверятся: подписных взносов.

Домашними его делами заправляла дама не то чтобы совсем пожилая, но так — допустимой степени древности. Долгими вечерами Хенгист читал у своего торшера, днем прогуливался по окрестностям, и время от времени с величайшей неохотой отправлялся в Лондон — в общем, убежден был, что преуспевает в искусстве убивать время. Однако и он неуклонно двигался к кризису, уготованному Судьбой. Ждать оставалось недолго.

Что за сюрприз уготовил ему Рок, догадаться нетрудно: надломленный одиночка — всегда наилегчайшая для него добыча. Каждое утро в ранний час мимо окон дома Хен-гиста проходила милая девушка с молочно-белым лицом: она отправлялась, чтобы, как ей представлялось, подышать свежим воздухом — на самом деле, конечно, — вдохнуть изрядную порцию пыли. Фигурка ее мелькала за окном с поразительной регулярностью и в одно и то же время, когда знакомый нам Хенгист восседал за столом среди кофейников, чайника и блюдец с булочками, не только скрытый от мира зеркальным стеклом, но и отгородившийся от него белым парусом развернутой на всю ширину утренней газеты. Совершенно автоматически он каждый раз поднимал голову и провожал девушку взглядом. Носитель истинно благонравных идей заподозрил бы в постоянстве этих утренних появлений неладное — приманку, выставленную на пути к ловушке, — но девушка была совершенно лишена каких бы то ни было корыстных и неблаговидных намерений. За окнами любого особняка здесь можно было увидеть джентльменов за тем же занятием, что и наш герой: такого рода утренние церемонии за зеркальными стеклами были в этом районе делом обыденным.

Угадать дальнейший ход событий нам не составит труда. Каждый склонен рано или поздно проявлять интерес ко всему, что становится привычным. Хенгист, человек непредсказуемый и подозрительный, стал привыкать к появлениям девушки и ждать их; когда же дождь или иная помеха вынуждали девушку остаться дома, он чувствовал себя так, словно его обманным путем лишили важного блюда. Женщины в целом представлялись ему жадными хищницами (по крайней мере в отношении мужчин, отягощенных деньгами), но, будучи в своем укрытии неуязвимым, он мог разглядывать ее в свое удовольствие.

А потом, как обычно и бывает, подвернулся удобный случай. Высшие силы, устраивающие подобные встречи, прибегают, как правило, к услугами мелких посредников — потерявшейся собачонки, кошечки или птички. На этот раз выбор пал на птичку. Как-то вечером из комнаты юной леди вылетел попугайчик с цепочкой на лапке и, спасаясь от преследования, стал перелетать с одного забора на другой. Мистер Хенгист, находившийся у себя в саду, тут же ловко его изловил. Вскоре к нему зашел отец девушки — джентльмен с печальным лицом — и получил беглеца в свои руки; но прежде хозяин усадил его отдохнуть (хоть тот вовсе и не устал). Обменявшись мнениями по поводу плохой уборки улиц, недостаточной помывки мостовых и тому подобных вопросов, гость ушел. Хенгист не преминул упрочить наметившийся фундамент знакомства. Время от времени они стали встречаться — то в дилижансе по пути в Лондон, то на улице, — и каждый раз джентльмен с печальным лицом скорее терпел компаньона, нежели жаждал с ним встречи.

Действуя в привычной для себя осторожной манере — то недоверчиво отступая, то снова переходя в наступление, — Хенгист, наконец, появился в доме, был представлен хозяйке и девушке, той самой, что сделала своей привычкой совершать регулярный моцион мимо окон его дома. Не лишенный определенного обаяния, он очень скоро сделался здесь завсегдатаем. Хозяева не жаждали его компании. Родителей новое знакомство если и радовало, то лишь как возможное развлечение для дочери, влачившей монотонное существование. Потому что Хенгиста, при всех его странностях, никак нельзя было упрекнуть в пустоте и бессодержательности. Он много путешествовал, кое-что повидал на своем веку и всегда готов был произнести обстоятельную речь или бросить колкую реплику, как правило, прелюбопытную. Очень скоро он стал своим в семье: приходил сюда вечерами, когда ему было удобно, читал книги — вслух или про себя, — в общем, обрел здесь нечто вроде достаточно приятного клуба.

Иногда приезжал кузен из Лондона — шумный веселый простак с открытым лицом, языком без костей и душой нараспашку. Звали кузена Уилсден: он выглядел полной противоположностью сдержанному соседу и смотрел на него, по правде говоря, сверху вниз, как на неполноценного, нередко над ним подшучивал и даже дал прозвище. Впрочем, кузену редко удавалось наезжать вечерами: в этом смысле Хенгист имел перед ним неоспоримое преимущество. А вечернее время, известно, — важнейшая пора человеческого общения.

Иногда Хенгист спохватывался: да ведь он уже на краю пропасти! Что если перед ним — компания интриганов, вознамерившихся искусно прибрать к рукам его свободу? Пугаясь подобных мыслей, он не появлялся неделю-другую; потом, видя, что штурмовать его замок никто не собирается, более того, не проявляет особого желания его видеть, — с величайшим облегчением и покаянным видом возвращался по собственной воле. Обнаруживая, что за время его отсутствия шумливый кузен успел перехватить инициативу, он начинал странно досадовать на себя, чем, наверное, проявлял ревность. Хенгист приходил и уходил, некоторое время воздерживался от визитов и возобновлял их опять, все более увлекаясь белоликой девушкой.

• Предыдущая
• 58/115
• Следующая