Повести и рассказы разных лет - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 65

• Предыдущая
• 65/115
• Следующая

Отдаленный вопль прозвучал во мраке, за ним другой — короткий и резкий, как крик кроншнепа.

— Это Енох! — воскликнул дядя, больно стиснув мне Запястье. — Они убивают старого доброго Еноха, мерзавцы!

Снова раздался отчаянный крик, но уже значительно ближе. Я услыхал топот ног бегущего человека и хриплый голос, зовущий на помощь.

— Они гонятся за ним! — закричал дядя, бросаясь к парадному входу. Он схватил фонарь и приблизил его к окошечку в двери. Широкий желтый луч света вырвал из темноты бегущую человеческую фигуру. Беглец стремительно мчался прямо на нас. Голова его была наклонена вниз, а полы черного плаща развевались за спиной. Сзади и по бокам, на грани тьмы и света, мелькали смутные фигуры преследователей.

— Засов! Скорее засов! — выдохнул дядя. Пока я поворачивал ключ, он тянул его на себя, и как только дверь открылась, мы вдвоем распахнули тяжелую створку, чтобы впустить беглеца. Он влетел внутрь и тут же развернулся в нашу сторону с торжествующим возгласом на устах:

— Вперед, ребята! Все наверх! Все наверх! Давай, не зевай, скорей поспешай!

Все было проделано так быстро и четко, что дом оказался взят приступом прежде, чем мы успели сообразить, что подверглись нападению. Коридор внезапно наполнился атакующими в матросской одежде. Я чудом вывернулся из захвата одного из них и рванулся к составленным у окна ружьям, но мгновение спустя с грохотом распростерся на каменных плитах пола, так как в меня успели вцепиться еще двое. Они действовали с удивительной ловкостью и быстротой: как я ни сопротивлялся, руки мои в мгновение ока оказались связаны, а самого меня отволокли в угол, целого и невредимого, но крайне удрученного той легкостью, с которой нападавшие преодолели наши оборонительные порядки, поймав нас на нехитрую, в общем-то, уловку. Они даже не потрудились связать дядю Стивена. Его просто толкнули в кресло и оставили в нем, а остальные тем временем позаботились прибрать к рукам весь наш арсенал. Страшная бледность покрывала дядино лицо. Его коротенькое грузное тело и абсурдный венчик окаймляющих лысину кудряшек странным образом контрастировали с окружающими его фигурами, исполненными примитивной мощи и угрозы.

Всего их было шестеро. Одного из них я сразу узнал по серьгам в ушах это его мы встретили на дороге накануне вечером. То были ладно сложенные, мускулистые парни с потемневшими от ветра и загара лицами, по матросской моде украшенными пышными бакенбардами. В центре толпы, опираясь на стол, стоял тот самый малый с веснушками, которого я видел ночью на торфянике. Черный плащ, взятый из дому несчастным Енохом, все еще свисал у него с плеч. Внешне этот человек разительно отличался от прочих. Черты его выражали пронырливость, коварство, злобность и жестокость, а хитрые, все подмечающие глазки светились неприкрытым торжеством при взгляде на распростертого в кресле дядю. Внезапно он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза, заставив впервые на своей шкуре ощутить смысл выражения: "мурашки по коже от этого взгляда".

— А ты кто такой? — спросил он. — Отвечай, не то мы найдем способ развязать тебе язык.

— Я племянник мистера Стивена Мейпла и приехал сюда навестить его.

— Ах, вот как! Ну что ж, желаю тебе и твоему дяде приятно провести времечко. А теперь за работу, парни, да поскорее — нам еще до рассвета нужно вернуться на борт. Что будем делать со стариком?

— Подвесить его, как это делают янки, да ввалить шесть дюжин, предложил один из матросов.

— Слыхал, презренный ворюга-кокни? Мы тебя до смерти запорем, если не вернешь украденное. Где они, отвечай?! Я же знаю, что ты никогда с ними не расстаешься.

Дядя сжал губы и покрутил головой. Страх на его лице мешался с упрямством.

— Не хочешь говорить? Ладно. Подготовь-ка его, Джим.

Один из матросов схватил дядю и грубо сорвал с него сюртук вместе с рубашкой. Он остался сидеть в кресле, обнаженный до пояса. Торс его был весь в жировых складках, мелко подрагивающих от холода и страха.

— На крюк его, ребята!

Вдоль одной из стен висело множество крючьев, предназначенных для копченых окороков. Матросы привязали дядю за запястья к двум из них. Затем кто-то из матросов снял кожаный ремень.

— Бей пряжкой, Джим, — сказал главарь. — Пряжкой оно вернее!

— Трусы! — закричал я. — Как вам не стыдно истязать старого человека!

— Следующим на очереди будет молодой, если не заткнется, — пригрозил предводитель, метнув в мой угол злобный взгляд. — Давай, Джимми, вырежи из его шкуры ремешок!

— Постойте! — крикнул один из матросов. — Дайте ему еще один шанс!

— Да-да, — поддержали его остальные, — дайте старой швабре последний шанс!

— Если вы разнюнитесь, ничего не получите, — отрезал главарь. Выбирайте что-то одно. Либо мы выбьем из него правду, либо можете заранее забыть о том, ради чего мы все положили столько сил и трудов и что сделает всех и каждого из нас джентльменами на всю оставшуюся жизнь. Третьего не дано. Так что прикажете делать?

— Пускай получит свое! — хором закричали все, больше не колеблясь.

— Тогда все в сторону!

Тяжелая пряжка ремня со свистом разрезала воздух, когда Джим несколько раз взмахнул им на пробу. Но прежде чем первый удар упал на него, дядя в отчаянии взмолился:

— Отпустите меня, я этого не перенесу!

— Скажи сначала, где они?

— Я покажу, если отпустите.

Они развязали носовые платки, которыми дядя был привязан к крючьям, и спустили его на пол. Первым делом он натянул на свои жирные округлые телеса сорванную одежду. Матросы окружали его тесным кольцом. На смуглых лицах явственно читалось нарастающее возбуждение и живой интерес.

— Только без обмана! — угрожающе молвил веснушчатый. — Ежели попытаешься нас надуть, мы тебя на кусочки изрежем. А теперь говори! Где они?

— В моей спальне.

— Где это?

— Наверху.

— В каком месте?

— В углу дубового ларца рядом с кроватью. Матросы ринулись к ведущей на второй этаж лестнице, но окрик главаря заставил их вернуться.

— Нельзя оставлять здесь этого старого хитрого лиса, ребята. Ха! Что-то ты на лицо переменился — значит, я правильно угадал, разве нет? Клянусь Господом, он собирался потихоньку сняться с якоря, пока мы там будем ковыряться. А ну-ка, парни, свяжите его покрепче, да прихватим эту тварь с собой.

Нестройно топоча по лестнице, они направились на второй этаж, таща за собой связанного пленника. На несколько мгновений я остался один. Руки мои были связаны, зато ноги оставались свободными. Если бы только найти дорогу через торфяники! Тогда я смог бы вызвать полицию и перехватить разбойников, прежде чем они доберутся до побережья. В какой-то момент я замешкался, усомнившись, имею ли я моральное право оставлять дядюшку одного в лапах бандитов. В то же время, будучи на свободе, я мог принести намного больше пользы своему родственнику, а случись худшее — позаботиться о его собственности, чем оставаясь здесь. Приняв решение, я метнулся к двери, но не успел еще достичь ее, как прямо над моей головой раздался пронзительный душераздирающий вопль, сопровождаемый испуганными возгласами, и к ногам моим с ужасающим грохотом свалилось что-то тяжелое. Этот жуткий хлюпающий звук до конца жизни будет звучать у меня в ушах. Передо мной, в полосе света, протянувшейся от открытой двери, лежал мой несчастный дядя. Его лысая голова под неестественным углом вывернулась на плечо, как у цыпленка, которому свернули шею. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в его смерти вследствие перелома шейных позвонков.

Вся шайка ссыпалась с лестницы и окружила меня и мертвеца так быстро, что я едва успел толком осознать, что же произошло.

— Мы тут ни при чем, приятель, — обратился ко мне один из матросов. Он сам выпрыгнул в окно, и это святая правда. Нашей вины здесь нет.

— Он думал, небось, что успеет оказаться с наветренной стороны от нас и воспользоваться темнотой, чтобы смыться, — сказал другой. — Вот только нырял он головой вперед, и даже такая толстая шея не выдержала.

• Предыдущая
• 65/115
• Следующая