Крадущаяся тень - Страуд Джонатан - Страница 24

Из кухни вели три двери – в сад, в холл и столовую. Столовая была маленькой, квадратной и соединялась только с кухней.

Я сосредоточилась. Как много самых разных звуков! Вот Киппс перелистнул свою газету. Шаги Холли, спускающейся в подвал. Шаги Локвуда, который поднимается по лестнице. И еще едва уловимые скрытые шумы, не имеющие физической природы, тикающие, нездешние.

– Ты что-нибудь слышишь? – спросила я у Киппса.

Киппс продолжал сидеть внутри железного кольца, привалившись спиной к мешкам с солью. Он отрицательно покачал головой.

Напрасно я его спросила. Уловить такие потаенные шумы способен только Слухач. Этим мы, Слухачи, и выделяемся среди прочих оперативников. Мы слышим то, чего не слышит никто, кроме нас. Мы особенные. Мы сами по себе. Я закрыла глаза, вслушиваясь в звуки, которых не должно здесь быть, которые не отсюда. Не отсюда.

– Вижу, ты вернулась к ним, – неожиданно сказал Киппс. – Не удержалась.

Я открыла глаза, посмотрела на него и ответила:

– Я к ним не вернулась. Просто согласилась помочь Локвуду в расследовании этого дела.

– А в чем разница?

– Больше денег за это получит, – это был Джордж, неожиданно появившийся в двери, которая вела в холл. – Если вы закончили на кухне, идите в гостиную, там Локвуд всех нас собирает.

– Идем, – сказала я. Джордж исчез, и спустя секунду его голос уже звучал из холла, окликал Холли Манро. – Да, я теперь фрилансер, – продолжила я. – Понимаешь ли, Киппс, я теперь предпочитаю быть свободной – работать когда хочу, сколько хочу и с кем хочу. Жить, когда у тебя руки развязаны, гораздо лучше, проще…

– Так, значит, в этом дело? – повел плечами Киппс. – А я думал, ты взбрыкнула из-за того, что появилась эта Холли Манро. Впрочем, не мое это дело. Слушай, как ты думаешь, этот круг достаточно надежен? Еще одну цепь добавить не нужно?

– Да, надежен, нет, не нужно. – Я пошла в гостиную, – и я направилась к двери, без сожаления прервав свои исследования на кухне. Во-первых, еще слишком рано, чтобы от них был толк, а во-вторых, у меня вдруг совершенно испортилось настроение.

За большим окном гостиной почти совсем стемнело. Лавровая изгородь у дороги превратилась в угольно-черную сплошную полосу, потемнели и коричневые полосы на обоях внутри дома. В мерцающем свете зажженных нами свечей они казались твердыми, словно прутья клетки, в которой мы оказались. Локвуд и Джордж уже были здесь, о чем-то негромко переговаривались друг с другом. Увидев нас с Киппсом, они кивнули.

– Хорошо, – сказал Локвуд. – Пора обменяться первыми впечатлениями. А где Холли?

– Внизу в подвале, я думаю, – сказала я.

– Я звал ее достаточно громко, – заметил Джордж. – Ладно, пойду посмотрю.

И он вышел за дверь.

– Как ты, Киппс? – спросил Локвуд. – Наверное, тебе нелегко быть здесь.

– А что я? Сижу за цепями, – пожал Киппс своими костлявыми плечами. – Странно, конечно, превратиться из оперативника в наблюдателя, но я уже привыкаю помаленьку. Не думаю, что я сильно нравлюсь Пенелопе Фиттис. Даже после того дела в универмаге Эйкмеров она мне в последнее время все какую-то дрянь поручает. Канализационные сооружения в Ротерхайте, например, или скотобойни в Дегенхэме. Теперь вот за вами наблюдать послала.

– А я думал, ты пойдешь на повышение после универмага Эйкмеров, – заметил Локвуд.

– Должен был пойти, потому что то дело оказалось очень громким, но теперь мне не очень доверяют. Считают, что я слишком много самостоятельности проявил, а у нас это не приветствуется. Впрочем, какое твое дело?

Открылась дверь гостиной, вошли Джордж и Холли.

– Прошу прощения, – сказала Холли. – Звали? Что случилось?

– Ничего, все нормально, – сказал Локвуд. Он вытащил из кармана пачку печенья и пустил ее по рукам. – Просто первый обход завершен, и я хочу услышать ваше мнение об этом доме.

К моему немалому удивлению тщательно следившая за своей фигурой и вечно сидевшая на фруктовых и овощных салатиках Холли тоже взяла печенье и сказала:

– Жуткое местечко.

– Все, как мы и ожидали, – кивнула я. – Экстрасенсорное эхо присутствует буквально во всех помещениях. Очень слабое, далекое эхо, но оно есть. А вообще меня тошнит от этого дома.

– Возможно, тебя тошнит от обоев, – предположил Локвуд. – По-моему, для этого дома скупили коричневые обои во всем Лондоне. А что за звуки, Люси?

– Похожи на радиопомехи, больше ничего не разобрать. Станет темно, скажу точнее.

– А я измерил температуру воздуха по всему дому, – сказал Джордж. – Самые холодные места подвал, особенно одно пятно под лестницей, и кухня. Ну, этого и следовало ожидать, потому что именно здесь тридцать лет назад криминалисты обнаружили больше всего кровавых пятен, а на кухне еще и кусочки мистера Данна, которые не успел доесть мистер Гаппи.

– Прекрати, – попросила Холли.

– А в целом никаких следов призрака нет, – продолжил Джордж. – Правда, когда я зашел на кухню, мне показалось, что там скелет, но выяснилось, что это Киппс.

– Кончай, Джордж, – закатил глаза Киппс. – Бинты есть у кого-нибудь? Дайте, а то я сейчас лопну от смеха.

– Прошу прощения, а разве надзиратели имеют право голоса? – ледяным тоном спросил Джордж. – Закрой рот, Киппс, и прибереги слова для доклада своей хозяйке.

– Ну, хватит, хватит, – сказал Локвуд. – Довольно. Что скажешь, Киппс?

– Паршивое местечко, но это мы и так знали.

– Холли, ты что скажешь?

– У меня было такое ощущение, словно за мной наблюдают, – поежилась Холли. – Словно кто-то стоит у меня за спиной.

– Знаешь, и у меня было такое ощущение, – сказала я. – А где это чувствовалось сильнее всего?

– Когда я поворачивалась спиной к центру комнаты. Любой комнаты.

– Посмертное свечение в подвале, – сказал Локвуд. – Вот место, где произошло убийство. Должно быть, Гаппи каким-то образом заманил свою жертву вниз. На это место нужно будет обратить особое внимание. Я думаю, что нам лучше всего разойтись по разным комнатам и время от времени переходить с места на место. Люси, что ты собираешься делать?

– Мне нужна свобода передвижения. Буду следовать за тем, что услышу.

– Хорошо, договорились. Но сначала я хочу кое-что показать всем вам. Идите за мной.

Он привел нас в холл, встал посередине прохода, который вел к лестнице. Поздние сумерки за это время сменились ночью, сквозь стеклянные панели входной двери хорошо был виден зажженный фонарь. На ступенях лестницы мерцали огарки.

Локвуд подошел к правой стене прохода и указал рукой на обои примерно на уровне моей груди.

– Как по-вашему, что это?

Вдоль стены на обоях тянулась протертая полоса. Узкая, едва заметная, местами она прерывалась, а затем появлялась вновь.

– След от живота, – сказал Локвуд. – Вдоль противоположной стены такая же полоса тянется. Ковер здесь вытоптан посередине. Когда Гаппи шел по нему, то задевал стены своими боками.

Мы еще раз посмотрели на протертые полосы на обоях. Конечно, проход был узким, но не настолько же! Только теперь я реально представила, каким громадным был живот Гаппи и как он раскачивался во время ходьбы из стороны в сторону.

– И еще кое-что, – Локвуд снял с пояса свой фонарик, включил и молча направил на дверь кухни. Большую часть двери занимала вставленная в нее стеклянная панель, пыльная и грязная. Луч фонарика осветил ее, и на стекле стали видны пятна. Поначалу трудно было понять, что это за пятна, такими они были старыми и большими, но потом, сложив их в один узор, я догадалась, что это.

– Отпечатки рук, – подтвердил мою догадку Локвуд. – Отпечатки жирных рук, толчком которых Гаппи открывал эту дверь. Обратите внимание на их размер.

Внимание мы, само собой, обратили. Локвуд поднес к отпечаткам свою собственную руку, узкую, с длинными пальцами. Лапа у мистера Гаппи была вдвое шире и намного длинней.

Как я уже сказала, сумерки плавно перетекли в темноту, опустившуюся на улицу Лиз. Внутри дома номер семь в каждой комнате горела свеча или фонарь.