Киров (ЛП) - Шеттлер Джон - Страница 9

— Что по «Орлу»?

Тарасов слегка поколебался, глядя на экраны и поправляя наушники.

— Ничего, товарищ адмирал. Никаких данных по его позиции. Анализ элементов движения недействителен.

— Вражеская подводная лодка, — сказал Карпов. — Вот, чья это работа, адмирал. Уроды крадутся за нами в тихую. Тарасов, вы уверены, что ничего не слышите?

— Не при таких помехах и шуме наших же винтов.

Адмирал видел, что Карпов сильно нервничал. Он уже был уверен, что это было целенаправленное нападение, и мысль о незамеченной подводной лодке НАТО уже захватила его, хотя Тарасов ничего не слышал. Он снов повернулся к командиру поста ПЛО.

— Что рекомендуете на основе имеющихся сведений, Тарасов?

— Я не могу подтвердить присутствие каких-либо враждебных контактов пассивными средствами, товарищ адмирал. Но капитан может быть прав. После взрыва возникло крайне странное излучение. Я не могу быть уверен, что системы работают корректно, пока не проведу полную диагностику. Я могу предположить, что мы, возможно, были целью атаки торпедой с ядерной боевой частью, хотя я ничего не слышал, сэр.

Глава Вольского сузились, брови нахмурились, он поджал губы, явно сделав какие-то выводы.

— Готовность к включению сонара в активный режим, — тихо сказал он. Затем повернулся к офицеру связи и добавил: — Установить связь с «Орлом» как можно скорее.

— Но адмирал, — снова запротестовал Карпов. — Это же выдаст нашу позицию! Если это была атака торпедой с ядерной боевой…

— То мы бы уже не спорили сейчас, — возразил адмирал. — Выдаст нашу позицию? Вы полагаете, что НАТО игнорировало наше присутствие три последних дня? Их самолет-разведчики проходили над нами каждый день. Если они атаковали нас, у них что, внезапно вышли из строя системы наведения? Вернуть корабль на курс двести двадцать пять на юго-запад, — скомандовал он рулевому с явным раздражением. Карпов, возможно, был хорошим бизнесменом, но эту ситуацию оценил явно неправильно. Вольский не считал, что это была торпедная атака, с ядерной боевой частью или нет, но активный гидролокатор поможет им найти подводную лодку Рудникова.

— «Орел» не отвечает, товарищ адмирал.

— Сонар в активный режим, — сказал адмирал. — Найдите его.

— Есть, — сигнал об импульсах сонара разрывали напряженную тишину на мостике. Вольский ждал. Три импульса, четыре, семь… Время тянулось бесконечно, но Тарасов молчал, напряженно склонившись над своей консолью, слушая с закрытыми глазами, а затем заморгал, глядя на покрытый «снегом» экран. Карпов, казалось, вслушивался вместе с ним, украдкой переводя взгляд на экраны переднего обзора, и в его взгляде Вольский заметил явный страх. Он уже видел это. Карпов ненавидел подводные лодки, и когда дело касалось противолодочной обороны, становился особенно напряжен и раздражителен.

На экране Тарасова не было видно никаких объектов, и ничего нельзя было различить в хаотичном потоке данных, который он отслеживал. Океан вокруг них кипел, словно играя дьявольскую симфонию беспорядочных шумов, насколько хватало чувствительности аппаратуры. Он знал, что информация не могла быть более надежной, чем системы, ее предоставляющие. Было очевидно только, что произошел некий подводный взрыв и его последствия не могли быть надежно установлены, если затронули системы корабля. «Орел» находился от них справа за кормой на расстоянии порядка двадцати километров, то есть достаточно близко, чтобы быть обнаруженным активными и пассивными системами. И, тем не менее, лодка исчезла.

— Никаких надежных сигналов, товарищ адмирал, — сказал Тарасов.

— Подтверждаю, товарищ адмирал, — сказал Роденко. Старший оператор радара имел озадаченный вид. — Никаких объектов в радиусе тридцати морских миль. Вообще ничего на моих системах.

— Вы не видите «Славу»? — Адмирал имел в виду старый крейсер, буксировавший группу целей в примерно тридцати милях к югу от них.

— Я не вижу вообще ничего, товарищ адмирал. Это безумие, я не вижу даже атмосферного фронта, за которым наблюдал уже давно! Он шел на юг со скоростью примерно тридцать километров в час, но теперь на экране вообще ничего нет. Должно быть, мы получили серьезные повреждения. Я переключаюсь на фазированную систему, чтобы продолжить поиск.

Взгляд Вольского мгновенно метнулся к барометру и к своему великому изумлению он увидел, что давление значительно повысилось. Он нахмурился, не веря в то, что видел. Тем не менее, беспокоивший его зуб утих и он явно ощущал разницу. Погода кардинально изменилась.

Он повернулся к передним иллюминаторам и отметил, что море, по которому с ростом ветра побежали волны, также успокоилось. Жуткое зеленое свечение в глубине продолжалось, но также ослабевало. Видя, что от цифровых систем толку было мало, он отдал приказ вывести на мониторы картинку с различных систем.

— Включить «Железного дровосека», — спокойно сказал он, не сводя глаз с большого экрана слева от себя.

Он имел в виду две странно выглядящие установки, размещенные в надстройке «Кирова» и прозванные членами экипажа «Железными дровосеками», так как напоминали двух больших металлических роботов, несущих одиночную вахту. Каждый «Дровосек» был оснащен камерами высокого разрешения, передающими картинку высокой четкости на плоские мониторы в боевом информационном центре корабля. Роденко активировал несколько переключателей и две стальные фигуры начали медленно поворачиваться, выводя картину моря вокруг корабля.

Адмирала Вольского увиденное поразило. Странное свечение в океане виднелось во всех направлениях, словно его источником был «Киров», каким-то образом освещающий море. Рябь на море утихла, и его поверхность казалась неестественно безмятежной. В отдалении виднелось нечто, напоминающее низкий сизый берег, затянутый белым туманом.

— Да как так может быть? — Сказал он, больше сам себе, чем кому бы то ни было. Он встал с кресла и медленно подошел к передним иллюминаторам, глядя на светящуюся воды и далекий горизонт, отказываясь верить тому, что видел. Он искал очевидные признаки подводного ядерного взрыва, но как раз их видно не было, и это тревожило его больше всего.

Десять минут назад ревел ветер, а на море ходили волны, а теперь океан был спокоен, поверхность моря была гладкой, словно стекло. Длинный нос корабля плавно разрезал светящуюся нефритовую воду, и да, впереди виднелся плотный, густой белый туман вокруг берега, находящегося прямо по их курсу.

Его первой мыслью было то, что произошла катастрофа на «Орле», так же, как случилось на «Курске», последней проклятой лодке этого типа. Рудников доложил о проблеме с одной из торпед, и он решил, что она взорвалась. «Орел» следовал на глубине не более шестидесяти метров, и если бы на нем произошел ядерный взрыв в пятнадцать килотонн[31], то он должен был бы увидеть огромный газовый пузырь на поверхности моря и громадный выброс пара из его середины. Эти боеголовки имели почти ту же мощность, что бомба, сброшенная американцами на Хиросиму. Тем не менее, он не видел ничего подобного, Роденко не видел ничего на радарах, а Тарасов на сонаре.

Раздался сигнал входящего вызова по корабельной системе связи и взгляд адмирала метнулся к динамику на потолке. Он сразу узнал голос Добрынина, командира инженерной части.

— Мостик, это инженерная часть. У нас похоже, проблема с реакторами.

Вольский быстро подошел к микрофону и щелкнул переключателем.

— Говорит флагманский мостик. Что случилось?

— Товарищ адмирал, у нас какие-то странные показания.

— Радиация?

— Нет, сэр, ядра стабильны, утечек радиации нет… Но какое-то необычное изменение потока тепловых нейтронов. Ничего критичного, просто необычно. Мы можем уменьшить скорость? Я хотел бы посмотреть, что случится, если мы уменьшим выходную мощность.

— Хорошо, — ответил Вольский. — Держите меня в курсе. — Он повернулся к рулевому. — Одна треть вперед. Малый ход.

— Есть одна треть вперед, — быстро ответил рулевой. Большие турбины под ними сбавили обороты, и корабль заскользил вперед более мягко. Бурун перед носом корабля утих.