Живые и мёртвые - Уорнер Уильям Ллойд - Страница 33

Одному из членов центральной комиссии было поручено написать серию связанных друг с другом исторических зарисовок, числом более сорока, каждая из которых была бы маленькой главой, драматизирующей местную значимость какого-нибудь общенационального героя или события и тем самым хронологически прослеживающей историю сообщества. В течение нескольких месяцев, предшествовавших процессии, эти этюды регулярно публиковались в местной газете, расходившейся большим тиражом среди всех групп и классов[61]. Далее они использовались на уроках истории и основ гражданственности в средних и приходских школах, а также в качестве текстов для небольших школьных спектаклей, разыгрываемых ради собственного удовольствия учениками начальных школ. Общая реакция на опубликованные материалы была очень благожелательной; их сюжеты становились темами повседневных разговоров стариков и молодежи. Письма городских старожилов по поводу различных эпизодов, приходившие в газету, домашние дискуссии и диспуты на собраниях общественности, публичные поздравления в адрес комиссии и автора очерков продемонстрировали широкую популярность этих статей и вызванную ими реакцию. Благодаря нашим опросам мы узнали, что многие местные жители вырезали их и посылали по почте своим далеким друзьям и родственникам.

В день процессии большая часть местной аудитории, наблюдая за проплывающими мимо живыми картинами, в той или иной мере уже была знакома с этими сюжетами. Многое из того, что зрители «видели», они уже узнали и запомнили, читая и обсуждая эту серию историй. Важнейшая функция этих маленьких рассказов в праздновании трехсотлетия заключалась в том, что каждый из них был призван лечь в основу той или иной живой картины процессии. Каждый функционировал в качестве текста и аутентичного источника, на основе которого сначала музейные работники изготавливали макет, а потом аудитории представлялась живая картина с живыми актерами, изображавшими соответствующую драматическую сцену, подготовленная при финансовой поддержке и под руководством той или иной местной организации. Все сюжеты, хорошо известные и правильно понимаемые, стали, таким образом, живыми главами Книги Истории Янки-Сити, нашедшими внешнее выражение в процессии.

Это сочетание предания и драматической церемонии методологически важно для нашего исследования, поскольку в основе своей является близким аналогом исторических мифов и обрядов примитивного общества. Оказалось, что коллективные обряды Янки-Сити можно изучать при помощи некоторых процедур, которые уже были с успехом применены при изучении примитивных народов[62]. Мифы примитивных групп о своем происхождении и их легенды, описывающие, как и почему возник современный человек, получающие символическое изображение в крупных тотемических обрядах, которые рассказывают тем, кто их производит или наблюдает, о значениях реальной жизни и значимости их коллектива, нашли почти полную аналогию в исторических рассказах Янки-Сити и связанных с ними драматических церемониях процессии. На самом деле их сходство гораздо больше, чем можно было бы подумать. В примитивных племенах Австралии и других районов мира мифы социально санкционированы традицией и верой, а церемонии проводятся под неформальным «надзором» и покровительством старших, которые держат под своим контролем необходимое знание и социальную и сакральную власть. Так же обстояло дело и в Янки-Сити. Все живые картины, выбираемые религиозными, этническими и гражданскими спонсорскими группами, должны были отбираться из «официальной» истории сообщества, представленной центральной комиссией. Каждая из этих картин должна была соответствовать «аутентичному замыслу», установленному опубликованным очерком и изготовленным макетом. И все это ради «исторической точности», все ради того, чтобы поддержать «величественное и заслуживающее доверия» изображение прошлого города. Такие условия позволяли достичь согласованности в изложении истории; официальный «миф» и его контроль не допускали даже возможности того, чтобы различные этнические, религиозные и другие статусные группы привнесли в празднество противоречивые версии исторической истины.

Устные (бесписьменные) традиции простого общества сохраняются и передаются теми его членами, на которых возложена такая ответственность, легче, нежели традиции сложной культуры, отчасти по причине того, что недифференцированная социальная система изменяется медленно и создает символическую систему, выражающую такие значения, которые все могут почувствовать и понять. Альтернативных ценностей или способов знания и верования существует не так уж много. Связь примитивной социальной структуры, семьи, клана, возраста и пола с коллективными репрезентациями, выражающими нынешние реалии и прошлые значения, ставит перед исследователем множество фундаментальных вопросов о связи символа и знака с социальной структурой; однако подобные теоретические проблемы просты по сравнению с теми, которые должны быть решены исследователем сложного современного общества.

Хотя легенды и мифы простых культур часто историчны — в том смысле, что претендуют на знание прошлого и рассказывают официальную историю группы, — все они являются произведениями устного творчества бесписьменных народов, в распоряжении у которых нет идущей из прошлого письменной документации; которая бы помогала им вспомнить свою историю. Значимость этой «отложенной коммуникации», присущей письменной истории, будет рассмотрена в одном из последующих разделов. Здесь же мы коснемся лишь нескольких ее методологических и технических аспектов, рассмотрев документальные свидетельства и их воздействие на наши интерпретации. Решающее воздействие письменной культуры на метод выражается в данном случае в том, что она позволяет сравнить исторические факты, которыми располагают историки, с историческими символами процессии и ее сюжетов. Это дает возможность выявить расхождения и соответствия, а также причины игнорирования и нарочитого подчеркивания тех или иных периодов прошлого, которое проявляется как в символах парада, так и в символических объектах, помеченных сообществом мемориальными табличками, дабы подчеркнуть их утверждаемую историческую значимость.

Нам необходимо знать, о какой истории мы говорим. А для этого мы должны узнать, какой считали свою историю сами люди. Мы должны выяснить, какие общие принципы включения и исключения использовались комиссией при определении того, что за люди и какие события должны стать частью коллективного ритуала. Благодаря символам процессии жители Янки-Сити, как мы увидим далее, ощущали себя находящимися в нескольких исторических мирах. Для них была крайне важна значимость людей и того, что они делают, в контексте самого города. Горожане тесно идентифицировали себя с Массачусетсом и Новой Англией, особенно прибрежной Новой Англией, и далее — по все расширяющемуся кругу — с Соединенными Штатами, западной культурой и всем остальным миром.

Тщательный анализ содержания живых картин показывает, что все эпизоды, относящиеся ко времени после основания города, были репрезентациями тех событий, происходивших либо в сообществе, либо за его пределами, в которых присутствовали его граждане (возможно, это было продиктовано характером торжества); предпочтение отдавалось местным мужчинам и женщинам. События и лица, отобранные для показа, имели преимущественно общенациональную значимость или были частью исторического развития нации; история Янки-Сити, хотя и воспринималась в рамках его границ, была помещена в более широкий контекст национальных и даже мировых событий. Следовательно, та часть нашего анализа, которая должна быть посвящена сравнению исторических символов с событиями истории, должна включить в себя широкие связи местной и национальной истории.

Поскольку нам методологически было необходимо сравнить символы процессии и объекты, отмеченные исторической значимостью, с событиями различных периодов, большой удачей для нас было то, что в разные периоды жизни города было написано несколько замечательных исторических книг и комментариев, две из них — такими выдающимися людьми, как Джон Куинси Адамс и Калеб Кушинг[63]. Кроме того, в нашем распоряжении были городские архивы и архивы исторических обществ округа, а также истории различных церквей, ассоциаций и других учреждений, не говоря уж о бесценных документальных материалах, хранящихся в библиотеках. Также были использованы книги по истории Массачусетса, Новой Англии и США [2b]. Для ученых, работающих в области истории, будет совершенно очевидно, что автор не профессиональный историк; тем не менее для решения стоящей перед нами задачи необходимо было наводить справки и пользоваться историческими документами — не столько ради того, чтобы реконструировать историю, сколько ради того, чтобы пролить свет на символический процесс (это исследование, как мне хотелось бы думать, могло бы представить некоторый интерес для ученых, занимающихся исторической реконструкцией).