Assassin's Creed. Кредо убийцы - Голден Кристи - Страница 12

Но София, чьими няньками в детстве были компьютеры, мечтала добиться большего. По ее мнению, необходимо было трехмерное моделирование, соответствующее реальным размерам и объемам, то есть наблюдатель должен был видеть события такими же, какими их видел подопытный. Требовалось создать виртуальную реальность, но на более высоком уровне, чем было доступно на тот момент.

Более того, ей хотелось вовлечь в процесс и тело испытуемого, чтобы он мог прожить события прошлого в активной, а не пассивной форме. София считала, что большинство ученых недооценивают преимущества кинестетической памяти. Она твердо верила: это создаст цепь положительной обратной связи. Если испытуемый будет совершать те же движения, что и его предок, например движение руки, позволяющее выдвинуть скрытый клинок, то они глубоко отпечатаются в его памяти.

«Это так очевидно», – сказала она своему отцу, когда они ужинали в одном из ресторанов Парижа. И хотя он скрыл свои эмоции под маской вежливой бесстрастности, она поняла: для него это совершенно не очевидно.

В прежних моделях использовали лишь часть предлагаемых Софией решительных перемен. И только эта, последняя, была воплощением всех ее идей.

София включила запись, чтобы повторно просмотреть ее. Она видела то, что видел Кэл, но не могла чувствовать то, что переживал он. И была этому рада. София никогда не испытывала желания оказаться в «Анимусе», хотя слышала, что новый директор Центра исторических исследований в Лондоне сделал это под нажимом тамплиеров высокого ранга.

Она просматривала эпизод, когда Кэл наклонился над Рамиресом и на мгновение застыл в ужасе и полном недоумении. Здесь она могла его потерять – в момент первого убийства. Но Кэл услышал, как она его окликнула, и остался в потоке памяти. И, ах, какой получился материал – ясный, четкий. А ведь для него это был первый эксперимент.

София остановила запись в другом интересном месте и обошла вокруг могучей фигуры Охеды. Она внимательно рассматривала его облачение – великолепные доспехи, искусная работа, и все для того, чтобы мечи, стрелы, копья оставили на них свои безобразные метки, чтобы их, как сейчас, покрывала пыль, грязь и кровь. Замечательно. Она могла протянуть руку и практически прикоснуться к Черному Рыцарю.

У Кэла была такая возможность. Все воспоминания он пропустил через свою сенсорную систему. Когда он убил Рамиреса, для него это было столь же реально, как если бы он пронзил живого человека в этом зале.

У Софии Риккин был секрет. Она никогда и никому о нем не говорила, даже отцу. Большинство своих научных открытий она делала не только в результате напряженной работы ума, ведомая жаждой знаний. Сначала они родились в ее воображении – воображении маленькой одинокой девочки, настолько важной для великого Алана Риккина, великого магистра ордена тамплиеров, что ее оберегали от игр и общения с обычными детьми, но не настолько важной, чтобы отец мог понять, что именно об этих играх она страстно мечтала все свое детство.

И София Риккин научилась создавать свои собственные игры… создавать «воображаемых друзей». Она любила историю, и поэтому ее «друзья» были из разных эпох. Она любила науку, и поэтому ее «друзья» приходили к ней через машину времени.

Она не создала машину для путешествий в прошлое в буквальном смысле, но «Анимус» позволял максимально к этому приблизиться. Могучая фигура тамплиера, застывшая в центре зала, была материализацией идеи, которая осенила ее в пять или шесть лет. Она дала телесную оболочку и голос человеку, который существует только в памяти другого человека, умершего много веков назад.

София оглянулась на застывшую голограмму Каллума Линча. У них было много общего, больше, чем он мог предположить.

И в какой-то мере София завидовала ему.

Алан Риккин, исполнительный директор «Абстерго индастриз», великий магистр ордена тамплиеров, член закрытого совета ордена, куда входили только избранные, был гражданином мира. Но прежде всего он был англичанином и потому предпочитал всем другим офис в Лондоне. Еще вчера вечером он был там и в Мадрид прилетел позже намеченного – задержали неотложные и малоприятные дела. Но час назад ему сообщили, что сегодня вечером желательно его присутствие в Лондоне. Алану Риккину определенно не дадут порасти мхом.

Его радовало, что дело, похоже, стало быстро продвигаться вперед благодаря научным исследованиям Софии. Но недавно ему ясно дали понять, что не все старейшины и иерархи ордена согласны с выбранным направлением и это нужно пресечь на корню, чем скорее, тем лучше.

Риккин должен был признать, что мадридский офис фонда «Абстерго» мало чем уступал офису «Абстерго индастриз» в Лондоне.

Здесь София реализовывала свои научные идеи, и он ей в этом потворствовал. Но офис принадлежал ему и отражал – как и все остальные его резиденции – его представления о красоте и истинных ценностях.

Кабинет украшали живописные полотна, запечатлевшие великие моменты в истории тамплиеров. Всю стену за его спиной занимала карта мира, где зелеными точками были обозначены офисы «Абстерго», а белыми – зоны особого интереса тамплиеров. В отдельных городах, например в Лондоне, белые точки сливались в большое пятно. Над картой тянулся ряд часов, показывавших точное время в основных крупных городах мира.

Действительно уникальный артефакт – белый флаг с красным крестом, который в эпоху Крестовых походов развевался над головой Робера де Сабле, великого магистра ордена тамплиеров, – стоял в отдельном стеклянном шкафу.

Под стеклом лежали старинные книги в кожаных переплетах. Также здесь хранилась коллекция антикварного оружия, часть которой, как, например, щиты и мечи с крестами тамплиеров, досталась Алану Риккину от его предков.

Прочее – моргенштерн, арбалеты, первые пистолеты с колесцовым замком, пищали, искусно сделанные дымовые бомбы, больше похожие на флаконы для ароматических масел, – некогда принадлежало ассасинам.

Один из любимых луков Алана Риккина по всей длине был украшен резьбой: стилизованные фигурки «героев» в капюшонах скрытыми клинками расправляются со своими врагами в рыцарских плащах с крестами тамплиеров. И вот теперь этот лук поверженного «героя» в коллекции великого магистра ордена.

Но скоро не только оружие ассасинов, но и те немногие из них, кто еще остался на земле, окажутся в его власти. И это поставит на место ту жалкую кучку тамплиеров, что выражают сейчас недовольство. Не по этой ли причине его так срочно вызывают в Лондон? В разговоре они были скупы на объяснения.

Сегодня вечером, когда в голове крутилось столько мыслей, он успокаивал себя, играя на рояле Шопена, а потом смотрел свое последнее выступление на ассамблее «Большой семерки».

«Оглядываясь назад, – говорила с огромного плазменного экрана его серьезная и важная копия, – мы видим, что вся мировая история – это история насилия. В прошлому году асоциальное поведение стоило экономике девять триллионов долларов. Современный человек подвержен такому высокому уровню агрессии, с которым он не в состоянии справиться».

К его голосу и едва слышным звукам музыки добавился легкий шелест, но Алан Риккин продолжил смотреть запись со своим выступлением.

«А теперь представьте, – говорила его копия, – что эти огромные средства можно было бы направить, например, на образование и здравоохранение, на развитие новых технологий…»

– Не кажется ли тебе, что я выгляжу старым? – спросил настоящий Алан Риккин у подошедшей к нему дочери. Она сменила свой белый докторский халат на простое черное платье.

– Да, отец, – ответила София жестоко, но честно. – Ты и в самом деле старый.

Риккин улыбнулся с легким укором:

– Молодец! Думаю, в моем возрасте тщеславие неуместно. В шестьдесят пять не стоит жаловаться даже самому себе.

София ласково улыбнулась:

– Ты выглядишь великолепно.

– Ну что, – он поднялся и подошел к окну, посмотрел на раскинувшийся внизу Мадрид, – регрессия прошла успешно?