Хочешь мира — готовься к войне (СИ) - "Laise" - Страница 4

- Предлагаю подумать на эту тему, – прищурился Виктор. – Если не увлекаться, а сделать все по уму, имеем все шансы. Хоть ты, хоть я, хоть оба вместе. Или ты сам хочешь стать зятем Бабичева? М?

- А если хочу? – Бек словно скопировал недавно сказанные Юркой слова. Оглянувшись, он перехватил Виктора и несильно толкнул спиной в стену. – Что, если мне надоело быть всего лишь помощником? Бабичев давно мечтает о преемнике. Почему бы мне им не стать?

Коленом в живот, захват за плечо, рывок, толчок и локтем в скулу, зло, жестко, не жалея. Ни Бека, ни себя, ни сил. Ничего. И хорошо, что под рукой нет ничего тяжелого, потому что добил бы. Хоть вазой, хоть подсвечником, хоть какой другой декоративной хуйней. В каждой шутке – доля шутки. И такими долями Виктор не брезговал доставать всех. Особенно своих. Так на прочность и проверяют.

- Так что ж не стал еще?

- Повода не было? – Бек не сопротивлялся. Но и признаков того, что ему больно – не подавал. – Только дай мне его, Никифоров. – А вот теперь это был угроза. Нешуточная. Реальная. Мало что в жизни он не терпел. Предательство было тем самым страшным грехом, за который он убивал. Сам. Собственными руками. – Только дай.

- Ты же знаешь, что в таком случае ты не жилец, Бека. – До ближайшей комнаты всего два шага. Два шага. Его воли хватило на эти шаги. И на то, чтобы закрыть дверь изнутри. Губы у Отабека были с привкусом металла. В кровь разбил. Ну и пусть.

- И сам не гам, и другим не дам? – Отабек зашипел в поцелуй, запустил одну руку в волосы Вити и стиснул пряди, надавливая на затылок, а другой смял белый пиджак. – Раздевайся, если не хочешь лишиться этой тряпки.

- У тебя и так есть все, Бек, – Виктор раздраженно стащил пиджак, рванул из-за пояса рубашку, дернул пояс брюк. – Чего ты хочешь, Алтын? Чего ты еще хочешь, мое золото?

- Может, у меня нет тебя? Ты есть у Юрки. У семьи. Но не у меня? – Бек шагнул вперед, двумя пальцами стиснул подбородок. Подался вперед, прикусил губу, оттянул и отпустил, размазывая по ней собственную кровь. Опустил другую руку вниз, отбросил его руки в стороны и сам взялся за пряжку ремня.

- У меня есть одна слабость, – Виктор прикрыл глаза, обнял его за шею, вплел пальцы в волосы, слизывая с губ медно-соленое. – Я не могу допустить, чтобы и ты стал моей слабостью. Не могу. Не имею права, Бека.

- О, я в курсе, – почти прорычал тот. Расправился с его ремнем, брюками, бельем, огляделся, пытаясь понять где они оказались. Гостевая комната. Отлично. На кровать Виктора он почти швырнул. Сам разделся быстро, обыденно, не рисуясь, хотя похвастаться ему было чем. Натренированное тело, смуглое, с россыпью родинок внизу справа и тонким шрамом слева, узкие бедра, широкие плечи – Отабек Алтын отлично знал, как выглядит, но сейчас и здесь красоваться не собирался.

Подойдя к кровати, он несильным толчком раздвинул ноги Виктора и навалился на него сверху, втираясь между бедер.

- Когда-нибудь я избавлюсь от своей слабости, Витя, – желание причинить боль кипело внутри, пенилось. Выдержка трещала по швам, но он хорошо знал границы. – И тогда мы будем с тобой наравне.

Вместо ответа Виктор запрокинул голову, подставляя гладкое беззащитное горло, точно предлагая: ну, давай, вцепись и разорви, кто тебе помешает сейчас? Точно не я!

- Слишком просто, Витя, – оскалился Бек в ответ, впиваясь в подставленную шею. Завтра следы нальются синим, но водолазок в гардеробе достаточно. Больно. Ему самому тоже больно, и он давно стал проклятым мазохистом. – Дай сюда свои губы, – Бек вернул его голову в нужное положение и вломился в рот. Царапая тонкую кожицу губ, трахая языком бесстыдно, глубоко и нагло, с непристойным влажным звуком.

Больной ублюдок. Когда-то так Витю назвал крестный, застукав за «гомосятиной». Его отделали так, что пришлось потом везти в больницу. Отцу, конечно, ничего не сказали. Тогда как раз Светки не стало. Сообщить о том, что сын оказался пидарасом – это добило бы старика. Так что о случившемся знал только он, сам Виктор и Бек…

Удачный несчастный случай – и тех, кто помнил, осталось двое.

И эти двое сейчас наматывают кишки друг друга на кулаки, потому что это единственное что им остается.

Витя так и остался больным ублюдком. Потому что прекратить этого безумия не мог. Да и не хотел. Вместо этого он полосовал до крови плечи и спину «дурного казашонка», «кривоногого отребья» и «сучьего племени», отдаваясь ему так, как никому и никогда. Потому что свой до последнего вздоха. Потому что такой же больной ублюдок, как и он сам. И плевать что почти насухо. Плевать что это почти насилие. Больным ублюдкам сгодится.

К утру на них обоих не будет живого места. И снова придется мазать одному – спину и плечи, другому – задницу. Но «обязательная программа», как сказал бы Юрка, еще не закончена. Даже если кровать скрипеть устала, а от измочаленной простыни ничего не осталось. В них обоих давно нет ничего святого. Стыд умер, краснеть разучились.

Беку нравилось чувствовать свой вкус в Викторе. Видеть, как кончает любовник от ласки его языка, хозяйничающего там, где еще минуту назад бешено ходил его, Бека, член. Кожа саднит от трения, Витя полон чужим семенем, которое стекает по бедрам. Грязно. Вкусно. Безумно. Слизывать свой вкус, выдаивать последние искорки удовольствия из Виктора…

…За окном темно. Они не включили свет. Некоторые вещи должны и обязаны происходить в темноте. Например – тяжкий смертный грех. Может быть однажды все закончится. Но не сейчас и не здесь.

Еще один поцелуй. Губы болели, и вряд ли припухлость спадет до послезавтра, когда приедет Милочка. Пусть себе любуется, маленькая развратная дрянь. Быстрее в койку прыгнет.

- Насчет Милы…. Бабичев хороший клиент, у него огромные связи, так что девочка нам нужна. Присмотримся, подумаем, устроим вечер с шампанским. – голос Вити был сиплым, горло болело и саднило, но ему совершенно точно было хорошо.

- Камеры и фото? – хмыкнул Отабек, проводят губами по его шее. Кожа здесь была слишком чувствительной после его губ и зубов. И отзывалась легкой болью. – Надеюсь, ты не это задумал. Бабичев простит тебе это только, если ты на Миле женишься. И старик не дурак так просто делиться с тобой. В этой сделке он заинтересованная сторона, но как только он найдет другую возможность…

Семья Никифоровых специализировалась на транзите. Отработанные каналы доставки контролировались лично Беком и очень жестко. Второй стороной медали семейного бизнеса была легализация «черного нала» и банковские махинации. В первом их сильнейшими конкурентами были гонконгские триады, во втором – якудза с их политикой захвата контрольных пакетов акций. «Оружейный барон» Бабичев мечтал о расширении своего влияния на международном рынке оружия. Но его покупатели – латиноамериканские картели – были слишком… «себе на уме», так что страх Бабичева был понятен. И он, как никто другой, понимал, что любая осечка в транзите приведет к катастрофе. Как и то, что его «экспансия» не нравится слишком многим. Бабичев рисковал, отправляя Милу в Штаты, но, похоже, никому другому доверить это не мог. К тому же картели оценят этот его жест. Как только предоплата поступит в банк Виктора, разойдется по тысяче подставных счетов, где будет заморожена до получения картелями первой партии оружия, начнется первый этап операции. Мила все это время будет «висеть над душой», а Бек ненавидел контроль.

- Нееет, – качнул головой Виктор. – Это слишком топорно. И глупо. Ничто не держится так недолго как обычный шантаж. Милочка не из тех, кто будет сильно стыдиться собственной фигурки и воплей «еще, милый» на камеру. Даже если мы с тобой обработаем ее в «два ствола» она с удовольствием это «хоум-видео» будет демонстрировать своим любовникам. Нет, Бека, не та история. Я скорее поставлю на ее собственное честолюбие. Она не захочет постоянно быть папочкиным залогом. И она достаточно умна, чтоб попытаться сыграть соло. Я бы рискнул привязать ее к нам. Красивая умная девочка, красивые умные мальчики и Штаты, страна возможностей.