Пепел крыльев ангела: Проклятое поколение (СИ) - "Laise" - Страница 93

Колин сам углубил поцелуй, раскрываясь, как раскрывался до этого только с Олле. Запах альфы снова опьянял и доказывал: все верно. Теперь - все правильно. Так и должно быть.

- Я хочу тебя. Не мое тело. Я.

- Я даже не буду спрашивать, знаешь ли ты, чего хочешь, - Дэвид улыбался, глядя на него. Мягко, тепло, чуть-чуть иронично. – Но спрошу тебя – понимаешь ли ты последствия для себя? – У него были узкие ладони, но удивительно сильные и деликатные. И они гладили, невесомо ласкали напряженную спину Кола. – Ничего не будет, как прежде. Я хочу тебя себе, но если ты станешь моим – я тебя уже не отпущу. Олле – часть тебя, я и не посягну на то, что принадлежит ему, но все остальное… Я заберу твою душу и твое сердце, Кол.

- Еще совсем недавно я не планировал делиться собой ни с кем. Когда мы с Олле говорили об этом - я сказал, что не хочу любви. Я готов сделать для него что угодно, хоть бы принести ему на блюдечке того, кого выберет ЕГО сердце. Все это время я думал, Дэвид. Думал мозгами и под влиянием гормонов. И пришел к тому, что чувствую. Так что бери. Сердце, душу, меня. Потому что тебя я уже выбрал.

- Мой прекрасный мазохист, - Дэвид рассмеялся тихо и вдруг дернул Кола на себя. Поймал в объятия, заглядывая в глаза. – Я мог бы взять тебя прямо здесь, - он обласкал дыханием приоткрытые губы, подразнил тенью касания. Погладил плечо, опустил руку ниже и «забыл» ее на талии. – Но я дам тебе время, чтобы передумать. Расстояние отсюда до моей спальни.

- Одна минута ничего не решит, - Колин тронул его губы своими и поднялся с дивана. - Но постель определенно удобнее дивана. Так что я согласен на твою постель.

- А разве я спрашивал твоего согласия? – Дэвид гибко поднялся с дивана, провел тыльной стороной ладони по острым скулам. – Прекрасен… - выдохнул, откровенно любуясь, а потом, резко отвернувшись, направился к своим комнатам, ведя Колина за собой.

Вещи так и остались лежать в гостиной. Ненужные и лишние. Колин шел за ним как на привязи, прикованный. И все равно не желающий отступить. Странное чувство, поселившееся в нем, не давало ни секунды покоя. Не будет покоя и теперь, просто он снова изменится. И ему этого впервые хотелось…

…Йен захлопнул дверь и прижался на мгновение лбом к дверному откосу, сглатывая горькую и вязкую слюну. Зажмурился и тут же снова распахнул глаза, когда под веками полыхнуло яркой вспышкой-кадром. Слившиеся губы, жадные объятия. А они… красиво смотрятся вместе. На удивление гармонично.

Йен отошел от двери, бесшумно дошел до огромного панорамного окна и опустился на пол, сев на колени и устремляя взгляд на плавающий в предзакатной дымке город. Отец… Не больно. Просто пусто. Чуть грустно. В детстве он никак не мог понять, почему у папы двое мужчин и кто из них его отец. Со временем понимание пришло, а вместе с ним – и наивная, детская мечта, чтобы родители были вместе. По-настоящему вместе. В четырнадцать он ненавидел Криса. Дерзил ему, злил, провоцировал. В пятнадцать – возненавидел собственного отца. Как он считал – за слабость. За нелюбовь. В шестнадцать он понял, что жизнь гораздо сложнее и в мире нет только черного и белого. И что, несмотря на запутанные отношения и его не самое лучшее поведение, его любят. Он понял, смирился. Но мечта никуда не делась. А сейчас… Ее больше нет. И он больше не ребенок. Ему больше нет места в этой семье. Не теперь, когда у отца появился… кто-то, а у него самого есть омега. Значит, пора принимать решение…

…Первый поцелуй был почти целомудренным. Словно Дэвид еще спрашивал, сомневался.

Второй – почти нежным. Третий – упоительный. Все остальные, что были после – вынимали душу по капле. Жаркие, болезненные или сладкие, голодные и сильные – Дэвид почти насиловал его рот, проникая языком между губами, изучая и вылизывая его изнутри. Идеально чувствовавший ритм – он освобождал Колина от одежды почти в такт своим поцелуям.

Кол никогда не стыдился своей наготы. Он знал, что красив, он был альфой, но разница между альфой-мужчиной и альфой-юношей, едва вышедшим из подросткового возраста – огромна. И в этом Колин убеждался с каждым поцелуем, каждым прикосновением. Он не умел так. Не мог. Слишком мало опыта, слишком мало прожитых дней. Но язык, размеренно трахающий его рот, ладони, ласкающие его плечи, запах кофе, корицы и горького миндаля – сводили с ума, заставляя снова и снова подаваться навстречу поцелуям и собственническим ласкам, позволяя отмечать себя, ставить на себе клеймо.

Непристойно, ни грамма невинности, все по-взрослому. Дэвид не жалел его, не нежил его. И ласкал сильно, на грани. Вдавливая всем телом в постель, не давая двинуться. Припухшие губы, кончики ресниц, острые скулы, расцветали на плечах и шее красные следы от жалящих поцелуев. Дэвид играл на его теле, как на своей скрипке – виртуозно. Он чувствовал его, чувствовал каждую чувствительную точку, знал, где нужно надавить посильнее, где царапнуть, а где и обласкать губами или пощекотать языком. Лишая воли, окутывая жаром. Живот, бедра, по-мальчишески острые коленки… Дэвид дразнил, изводил, расслабляя и возбуждая еще больше.

Дэвид приручал его. Приучал к своим рукам, прикосновениям, к своему телу. К тому, как он может двигаться, скользить, почти невесомо гладить и тут же одаривать новым клеймом на грани боли. Все на грани нежности и боли. Другая близость, ничем не напоминающая близость с Олле. Ничего общего с близостью с омегой. Все верно: они ведь оба альфы. Их порог чувствительности запредельно высок. Такими их создали – переносить что угодно, чтобы мочь защитить свою омегу.

Неправильная альфа металась под другой не менее неправильной альфой, принимая каждый поцелуй-укус, каждое властное прикосновение, постанывая сквозь сцепленные зубы.

- Еще…

- А ты горячая штучка, да, Колин? - выдохнул Дэвид, отсраняясь и садясь на пятки. Потянул рубашку со своих плеч, щелкнул пряжкой ремня. Огладил сильные ноги Кола, а потом, подхватив юношу под колени, рывком дернул на себя, разводя бедра в сторону и почти укладывая их на свои. Кончиком ногтя провел по напряженному члену, обводя вздувшиеся венки, мазнул по головке, снимая выступившую смазку. Подался вперед и провел пальцем по губам Колина, пачкая их. Склонился ниже, почти втираясь телом меж его разведенных бедер, лизнул пошло блестящие губы и погрузился языком в рот.

Если бы Колин мог – он бы закричал. Такими яркими были ощущения, всколыхнувшиеся, вспыхнувшие в его теле. Но он только глухо застонал, подчиняясь, покоряясь собственническому поцелую с его собственным вкусом, и ногами обвил бедра Дэвида, почти оплетаясь вокруг него. Ногами, руками, всем собой. Горячая штучка? Может быть, не исключено. Вот бы зашел сейчас кто-то. Та еще картиночка. Камасутра отдыхает…

- Мне нравится твоя реакция, малыш, - Дэвид в последний раз коснулся его губ и отстранился, нависая над ним. Улыбнулся хмельно, жарко и качнулся вверх-вниз, втираясь пахом в пах, следя за реакцией. Накрыл губами темный сосок, сжал, одновременно гладя ладонью внутреннюю сторону бедра, пока еще не касаясь, а только дразня вход в его тело.

Темно-синие до черноты глаза Колина широко распахнулись. С губ сорвался прерывистый вздох. На миг он сжался, но потом тело подчинилось разуму, его обрывкам, осколкам, за которые все еще цеплялось почти спятившее «я».

- Мне нравишься… ты… - выдохнул Колин, облизнув пересохшие губы. – Присвой меня, - полыхнул взгляд.

И тогда ТЫ будешь моим. До конца.

- Присвою, - Дэвид усмехнулся, а потом встал. Кинул рубашку в кресло и, не торопясь отправился в ванную, чтобы вернуться пару секунд спустя. Выдернул ремень из петель, вжикнул молнией и, так и не сняв джинсы, опустился на кровать. Провел ладонью по ноге Кола от щиколотки до бедра, сжал стоящий член, пару раз сильно, но медленно провел по нему рукой, а потом снова склонился к лицу, втягивая в новый поцелуй. - Не смей закрывать глаза, мой прекрасный. Я хочу, чтобы ты видел. Видел все до самого конца. - Отстранился, неторопливо свернул крышечку и выдавил на пальцы прозрачный бесцветный гель. Подался вперед, снова разводя бедра Колина как можно шире. Каким-то трепетно-интимным жестом коснулся губами виска и аккуратно, но неумолимо принялся кружить пальцами вокруг входа в его тело, пока лишь слегка проникая в него. Приручая, убеждая довериться и впустить. Дальше, глубже. Мышцы подчинялись с неохотой, но сдавались, раздвигаясь под его напором.