Рейз (ЛП) - Коул Тилли - Страница 3

Он так изменился с того момента как мы были детьми. Его тело, благодаря тому, что он стал борцом, было громоздким, кожа — слегка загорелой. Аристократическое, словно высеченное лицо, даже можно назвать красивым. Алик Дуров — человек, который решил присвоить меня себе, когда мы были просто парочкой детей Братвы, пытающихся пробраться через испытания и невзгоды грубой жизни мафии. Когда он был ребенком, я считала его не больше, чем просто другом, пока он не заставил меня взглянуть на него по-другому.

Мы выросли вместе. Наши отцы были двое из трех «Красных» королей Нью-Йоркской мафии. Мой отец, Кирилл Волков, или Пахан, Большой Босс, который управлял российской преступной организацией в Нью-Йорке. Отец Алика, Абрам Дуров, или коллектор, был вторым в этой иерархии. Его дело убивать и запугивать. Садистский, неумолимый и жестокий ...

Каков отец, таков и сын.

В течение многих лет Алик хотел меня. С детства он всегда хотел, чтобы я была рядом. Он всегда был агрессивным, первым начинал драки, все время попадал в беду. Он говорил мне, что слышит голоса в голове; голоса, которые говорят ему навредить людям, но, когда он со мной, то спокоен, голоса уходят.

Мне стало жаль Алика. И всегда было. Имея такого отца, как Абрам, кажется, что ты живешь с самим дьяволом. Но у меня был другой мальчик, которого я любила, обожала его... была рождена, чтобы любить его. Тогда трагедия забрала нас друг у друга. В течение нескольких дней Алик сделал свой ход и, в свою очередь, сделал меня своей.

С тех пор мы вместе.

Как принц и принцесса мафии для всего российского общества Нью-Йорка мы выглядели «идеальной» парой. У Алика не было другого выхода. Он одержим мной, контролирует каждый мой шаг. Я мышка — его маленькая мышка.

Я не смела искать другого. Алик убьет любого, кто встанет между нами. И это была ни угроза; это было то, что Алик сделал.

Он убил.

Он живет, чтобы убивать.

Я знала, что Алик, будучи бойцом, убивал за Братву, да и за пределами клетки тоже. Ему нравятся чужие страдания.

Алик Дуров — «Мясник» — был бесспорным пятикратным чемпионом Подземелья. В двадцать пять, почти двадцать шесть лет, он был самым опасным человеком в Нью-Йорке.

Я никогда не смогу покинуть его. Я не смога бы даже, если бы захотела. В жизни Братвы мужчины всегда были во главе, женщины же поступали так, как они этого хотели. Это было сутью жизни Братвы, и никто ничего не менял, она всех устраивала.

Сентиментальные чувства и понятия «истинной любви» не имеют значения в этой жизни. Это было общество, основанное на уважении и поддержке «семьи».

Алик посмотрел на меня, и его светлые глаза снова вспыхнули. Он погладил свой твердый член под красным полотенцем от Версаче. Медленно покачав головой, он разрывался между своим желанием и тем, что сейчас важнее.

— Мне нужно принять душ, мышка. Я должен быть на месте в десять. Серж приедет, чтобы отвезти тебя домой. Я не могу трахнуть тебя снова, даже если хочу. — Его взгляд смягчился. — Ты же знаешь, что я хочу тебя. Мне всегда будет этого мало, малышка.

— Значит, мы сегодня не поужинаем вместе? Ты ведь помнишь, какая сегодня дата? — нахмурившись, я осторожно спросила.

Я пыталась показать, что разочарована. Но все, что я чувствовала, — это облегчение. Облегчение, что Алику не придется жаловаться на то, что я что-то неправильно сделала, а последующий жесткий трах будет оправдан тем, что это мое наказание.

Он подошел ко мне и схватил меня за подбородок так, чтобы наши взгляды встретились.

— Есть дело, мышка.

— Где? И как долго? — спросил я, желая сразу все узнать.

Лицо Алика окаменело.

Хватка на моем подбородке усилилась, и я поняла, что перешла грань. Моя челюсть заболела, и я вздрогнула от тупой боли и давления.

— Бизнес есть бизнес. Он занимает много времени. Нужно — значит нужно, — сказал Алик и от досады покачал головой.

Я опустила глаза в слепом подчинении и кивнула, что все поняла, он подавлял меня своей непоколебимой волей. Алик протяжно вздохнул. Затем впился в мои губы, легонько прикусывая их и вырывая у меня стон. Секундой позже он разорвал поцелуй.

— Бл*дь! Я не могу злиться на тебя, мышка. Ты так чертовски красива.

Я осторожно подняла дрожащую руку и погладила покрытую щетиной щеку.

— Я люблю тебя, Алик, — прошептала я сквозь слезы.

Он все, что у меня было. Мое единственное будущее. И я люблю его в некоторой степени... он был мне нужен. Я хотела кому-нибудь принадлежать и хотела, чтобы меня любили. Взгляд Алика немного смягчился. Он не мог показать мне свою слабость. Но я знала, что он любил слышать эти три слова из моих уст. Они успокоили монстра внутри него.

Еще один жесткий поцелуй в губы, потом он встал и пошел в ванную. Сердце забилось, нервы были на пределе, и я спросила:

— Можно мне пойти сегодня с отцом Хрущевым раздавать милостыню? Он распределяет гуманитарную помощь бездомным.

Алик остановился, а потом повернулся, чтобы посмотреть на меня и со снисходительной ухмылкой на лице пошутил:

— Ступай, моя хорошая маленькая мышка. Иди служить Богу! Иди спасать отбросов на улицах.

Его снисходительный смех продолжал слышаться из ванной, но я проигнорировала унижение и решила воспользоваться этим коротким разрешением. Я ощущала себя... нормально.

В церковь мой отец и жених не посылали своих людей, чтобы шпионить за мной. Никто не посмеет поднять на меня руку в священной церкви. Это было единственное место, где я чувствовала себя по-настоящему свободной. Здесь я могла жить спокойно со своим прошлым и воспоминаниями, которые мне дороги.

Поднявшись с огромной кровати, я посмотрела на свое отражение в богатом позолоченном зеркале. Я с трудом узнала девочку передо мной. Она заблудилась где-то на протяжении многих лет, скрываясь ото всех и спасая свою жизнь. Ее голубые глаза были мертвы, обычно загорелая кожа стала бледной, а некогда длинные светло-русые волосы потускнели.

Я тень той девочки, что когда-то была.

Небольшие синяки уже были видны на шее. Значит, придется носить водолазки с высоким горлом, хотя сейчас лето. С подросткового возраста водолазки стали главными вещами в моем гардеробе. Слишком рано я узнала о сексуальных пристрастиях Алика.

Быстро переодевшись, я провела руками по волосам, убедившись, что все нормально. Алику не понравится, если я не буду выглядеть идеально. Перейдя в гостиную, я села на старинное кресло времен революции, принадлежавшее бабушке Алика. Я ждала, чтобы покорно попрощаться.

Осмотрела роскошную мебель ХХ века. Это место просто кричало о статусе и богатстве. Мой желудок сжался в страхе. В свое время, через год, это место станет моим домом. Я буду королевой этого пентхауса, это золотая клетка станет моей тюрьмой. Конвенция Братвы сказала, что мы не можем жить вместе, пока не женаты. Все это шло от Отца нашей Русской православной церкви. Я каждый день благодарю за это Бога.

Мой отец одобрил брак. Он подходит нашему образу жизни. Он не видел плохую сторону Алика, и даже если видел, то предпочитал не замечать. Он видел только сильного и безжалостного человека. Алик был под стать своему отцу. Моему отцу важно только то, чтобы он доказал, что достоин быть в Братве. Ведь он должен взять бразды правления и быть хорошим лидером. Моя мама умерла, когда мне было пятнадцать. Мой папа сломался, но Алик стал моей поддержкой, мальчиком, который заботился обо мне, когда все ушли в ад. Папа любил его за это.

Я вернулась к мысли, что еще год у меня будут мимолетные моменты свободы, прежде чем я стану идеальной женой единственного наследника Братвы. Алик, в скором времени, будет контролировать весь российский преступный андеграунд, ведь к этой должности он готовился всю жизнь.

Мимолетом отметила, что вода больше не шумит, и это значит, что не пройдет и минуты, как Алик выйдет в гостиную искать меня.

Его напряженное лицо расслабилось, когда он увидел, что я покорно ожидаю его, сидя в кресле бабушки. Алик наклонил голову и прищурил глаза.