Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 79

Древнее человеческое сознание не стиралось, как стирается от времени или внезапного отключения электричества компьютерная память в машине; иное дело, информация о прошлом закрывалась намертво, и человек все больше деградировал, используя в коротенькой жизни всего три процента своих возможностей.

Правда, во времена, когда он летал, его образ и подобие были Божьим…

Ражный отдохнул, покачиваясь как на батуте, изготовился, уловил мгновение Правила и вошёл в «мёртвую петлю» — вертикальную раскрутку, когда свиваются и развиваются попарно растяжки руки и ноги. Этот трюк был много опаснее, чем горизонтальная «бочка», ибо собственный вес и сила инерции создавали большую амплитуду, а внизу и над головой было всего по три метра свободного пространства. Закрутился всего на десяток оборотов, но зато обратно на два и несколько минут, забыв обо всем, кувыркался в воздухе и блаженствовал, пока вращение окончательно не затухло и не замерли в углах противовесы.

Но не этой фигурой думал он окончательно поразить противника. Увидь японец трюки под высоким потолком повети, у него бы пробудился интерес, укрепилась вера, что он наконец-то вышел на настоящего «члена тайного ордена». Осторожный Хоори спешить не станет, изучит и подвергнет множеству анализов полученный видеоматериал, сделает выводы, наметит следующие этапы разработки Ражного, и в результате плёнку увидит ещё кто-нибудь, и главное, он станет задавать тон и свои правила поединка. А надо было, чтоб зверь слюной захлебнулся и примчался немедленно на подброшенную ему поживу.

Основной риск открыть тайный арсенал Засадного Полка заключался не в «высшем пилотаже», общеизвестном среди араксов и в какой-то степени ставшим достоянием людской, мирской молвы, пусть в виде легенд, мифов и суеверий. Настоящий шок и последующее немедленное действие мог вызвать иной трюк, весьма современный, ибо новая, неожиданная грань состояния Правила была открыта случайно и всего около ста лет назад.

Собранные в монастыри воины, воспитанное и посвящённое в древние тайны царских скифов-араксов чёрное воинство, тогда называемое просто иноческим войском, было передано князю Дмитрию из рук в руки и определено Сергием Радонежским как засадный полк (откуда потом и возникло название). Тысяча засад — ников после поединка Пересвета с Челубеем стояли в привычном месте — в дубраве Куликовского Урочища и ждали своего часа. И когда он пробил, вышли и мечами, засапожными ножами, а то и просто рукопашным боем решили исход битвы.

Это был шок для противника, когда один Сергиев воин дрался с тремя-четырьмя десятками пеших и конных врагов и был неостановим ни саблей, ни ударом копья или пущеной стрелой. Они в буквальном смысле прорубали в рядах монголов одновременно тысячу дорог, по которым потом устремлялись оставшиеся в живых княжеские дружинники, и страшны были своей неуязвимостью. Почти не имея доспехов — широкие пояса да железные бляхи, прикрывающие сердце — араксы невероятным образом уворачивались от смерти и поражали воображение не только противника; свои взирали с удивлением и страхом, ибо чудилось, что это не засадный полк вышел из дубравы — десница Господня, спустившись с небес, разит поганых.

Они и сейчас, коль явился бы Сергий и собрал весь Иолк, смогли бы одолеть супостата с засапожниками и наручьями, но с началом века электричества и проводной связи засадниками было замечено одно странное явление: если поблизости от Урочища, где происходил поединок, или рядом с домом аракса, где он вздымался на правило, оказывалась линия или электроприборы, то время от времени случался пожар. Ни с того ни с сего загорались провода, лопались и гасли лампочки, вылетали предохранители и дымились электромоторы.

И когда эти происшествия наконец-то соединили с состоянием Правила, точнее, с холостым выбросом энергии, если араке набирал её, а потом отказывался от реализации в том или ином упражнении, но не опускался на землю, чтобы заземлиться, — только тогда стало ясно, каким оружием обладает теперь Засадный Полк.

И не зря говорят, все новое — хорошо забытое старое: сразу же вспомнили, что были когда-то в Сер-гиевом воинстве иноки, способные останавливать грозу, отклонять молнии или, наоборот, насылать их на супостата. И все поголовно, кто овладел Правилом, обладали способностью не просто выбрасывать рассеянные мощные заряды в стратосферу, отчего иногда и над южными районами светилось полярное сияние, но сворачивать, скручивать его в небольшой и сверхнасыщенный энергией шар, обыкновенно называемый в миру шаровой молнией. Мало того, каждый араке мог управлять шаром, как хотел, ибо её, на первый взгляд, стихийный, подчинённый ветру и сквознякам полет подчинялся строжайшей воле того, кто произвёл его на свет.

Этот летающий сгусток энергии мог преодолевать огромные расстояния, подпитываясь на ходу единственной пищей — золотом, к которому имел притяжение, как к сверхпроводимому и аппетитному энергетическому продукту. Потому часто шаровая молния, брошенная на произвол судьбы, появлялась возле золотых рудников, в хоромах богатых людей, а если прижмёт, то и в бедных домах, чтобы слизнуть с пальца венчальное колечко или нательный крестик.

Однако ближе к середине двадцатого века мир вокруг уже был суконно-материалистическим, дабы поверить в такое волшебство, и некоторые засадники, втайне пользуясь открытием, устраивали настоящие диверсии. Дед Ерофей, когда выпиливали вотчинную дубраву, спалил несколько трансформаторов и электромоторов на пилорамах, взорвал котёл паровоза, увозившего состав с пиломатериалом из священных дубов, и ещё бы воевал и мстил за своё вотчинное Урочище, если бы не увидел, что от такой мести страдают не враги, а рамщики, электрики и машинисты, отправляемые в лагеря…

Ражный владел полным наследством аракса, но, естественно, никогда сам ничего подобного не творил и даже не понимал, как овладеть таким оружием, пока вскоре после Пира в третий раз не поднялся на правило. Тогда начал отрабатывать лишь спуск и подъем с сиюминутным вхождением в состояние Правила — и получался холостой выброс энергии, а в результате сначала пережёг все лампочки на базе и наконец новый телевизор в егерском домике. Только после этого он распорядился, под предлогом экономии топлива, включать электростанцию всего на несколько часов в сутки, и то, когда на базе есть гости.

Во время войны Засадный Полк, передвигаясь по нейтральным полосам фронтов, сбивал самолёты и жёг танковые колонны немцев, приводя их в ужас. Однако сразу же после Сбора Ослаб наложил вето на использование этого оружия, ибо отлично понимал, к чему могут привести в век электроники и автоматических систем управления подобные опыты. Ещё отец говорил, будто в Сиром Урочище есть калик вериж-ный, унимающий свою плоть цепями за то, что, будучи побеждённым на ристалище Муромского Урочища, в пылу необузданной страсти произвёл выброс мощного заряда неиспользованной энергии Правила и на несколько дней вывел из строя близстоящую локатор-ную установку дальнего обнаружения самолётов противника ПВО Москвы.

Отец был много лет боярым мужем, много чего знал, но мало говорил…

Но вето Ослаба в данном случае не распространялось на Ражного, ибо он намеревался применить оружие против врагов Засадного Полка и с целью сохранения тайны его существования.

Так он полагал, ещё не совсем точно осмысливая ситуацию.

Сделав передышку после «мёртвой петли», он ввёл себя в Правило и умышленно сделал долгий по времени и несильный пустой выхлоп.

Все четыре видеокамеры сгорели одновременно, и на повети запахло дымом жжёной пластмассы…

У Поклонного дуба в Вятскополянском Урочище за сотни лет оголились корни, выступили на поверхность, будто земля, как весенняя вода, спала в одночасье и открыла сокровенные питающие жилы. Они давно обросли толстой корой, желваками и наплывами на месте старых ран и, раскинувшись на десятки метров, будто якоря, удерживали дерево, напоминающее корабль. Сюда так часто приходили люди — всякие люди, не только воины Засадного Полка — и так много топтались, что умяли, спрессовали землю на добрых три четверти, и дуб жил в постоянном сопротивлении, так что у ствола корни вздыбились и застыли в напряжении, как пружины. А тот, на котором сидел Пересвет, напоминал кресло с гнутой спинкой, только сидеть на нем приходилось верхом, как на коне.