Не оставляй меня (СИ) - Кутузова Елена - Страница 30

— Там все разворочено. Пожар едва потушили. И, похоже, ваш боец оказался в эпицентре — это все, что от него осталось.

Тигр мрачно смотрел на черную подошву.

— Остальные?

— Никто не выжил. Даже раненых нет. Если хотите осмотреть тела...

Тигр хотел. Очень хотел. Но, как ни старался, ничего нового не узнал. И чувство тревоги не исчезало: он бы уверен, что сделал все правильно... но изо всех сил хотел оттянуть встречу с Нэйем.

— Черт бы тебя побрал, Кара Хань. Какого ты не выполнила последний приказ?

Лейтенант Нэй Байю стоял перед большим портретом, утопающим в цветах. Пальцы, сжатые на перекладинах костылей, побелели.

— Прости. Я плохо обучил тебя...

Глаза Нэя блестели от не пролитых слез. Но девушке, серьезно взирающей с фотографии, было все равно.

— Не казни себя, — Тигр положил руку на плечо друга. — Она была настоящим воином. И, черт тебя дери, я начинаю понимать, что ты в ней нашел!

— Ты был прав, — голос Нэя звучал неестественно спокойно, — не следовало её отправлять. Она...

— Тогда на её месте был-бы другой. Нэй! — руки друга сжали плечи лейтенанта и с силой встряхнули, — Очнись! Давай напьемся, ты набьешь мне морду, и все будет...

— Не будет, — высвободился Нэй. — Пойдем, скоро трансляция.

По всем телевизионным каналам страны, на всех рекламных проекторах в супермакетах, в кафе, на вокзалах и в аэропортах показывали одно и то же — похороны королевской семьи.

Закрытые гробы стояли на лафетах в крупнейшем Храме страны. Два из них укрывали желто-черны стяги правящего дома. Такие же, только с синей каймой, укутывали гроб крон-принца, который так и не стал королем.

Принцесса — хрупкая фигурка на фоне стены из траурных цветов — всю церемонию простояла неподвижно, хотя специально для неё принесли покрытый крепом стул. Она приняла соболезнования от Канцлера и Министров, после — от высшей знати. А после — от сотен, тысяч людей, пришедших проститься со своим королем. Выражение её лица скрывала плотная вуаль.

— Бедняжка, — вздохнул Тигр, — совсем одна осталась.

— Будет еще труднее, — вздохнул Нэй. Он не понаслышке знал о суровых правилах Дворца, и скорбь юной девушки словно переплеталась с его горем.

Больше за всю трансляцию никто не произнес ни слова. Только когда гробы на широких полотнах опустили в земляные ямы, устланные тканью и цветами, и рота Лейб-Гвардейцев вскинула ружья для последнего залпа, прозвучала команда. Курсанты вытянулись и замерли, салютуя безвременно ушедшему оплоту страны.

Кадры похорон на экране сменил ведущий. Со скорбным видом он перечислял, кто из правителей прислал соболезнования. На строгом костюме ярко выделялась бело-черная траурная лента.

Нэй щелкнул кнопкой пульта. Экран погас.

— Вольно. Разойдись.

Курсанты покидали зал в тишине.

10

Несмотря на гибель Кары задание сочли успешно выполненным. И подопечных Нэя отпустили на каникулы. А его отправили в отпуск по состоянию здоровья — причины противиться у него больше не было.

Оставаться в своей комнате в Академии он не мог — она вдруг стала тесной и душной. Воздуха не хватало, а из коридора то и дело слышался знакомы голос. Кара не желала отпускать свою жертву. И, сидя в тишине и одиночестве, Нэй вдруг понял, как ему не хватает этой девушки. Как тоскливо без острых, на грани приличия шуточек, язвительных ответов. Без гибкой фигурки, нарезающей круги по плацу...

Еще несколько дней понадобилось, чтобы осознать: он влюблен. И от понимания, что понимание слишком поздно, захотелось перекинуть веревку да вон хоть через тот турник, завязать петлю и...

Вместо этого он напился. В одиночку, жестоко нарушая все правила Академии. Пил рюмку за рюмкой, а когда не смог наполнить её — стал глотать прямо из горла. Пил, пока не закружилась голова, пока реальность не потеряла очертания, пока глаза не застила черная пелена...

Разбудила жажда. Изо рта воняло, язык напоминал наждачную бумагу, а губы склеились так, словно накануне их клеем смазали. Не открывая глаз, Нэй протянул руку. Пальцы нащупали лежащую на боку рюмку, сдвинули вилку и наткнулись на что-то липкое. Нэй нехотя проснулся. Поднятая к глазам рука была перепачкана красным.

Острый соус из красного перца... Взгляд скользнул по смятым пакетам из-под закусок — рыбы, кальморов, чипсов — и устремился дальше, к бутылке зеленого стекла. Липкие пальцы обхватили её, пачкая красным, но в жадно раскрытый рот упало лишь несколько капель.

На полу, возле стула, грудой лежали разномастные бутылки — Нэй пил все, до чего смог дотянуться. Но все до одной оказались пустыми.

Пришлось вставать. Лейтенант забыл о раненой ноге и она тут же подвернулась, заставив упасть обратно на стул.

Зато боль прояснила затуманенную голову. Ровно настолько, чтобы понять всю мерзость происходящего.

Костыли валялись в стороне — то ли потерянные, то ли отправленные подальше пинком... Нэю пришлось встать на четвереньки ползти, чтобы до них добраться. Унижение достигло апогея — из глаз полились слезы. Злые, пьяные... не приносящие облегчения.

Волоча ногу, кое-как удерживая равновесие, Нэй добрался до бутылки с водой и осушил её больше, чем на две трети. В голове шумело, и боль сверлила затылок шумной дрелью. Оглядываясь на разгром, царящий в комнате, лейтенант понял: если не остановится, подпишет себе смертный приговор.

К такси, через два часа подкатившему к главным воротам Академии, вышел ничем не напоминающий пьянчужку офицер. Отглаженная форма, чисто выбритый подбородок. Только красные глаза напоминали о безумно проведенных днях, да костыли не всегда правильно вставали на землю, заставляя время от времени терять равновесие.

Но лейтенант отказался от помощи водителя, кинул на заднее сиденье сумку и сам уселся туда же. Тихо загудел моторчик, опуская стекло.

— У меня кондиционер.

— Так выключи, — равнодушно велел лейтенант и назвал адрес.

Больше водитель по поводу открытого окна не возмущался — тому, кто вхож в загородный дома Канцлера, возражать опасно. Машина вздрогнула и, выплюнув газовое облачко, оставила ворота Академии позади.

Мама встретила как обычно: охами и ахами. Сын похудел, осунулся... А уж раненая нога и вовсе привела её в ужас. Нэй поспешил улизнуть в свою комнату, слушать причитания после похмелья было невыносимо. Да и разочаровывать матушку — тоже.

Но она не отставала. Сын редко появлялся дома, да и звонками не баловал. Так что обрадованная женщина то и дело подходила к двери и интересовалась, не надо ли ему что-нибудь. Наконец, Нэй не выдержал:

— Мам, я устал. Пожалуйста, дай мне отдохнуть! А после я буду в полном твоем распоряжении на время всего отпуска!

— Ты обещал! — женщина словно поставила печать под договором и оставила сына в покое.

Как ни оттягивал Нэй встречу, а к ужину ему спуститься пришлось. На длинном столе стояло только два прибора, и только расставленные по центру низкие вазы с цветами спасали от ощущения пустоты.

— А отец? - Нэй поцеловал мать и заторопился к своему месту. Сон, ванна и куча принятых лекарств помогли, но ноги все еще дрожали. Особенно раненая.

— Он позвонил, что не придет, - вздохнула жена Канцлера. — Отец теперь редко бывает дома... Во Дворце кутерьма, все растеряны, никто не знает, что делать...

— Еще бы, — горько усмехнулся Нэй.

— А главное, — мать понизила голос до шепота, — они ждут очередного удара! Ходят слухи, что злоумышленник не успокоится, пока не уничтожит весь королевский род.

У Нэя перед глазами встала колыбелька с младенцем. И мальчик в форме лейб-гвардейца рядом.

— Нужно усилить охрану.

Ох, неужели ты думаешь, что отец об этом не подумал? Во Дворец сейчас и муха не проберется! Но хватит о делах. Я хочу радоваться, что мой единственный сын все же соизволил навестить родителей! И я никому не позволю омрачить эти мгновения, даже если весь мир полетит в тартарары!