Южноморск (СИ) - Забелина Вера Васильевна - Страница 22

- Парни, но ведь это несправедливо. Он же трудился два месяца, столько сделал, а ему не заплатили.

- А мне по фигу, справедливо или несправедливо, - насмешливо ответил главный. - Нам заплатили, чтобы мы отвадили этого лоха, вот мы и отвадим.

- Действительно, лох, - захохотал один из парней. - Вот дурак, два месяца зазря работал. Лохов надо учить, - глубокомысленно заметил он.

Внезапно створка ворот распахнулась, и все увидели "дядю Серёжу", который, нагнувшись, прислушивался к разговору.

- Это Ваше последнее слово, Сергей Викторович? - спросил Марат, как бы не замечая неловкого положения "дяди", увидев которого, качки насмешливо захохотали.

- Парни, я за что вам плачу? - со злостью зашипел дядя Серёжа. - Выкиньте этих правдоискателей с улицы, чтобы я их больше здесь не видел.

- Не стоит стараться, парни, - жестом остановил Марат двинувшихся к нему качков. От этого жеста парни как будто натолкнулись на стенку. - Мы уже уходим. Ну что, Женя, будем добиваться справедливости в суде?

- Да ну его, противно, - скривился Женька. - Пусть подавится. А мне это послужит уроком, а за уроки надо платить. Жалко только работы, я ведь так старался, чтобы хорошо получилось. Но вот хоть и старался, - добавил он неожиданно, - но если бы мог, я бы эту отделку разрушил. Не хочу, чтобы он моей работой пользовался.

- Это можно сделать, - сообщил Марат. - Но, если её сейчас убрать, то её уже не восстановишь, даже если этот тип раскается и заплатит. Ну как, убирать?

Он вопросительно посмотрел на Женьку. Тот подумал и решился:

- Убери, если сможешь. Мне тогда легче будет забыть этого "дядю Серёжу".

В тот же миг со двора донёсся яростный рёв "дяди Серёжи". Оглянувшись, Женька увидел, что дом стал точно таким, как два месяца назад, когда он только пришёл сюда.

Сергей Викторович яростно набросился на опешивших качков:

- Ну что стоите, олухи. Хватайте этого парня и тащите его сюда. Посажу его на цепь, и пока он мне снова всю отделку не восстановит, не отпущу.

Трое качков дёрнулись к машине Марата, куда садились Марат и Женька, но главарь остановил их. Подручные недоумённо уставились на предводителя, внимательно присматривавшегося к машине.

- Ты что, Клык, их же всего двое, да и хлипкие какие-то. Одним щелчком перешибить можно.

- Ты, Муха, хоть немного соображал бы, - разозлился Клык. - Ты чего, не понял, с кем связаться хочешь? Запертые ворота распахнул, отделку махом убрал. Посмотри на машину. Это же парень от "Помощи" защиту получил. Не повезло тебе, пахан, - повернулся он к багровому от ярости Сергею Викторовичу, - надо было врубиться. И лучше бы ты с парнем расплатился. Боюсь, что "Помощь" тебя ещё чем-нибудь отметит.

Как бы в ответ на его слова по воротам поползла затейливая вязь "Здесь живёт непорядочный человек". Парни разразились гоготом и пошли прочь от особняка.

*

Ольга Евгеньевна, мать Женьки, выросла в детском доме. Ей позволили окончить школу, уж очень хвалили девочку учителя, хотя и понимали, что детдомовке дальше не выучиться. Ольга получила направление на хлебозавод, устроилась подсобной рабочей. Государство должно было обеспечивать детдомовцев жильём, вот и ей дали комнату в двухкомнатной коммунальной квартире. В квартире жило двое мужчин, одному 40 лет, другому 70. Старик-пенсионер однажды просто не проснулся, и его тихонько похоронили за счёт соцзащиты. Когда Оля узнала, что ей дают комнату в квартире, где живёт одинокий мужчина, она в панике побежала к своей бывшей воспитательнице. Та её сочувственно выслушала и посоветовала:

- Бери комнату, Оля, тут уж из двух зол нужно выбирать меньшее. Откажешься - поселят в общежитии, и на своё жильё можешь больше не рассчитывать. Да и в общежитии защиты от мужиков нет. Пусть уж лучше один будет, чем много.

Оля поплакала и вселилась в свою новую комнату. Вскоре случилось то, чего она так опасалась - Пётр Головачёв вломился ночью в её комнату, сорвав с двери защёлку. Как потом узнала Оля от соседки, комнату ей выделили с подачи любовницы Петра, которая работала в администрации. Пётр тянул с женитьбой, поэтому Нелли решила подселить к нему детдомовку, рассчитав, что Пётр не устоит перед искушением. А потом можно его и пошантажировать. Оля ведь была несовершеннолетняя, так что Петру грозил бы немалый срок. Но планы Нелли не осуществились. Через два месяца, когда Оля вышла из туалета после очередного приступа рвоты, Пётр хмуро сказал ей:

- Возьми справку в поликлинике, что беременна, я договорюсь в ЗАГСе, распишут быстро. Только сразу предупреждаю, из меня муж никудышный, я часто уезжаю, подолгу в городе не живу. Если что, квартиру и фамилию тебе и ребёнку оставлю. Особенно на меня не рассчитывай, выбивайся сама.

После регистрации Пётр действительно быстро уехал. Появился снова перед родами. Из роддома Ольгу с ребёнком забирали Пётр и соседка, тётя Нюра Стрельцова. Как поняла Оля из рассказов соседки, её покойный муж и Пётр Головачёв занимались каким-то подпольным бизнесом, который, естественно, не афишировали. Муж тёти Нюры по неосторожности ("из жадности" - откровенно говорила тётя Нюра) бросился вместе с цыганами грабить покинутые дома чернобыльцев, от чего и поплатился жизнью. "Твой-то мудрее оказался", - сказала как-то тётя Нюра. - "Не поехал с моим. А мой сгорел буквально в несколько дней". Когда Ольга после роддома вошла в свою комнатку, она ахнула от неожиданности. Вместо раскладушки, на которой она спала (комнату она получила без мебели), у стены стояла деревянная кровать с новеньким постельным бельём и красивым пушистым пледом. Рядом - кроватка для ребёнка и пеленальный столик с набором пелёнок и прочих, необходимых для младенца, мелочей. Кроме того, из мебели добавился шифоньер, комод, у кровати - торшер с жёлтым абажуром, который давал мягкий приглушённый свет.

- Спасибо большое, - с благодарностью обернулась Ольга к вошедшему следом за ней мужу.

- Не за что, - скупо улыбнулся Пётр, - это всё Нюра выбирала, её благодари. Клади сына в кроватку, ложись сама отдыхать, только дай мне сначала документы, я ребёнка сам зарегистрирую. Как его назвать-то хочешь?

- Женя - робко сказала Оля.

- Евгений, "благородный" значит, - непонятно заметил Пётр. - Ну конечно, не Сидором же его называть, чего мальчишке жизнь портить.

Ольга вспомнила, что мужа зовут Пётр Сидорович. Это она узнала, когда они регистрировались. Тётя Нюра звала его по имени, а Ольга никак, только "Вы", когда надо было к нему обратиться.

Когда Пётр вернулся из загса и передал ей свидетельство о рождении сына, он ещё позвал её на кухню и показал на ящик в серванте:

- Здесь лежат деньги, это вам на жизнь. Я буду добавлять, когда дома, и присылать с надёжными людьми тебе или Анне. А она будет отдавать тебе. Расходуй, не экономь, особенно на еде или на вещах для ребёнка.

Первые два года, пока Женька был маленький, эти деньги помогли Оле в самое трудное время. И тёте Нюре она будет всю жизнь благодарна за поддержку и помощь. Тётя Нюра никогда не отказывалась посидеть с ребёнком, если Оле надо было отлучиться. В начале 90-х появилось очень много всяких курсов, и Оля, по совету тёти Нюры, поступила на курсы бухгалтеров, которые окончила очень успешно. Она устроилась на работу во вновь созданную фирму Аполлона Сакелиди, где и работала всё это время. Чувствовала она себя всё время неважно, здоровье не радовало с самого детства, были проблемы с сердцем, так что сил хватало только на работу и дом.

Последний раз она видела Петра Головачёва в 1993 году, когда началась приватизация жилья. Он приехал ненадолго, Женька даже не успел к нему привыкнуть, звал "дядя". Пётр оформил приватизацию квартиры на двоих, на Олю и сына. И больше в городе не появлялся. Когда Женька пошёл в школу, в августе Оле передали пакет с надписью "на школу". В пакете был 1 000 000 рублей (на старые деньги). В 1998 году, когда Женьке исполнилось 10 лет, к ним как-то зашёл мрачный мужчина. Только увидев его, Оля поняла, что произошло что-то очень плохое. Догадка подтвердилась, незнакомец передал ей пакет и сказал: