Кое-что приятное (ЛП) - Райз Тиффани - Страница 2

- Твердое "нет" до конца вечности, - ответил он.

- Тройничок с Кингсли?

- На этих выходных он занят с Джульеттой. Они в охотничьем домике в Ньюпорте.

- Ладно, сдаюсь. Что же приятное вы хотите в обмен на приятное для меня, Сэр?

Сорен снова накрыл ее своим телом. Он навис над нею, упираясь руками по бокам от ее груди. Он целовал ее ключицы, грудь и шею.

- Я хочу, - сказал он, зарываясь в ее волосы, которые рассыпались по плечам. - Чтобы ты... - он поцеловал правый сосок. Она тихо застонала. - Пошла. - Он поцеловал ее левый сосок. Она застонала не так тихо. - На. - Он легонько прикусил мягкую кожу между ее грудей. Она почти громко застонала. - Завтрашний Пикник Пресвятого сердца.

Нора подняла голову с постели и посмотрела ему в глаза.

- Какого черта?

- Ты уже согласилась на сделку. Тебе нужно приехать к полудню и оставаться там до четырех. Ферма Миссис Мэйвуд. Уверен, ты помнишь, где она находится.

Сорен освободил ее руки и накрыл их обоих одеялом. Затем он лег на свою подушку, закрыл глаза и притворился засыпающим.

Нора зарычала и свернулась в позу эмбриона. Будь проклята она и ее безрассудный клитор.

- Почему вы ненавидите меня? - спросила она.

- Я люблю тебя, Малышка, - ответил он, улыбаясь с закрытыми глазами. - И ты приятно проведешь время на пикнике, обещаю.

- Я с большим удовольствием насажу на кулак француза.

- Это можно устроить. А теперь, спи. Завтра у тебя большой день.

- Почему вы самый ужасный человек на планете? - спросила она.

И тогда Сорен ответил точно так, как бы ответил священник.

- Потому что Бог сделал меня таким.

- Мне придется поговорить об этом с Богом, - ответила Нора.

Будучи злой на Сорена за то, что тот обвел ее вокруг пальца, Нора ушла, как только он снял с нее ошейник. Утром она проснулась в своей постели, все еще злясь на него. Она пыталась держаться за эту злость, чтобы сдерживать свои страхи. Это продолжалось до тех пор, пока она ехала на своей машине на ферму.

Из общения с набожными католиками Коннектикута ничего хорошего не выйдет. Правда, она начала снова посещать «Пресвятое сердце» каждое воскресенье по просьбе Сорена, но она делала это с неохотой. Нора входила, садилась у выхода, и ускользала, как только месса заканчивалась, и она была благословлена идти с миром. Но она ни с кем не разговаривала, не принимала участия ни в чем, кроме причастия. Когда пять лет назад она ушла от Сорена, она ушла и из церкви. Неужели недостаточно возвращения к нему? Чего же еще он от нее хотел?

И, что в самом деле пугало, что если она облажается сегодня? Что если она облажается и скажет что-то глупое или сделает что-то глупое из-за чего она и Сорен сядут в лужу? Обычно она могла выдержать весь день, не затыкая себя, но обычно она не присутствовала на тридцатом ежегодном Пикнике Пресвятого Сердца, проводимом в июле на ферме миссис Мэйвуд в Коннектикуте. Когда она получила приглашение от церкви, отправленное секретарём Сорена, Дианой, Нора лишь мельком взглянула на него, прежде чем выбросить в мусорное ведро.

И все же вот она, едет на чертов церковный пикник, будто она нормальный человек, а не, скажем так, печально известная в Нью-Йорке Госпожа, которая спит с любимым священником «Пресвятого Сердца», за спинами всего прихода, который и не догадывается об этом.

В голове Норы крутилась одна мысль, пока она поворачивала машину на длинную извилистую проселочную дорогу, ведущую к ферме, где каждый год проводился пикник.

Слава Богу, это вечеринка католиков.

По крайней мере, там будет алкоголь.

В полуторах часах езды от Уэйкфилда, штат Коннектикут, находилась ферма площадью в двадцать акров, под названием «Парадайз». Когда Нора была ребенком, она любила церковные пикники в Мэйвуде, их устраивали каждый июль. Она любила побегать с другими детьми, пытаться обойти все двадцать акров лесов, много есть, громко говорить, и пускать блинчики до самой середины пруда в «Парадайз». Шумная, дикая и веселая - полная противоположность церкви, и все же церковь, потому что здесь были и священник, и приходской секретарь, и диаконы, и даже иногда парочка монахинь. Почему они не могли организовывать церковь на ферме Мэйвуд каждое воскресенье - это было за гранью понимания маленькой Элеонор Шрайбер. Это казалось отличным способом привлечения прихожан.

Она приехала в полдень, как и было приказано, и припарковалась в конце ряда из пятидесяти или больше машин. Боже благослови Регину Мэйвуд. Ее муж умер в прошлом году и вот она, закатывает вечеринку, как и всегда, хотя она семидесятилетняя вдова и, вероятно, ее субботние планы поинтереснее, чем наблюдать за сотней людей, топчущих газон. Нора хорошо помнила Регину Мэйвуд. Она была одной из подруг ее матери по Гильдии девы Марии, одна из лучших. После того, как Нору арестовали в пятнадцать, Миссис Мэйвуд приехала к ним и обняла Нору, сказала, что все будет хорошо, что все в молодости совершают ошибки, и Бог позаботится о ней, если она позволит ему. Нора согласилась. Сорен уже пообещал позаботиться о ней. Они уже договорились. И тогда Сорен и Бог были почти взаимозаменяемы для нее. Еще одна ошибка молодости, но простительная. Иногда она их все же путает.

Нехотя она покинула безопасность и неприкосновенность своего автомобиля. Она столько времени провела, пытаясь решить, что же надеть на этот вечер, что пришлось напомнить, что она идет на пикник, а не на первое свидание. Она остановилась на надежном варианте - потрёпанных джинсах и старой футболке Pearl Jam, которая обтягивала все ее изгибы немного больше, чем, когда она носила ее в школе. Она вспомнила, как плавала в пруду «Парадайз», как надела черный бикини под одежду, на случай если решит поплавать, или утопиться. Свои черные волосы она стянула в обычный небрежный хвост, нанесла солнцезащитный крем и надела солнечные очки, чтобы сохранить в тайне свою личность. Она могла лишь надеяться, что не привлечет слишком много внимания и слишком много вопросов. Нора боялась вопроса, почему она ушла из церкви пять лет назад, "Потому что я спала с вашим священником, и мы расстались". И еще больше боялась вопроса почему она вернулась. "Потому что я люблю нашего священника и всегда буду любить, поэтому я принимаю это и живу дальше. А еще, он приказал мне вернуться в церковь, потому что ему нравится наблюдать за тем, как я испытываю неловкость, и да, под этим словом я подразумеваю все возможные значения". Но худшим вопросом, последний, который она хотела слышать, и скорее всего ей чаще всего и будут задавать: "Как ты?" Она ненавидела этот вопрос, потому что она не знала ответа. Она ушла с работы у Кинсгли, что было своего рода победой, хотя это предоставило ей слишком много времени для раздумий. Она подписала роскошный контракт с издательским домом, но потеряла своего обожаемого редактора Зака, выбравшегося свою жизнь и жену в Лондоне.

Она потеряла Уесли, и эта боль все еще саднила, как порез от бумаги на ее сердце. И она принадлежала Сорену, снова. Основа ее мира раскололась за последние несколько месяцев, и она до сих пор не знала, где находится. Что если кто-то спросит, как она и она ответит "хорошо". Или так или скажет: "Я не знаю!" и разразится слезами. Именно это и произошло, когда Кингсли недавно совершил ту же ошибку, спросив, как она. Джульетте пришлось обнимать Нору, пока она плакала и разносила Кингсли за его черствость, называя его "скотиной". Бедному Кинсгли пришлось поклясться могилой матери, что он больше никогда, пока жив, не посмеет спросить у женщины, как она.

С заднего сидения машины Нора достала корзинку для пикника. Она не знала, что принести на пикник, поэтому принесла всего по чуть-чуть - бутылку «Пино Нуар», багет и песочное печенье из своей любимой булочной, яблоки, и букет ромашек для миссис Мэйвуд. Даже упаковка корзины для пикника вызвала затруднение утром. Уесли никогда бы не принес на пикник что-то, купленное в магазине. Он мог приготовить что угодно. Он бы испек яблочный пирог. "Потому что это Америка", - сказал бы он. Он знал, как готовить пирог с низким содержанием сахара, но при этом безумно вкусный, что даже он мог есть.