Дух трудолюбия (СИ) - Горн Андрей - Страница 22

Набросал по памяти несколько карандашных эскизов. Точности и реального соответствия настоящим моделям, уверен, и близко не было, но форму кузова модели передавали. После показа моих почеркушек прежний проект был немедленно отвергнут Емельян Емельяновичем как требующий доработки и недостойный подарка княгине. Геннадий Николаевич на эту подлянку не только не обиделся, но как энтузиаст и любитель всего нового, поначалу ахнув, проникся и сходу ринулся проектировать новые изгибы. Едва только успели застыть чернила на стенограмме беседы. Отринув личную жизнь и фактически живя на работе, теперь наш инженер чертил днями и ночами напролет, периодически ходя по цехам мастерской с черными кругами под глазами от хронического недосыпа и усталости. От внезапно свалившихся объемов новых незапланированных работ запищали все – и столяры-краснодеревщики, коих заставили выполнять, по их словам, безумно сложную внутреннюю отделку интерьера гондолы, и обивщики карет, каретной стяжкой обивавшие багажное отделение, сиденья и двери. Модельщики работали похоже и ночами, пытаясь сделать формы для будущих отливок. Прессовщики возились с объемным штампом, который непонятно почему разрывал будущую деталь.

Кузовщики-жестянщики, пока не получалось у прессовщиков, на колесе-британке по обходной технологии пытались чеканить каплевидные формы кузова, что было ну очень долго. Маляры, носившиеся к нам на показ дощечек и листков металла с покрашенным колером. И даже мотористы, вынужденные переделывать уже сделанную конструкцию, подгоняя со слесарями остов готового шасси с паровым мотором под новую начальственную идею.

Обычно не проходило и пятнадцати минут, как в прожектную, ставшей неформальным штабом нашего строительства, не вбегал очередной ходок с очередной проблемой. Иногда это решалось прямо в штабе, но чаще всего для этого приходилось бежать в нужный цех для оценки ситуации на месте. Не сразу получалось везде. За те полдня моего пребывания на работе на черных, как смоль, ступенях чугунной заводской лестницы весьма четко читались следы подошв от моей обуви, пока наутро их не вытирала цеховая поломойка. Охрана секретного участка прекратила спрашивать мое разрешение уж на третий день моей работы, очевидно вконец сочтя меня своим, достойным, и без слов махая рукой в разрешении войти.

В один из авральных дней в мастерской появилась пара неприметных лиц в штатском, вокруг которых, как уж, крутился наш Емельян Емельяныч. Он поводил неслучайных гостей по всем нашим цехам, всем своим видом показывая, что никаких проблем вовсе нет и все только и заняты их заказом. В общем, внаглую пускал им пыль в глаза.

Разговор с ними шел на полуповышенных тонах, ведь штатские не повелись на лубочную заводскую картинку, не видя самого изделия. И требовали ускорить все проводимые работы, грозя нашему директору карами земными и хлябями небесными. Господин Арбузов, пыхтя трубкой, как мог, пытался успокоить гостей, доверительно им сообщая, что наши работы идут в целом по согласованному графику, ну немного запаздывая. Зато конечный результат обязательно должен понравиться высоким гостям, за что он, не будь он Арбузов, ручается головой. И что к сроку дня рожденья молодой княгини они непременно успеют.

- Емельян Емельянович, ну не мне вам предупреждать, что будет, если к сроку мобиль не будет готов. Его сиятельство не спрашивает сколько стоит, но ждет и верит, что вы не подведете и его подарок дочери будет готов. Иначе готовьтесь...заказы имперские уж точно потеряете!

Директор на это протяжно вздыхал:

-Господа, я же вам в очередной раз сообщаю, работа кипит, пройдемте-ка еще раз, посмотрите сами...не волнуйтесь, у нас все под контролем. Я верю в своих мастеров!

После ухода штатских к нашему директору подошел мастер Андреич с небольшим потным графином и налитой до краев стопкой на серебряном подносе. Арбузов со словами, черт, как же с ними тяжело, взял стаканчик и крякнув, разом выдул налитое. Затем посмотрев на нас, буркнул, мол собираться не будем, незачем время терять, работаем дальше. И пошел к себе. Добирать, наверное.

В последние дни перед сдачей, кроме собственно аврала, пикантности добавляла носившаяся в воздухе цехов непередаваемая консистенция запахов смазки, влаги, угля, дыма и прочих продуктов сгорания в сочетании с запахами благородного дерева, кожи, красок, столярных масел и лака. К вечеру мой нос настолько привыкал к дыханию этим амбре, что, выходя на улицу из мастерской после работы, от запаха чистейшего зимнего воздуха, пьянея, начинала кружиться голова, а мой организм требовал продолжения банкета. Запахи и метки мастерской сидели и на одежде. Чтобы избавиться от них, каждый день после вечернего ужина пришлось застирывать одежду самому в приютской прачечной, урывая для этого немного времени от отдыха и сна. Просто для того, чтобы уж следующим днем идти на работу уже в чистой, успевшей высохнуть, одежде. Освобождение от забот наступало лишь поздно вечером, за несколько минут до отбоя. Обычно, рассказав ребятам ставший дежурным очередной смешной анекдот, я извинялся, плюхался в кровать и, наверное, под осуждающие взгляды ребят тут же засыпал. Ни о чем другом думать не хотелось.

Накануне дня приемки, к вечеру паромобиль княжны был готов. Нет, конечно там хватало нюансов и недочетов, неизбежных при столь авральной работе. Опытный взгляд мастера обычно всегда видит их, но не взгляд хронически уставшего мастера после нескольких недель штурмовщины. Вот и сейчас над случайно найденными косяками бились дежурные мастера. Но в целом машина была готова. Красивый низко-стелющийся к земле агрегат с невысокой задней паровой трубой, покрашенный в ярко рыжий цвет, рассчитанный на двух пассажиров, с открытым верхом и снимаемой жесткой крышей, плавных, похожих на каплю, обтекаемых линий смотрелся на фоне других, виденных мною на улицах, паровиков весьма футуристично. Новой и весьма удачной идеей все участники работ признавали круглый руль управления паровиком вместо традиционных рычагов, ножные тормозные педали вместо тормозных кранов, мягкий ход на колесах и множество иных, зачастую удобных мелочей, ранее не встречавшихся на паровиках конкурентов.

Машину нарекли женским именем Александрой. Подозреваю, что по имени неизвестной мне княжны, которой и предназначался подарок. Последнюю заводскую приемку этот новенький, сверкающий блестящим яхтным лаком, ярко-рыжий каплевидный паровик прошел, просто покатавшись по территории мимо всех собравшихся по такому случаю мастеров и рабочих, одобрительно кричавших и хлопавших руками получившемуся в итоге результату. За рулем был сам Геннадий Николаевич с заводским водителем, придирчиво и совместно проверяя работу бортовых приборов. Под смутно знакомые возгласы, раздающиеся из толпы, нечто вроде “от молодец, бисова душа! А ты не верил!’ недолго дали прокатиться с водителем и мне, после чего заглушенный агрегат откатили в совсем уж теперь не ‘секретный’ цех. Там паромобиль в очередной раз протерли от пыли и накинули на него белую парусиновую ткань.

После Емельян Емельянович своей волей отправил всех ведущих участников по домам.

- Мужики! Завтра у нас еще приемка, так что проставляться рано. Всем по домам. Кому отдыхать, а кому и собираться.

Назавтра должны грузить подарок в принадлежащий мастерской грузовой паровик с закрытым прицепом, и под охраной везти в императорскую резиденцию под Новым Петерсборгом.

Мне тоже велено собираться. Пытаюсь отказаться. Посмотреть на грудь в крестах или голову в кустах? Завуалированный отказ не понимают. Что мол такое? В нашем деле участвовал?! Участвовал! Вот и поедешь, заодно и город посмотришь, и резиденцию. Заслужил. И поедешь с нами, не как рабочий мастерской, а как воспитанник Императорского приюта трудолюбия, о чем директор пренепременно обещал сегодня уведомить Акулину Валериановну. Что впоследствии и сделал, результатом чего стал прибежавший в комнату надзиратель, сообщивший, что по решению Акулины Валерьяновны на завтра меня освобождают от всех занятий. И отправивший меня дальше к кладовщику -за парадной ученической формой. После кладовой уж пришлось лететь в прачечную. Готовиться. Натирать до блеска пряжки и пуговицы. И гладить свои вещи ненавистным мне угольным утюгом.