Хозяйка мертвой воды. Флакон 1: От ран душевных и телесных (СИ) - Поляков Эдуард Павлович - Страница 10

«Где же ты, Лео, что сейчас без меня делаешь. Ищешь утешение в объятиях другой!» — Ольга помотала головой, с силой избавляясь от таких крамольных мыслей.

Птица вернулась через десять минут с пучком сухих грибов в клюве и снова обернулась в стариком.

— Держи, Хельга, желчный гриб — он для крепкого сна, суток на пятеро. Волоконница — для прохода в мир Теней и паутинник — без него не вернуться обратно.

— Лео с дружками за такую коллекцию допинга все отдал бы. — в слух подумала свои мысли Ольга.

— Нельзя грибы давать не ведунам! — запротестовал старик, но быстро смирился.

— А ты будешь резать живого кричащего человека? — Ольга начала уже психовать.

Ей окончательно доконали все эти условности и закрытость к новшествам. В конце концов парень всё равно умрет, если не от отравления галлюциногенными грибами, то от ножа или инфекции занесенной в рану. Чем это лучше разорвавшегося в внутри аппендицита? Все всё понимали и, все же, старались стукнуть ей по рукам. Неужели она единственная, кто хочет спасти этого человека, хоть и не знает его?

Еще раз ведун перечить не решился, лишь плюнул под ноги.

— Так, чистоту соблюдаем! — сделала замечание девушка старику голосом прокурора на допросе.

Дедок чуть не подавился и прикрыл рот ладонью.

Ольга взяла глиняную плошку с полки за печкой, накрошила в неё сушеных грибов и залила медовухой. В другую плошку тоже немного налила медовухи для обработки ножа и ниток с иголкой. Медовухи девушка потратила малую часть, оставив добрые полбутыля в сохранности.

— Все закончим — вместе разопьем! — подмигнула юная целительница, стараясь сбросить напряжение, которое, словно электрическое поле, витало в воздухе. Она старалась говорить увереннее, нервотрепки ей и самой хватит, нечего старика до инфаркта доводить.

Они помогли Боровику подняться с кровати и дойти до стола. Мужик не сильно упирался, но лицо у него было мертвецкий бледным и покрытым липким потом, словно маслом. Потом лекари положили его на столешницу, устланную чистой тканью.

Мухоморы с медовухой мужик выпил залпом.

Вместо медицинских халатов целители переоделись в чистые исподние рубахи до пят. Притом, Ольга переоделась прямо тут же, непривычно не стесняясь присутствия старика.

— Слышал сказки про мертвую и живую воду? — спросила она у старика-птицы.

Пересмысл мотнул головой:

— Есть сказание, Про хозяйку мертвой и живой воды

— Дак вот, мертвая вода — исцеляет… убивает гниль, затягивает раны, создает эту стерильность…

Пересмысл, конечно, ничего не понял, но видимо сделал в голове какие-то странные заключения.

— Дак ты, стало быть, та самая хозяйка?!

— Хозяйка — хозяйка. Продезинфицировать надо. Вот, что я имею в виду.

— Что сделать?

— Протереть живот надо спирт…..медовухой, — опомнилась Ольга. — Дед, слышишь, помогай! Ты у меня за медсестру сейчас.

— За чью сестру?

— Короче, дед делай что говорю, — ворчала недовольно девушка с и примерялась где будет делать разрез.

Пересмысл насупился, сдвинул брови.

— Ты, поаккуратней, я все же уважаемый человек, как-никак…

— Давай, уважаемый, помогай! Если Боровик «отъедет», то уважать тебя будет на одного меньше! — скрипнула зубами целительница и, наконец, наметила место разреза. Вроде у трупов аппендикс был именно в там. Заодно и проверим…

Пересмысл выполнил поручение со всей ответственностью. Надо сказать, оказался он не из брезгливых. Да уж, решил стать врачом — терпи кровь и дерьмо! Так, кажется, пытался отчим отговорить Олю поступать на медицинский…

Спустя два часа.

Ольга, ничуть не стесняясь старика, уселась по-турецки на пол рядом с импровизированном хирургическим столом, на котором сном младенца спал пациент. У больного на животе виднелся только что заштопанный красными шелковыми нитками разрез.

Между стариком в одной исподней рубахе и розововолосой девушкой стояла бутылка янтарной, слегка мутной медовухи и всего одна глиняная кружка, второй, увы, не нашлось, как и закуски. Поэтому они снимали напряжение «на сухую». И только сейчас Ольгу начало трясти от нервов. Она только что сама сделала операцию. Главное, не искалечила, не зарезала, а именно спасла человека. По крайней мере, он пока дышит.

У Боровика поднялась температура, но его лицо уже не было покрыто тем липким нездоровым потом, и это обнадеживало.

Снаружи дома слышался негромкий, но постоянный гомон. Видимо, несмотря на поздний час, в деревне вряд ли кто-то спал. Сейчас, наверное, половина местных жителей собралась возле дома и обсуждала, что происходит внутри избы. Только вот выходить на улицу не хотелось, было только одно желание — напиться и лечь рядом с пациентом. Сегодня Ольга пережила слишком много.

Ольге пришлось остаться жить в деревне Звериное полесье. За больным нужно присматриватьи защищать его от родственничков, которые понятия не имели как за ним ухаживать и словно поставили для себя задачу доконать его. Староста Зоран выделил девушке отдельную избу. И она начала ее постепенно обживать. К ней в дом перенесли Боровика, чтобы был под её присмотром.

Старый ведун Пересмысл не давал Ольге повода соскучится. Навещал свою ученицу и учительницу каждый день, ближе к полудню. Заодно приносил домашней еды, в которой, кстати, у неё надобности не было.

Слишком обеспокоенные комфортным житием Боровика в доме Хельги родственники в упор не слышали её рекомендаций в первые дни после операции не кормить его ничем, кроме костного бульона и нежирного кипяченого молока. Несли в избу целительницы продукты. Притом пытались накормить страдальца самым вкусным, пирогами, сметаной, копченой рыбой. Вот и пришлось девушке отдуваться за него, пока все не испортилось.

Новый дом оказался слишком просторным, с несколькими горницами, сеновалом и двором для скотины, и располагался по соседству с домом Боровика. Потому в окна целительницы часто заглядывали его дети, жена и сам староста, Зоран Горыныч.

Недурно бы обзавестись занавесками! — подумала Ольга, увидев в окне очередное любопытное лицо.

Деревня росомах Звериное полесье была больше Липового дола раза в полтора. Ольга наблюдала в окна, как мимо ее нового жилища то и дело проходила толпа народа в местных колоритных одеждах с зеленой вышивкой и кружевами по воротам рубах или платьев. Пробегали играющие в догонялки дети с соломенными волосами. Они часто носились возле памятных столбов с ликами предков.

Могучие вековые сосны с толстыми стволами и земляками среди корней стояли повсюду. И тени от их вечнозеленых ветвей расползалась по всей деревне. А под ногами и на тропах валялась масса сосновых иголок. Живительное и ласковое солнце заглядывало в обращенные на восток в окна дома целительницы только с утра. Потом в избе снова становилось сумрачно. Иногда даже приходилось пользоваться лучиной. А еще Ольге порой невыносимо хотелось закурить, но табака скивы не знали. Оно может и к лучшему, ведь девушка давно пыталась бросить.

Боровик все время собирался отправиться к предкам, притом по поводу и без такового. Если Ольга осматривала швы и случайно задевала рану, он охал и говорил, что ему, приходит конец. Спустя пару дней, больной и вовсе набаловался донельзя, и собирался на свидания к пращурам даже тогда, когда у него просто портилось от чего-то настроение.

Как говориться, старость не радость…

В Оренбурге, в том мирегде прежде жила Ольга, сорокалетний мужчина не считался пожилым.

Пришлось девушке полностью окунуться в ощущение жительницы давно минувших веков. Самой хаживать за водой к общему колодцу в северной стороне деревни росомах. Обитатели Звериного полесья косились на неё, а некоторые даже откровенно пялились. Чуяли чужачку.

Однажды у колодца Ольга встретила странного парня, который сразу выделялся на фоне остальных мужиков-росомах своей щуплостью и нескладной фигурой. Руки и одежда у него были перемазаны светло-коричневой глиной. Это оказался местный гончар. Он сам носил воду в свою мастерскую, которая располагалась шагах в двадцати от того места, где обычно вся деревня пополняла запасы воды.