Эринеры Гипноса - Пехов Алексей - Страница 4

Я следом за ней выбрался из могилы. Таинственный недоброжелатель не стал утруждаться и закапывать нас глубоко. Сейчас на открытом пространстве все недавние тягостные предчувствия рассеялись, страх ушел, уполз под землю и затаился там. Я снова чувствовал себя свободным.

Вокруг простиралось бесконечное поле, изрытое ямами. Кое-где мелькали тусклые огоньки, слышался приглушенный скрежет лопат. Черными монолитами возвышались памятники. Покосившиеся, относительно новые и совсем древние.

По небу медленно скользили длинные облака, словно невидимый атлант тянул на себя полосы грубой серой ткани, а те никак не заканчивались. Вдали виднелось здание, но разглядеть, что оно собой представляет, пока было невозможно.

– Где мы? – тихо спросила Хэл.

– Мир дэймоса. А это его кладбище.

Я стянул шейный платок, затянутый на горле шелковой удавкой, и бросил его в яму.

– Это были химеры? Те, кто выкопали нас? – Ученица наклонилась и оборвала нижний волан на юбке, затем без жалости избавилась от гротескных рукавов.

– Да. Конечно. – Я сбросил узкое пальто из черной шерстяной ткани, сковывающее движения, за ним пиджак, жилет.

– Когда они вернутся и не найдут нас, то что? – Хэл выдрала из волос тонкую вуаль, вытрясла горсть шпилек.

– Решат, ошиблись местом. Или нас забрали другие. – Я расстегнул верхнюю пуговицу темной рубашки, снял запонки, закатал рукава и понял, что наконец могу нормально дышать.

– Другие?

Я указал на огни, плавающие в темноте.

– Они тоже выкапывают тела? – Моя гурия внимательно наблюдала за этими тусклыми светляками, но ни один из них пока не двигался в нашу сторону.

– Похоже на то. – Я подал ей руку и повел за собой, прочь от разрытой ямы.

В своем растерзанном одеянии, с взлохмаченными светлыми волосами Хэл напоминала растрепанную куклу, которую достали из пыльной коробки.

– Зачем?!

– У меня две версии. Первая. Дэймос, которому принадлежит это кладбище, решил исправить ошибки прошлого. Поэтому теперь могилы-метки стираются из его мира.

– У тебя тоже бродили калибаны, убирающие следы былых преступлений? – Она остановилась, крепко держась за мою руку, сняла неудобные туфли, отбросила в сторону и дальше пошла босиком.

– Нет. Летали куреты с лавровыми ветвями.

Ученица покосилась на меня, совершенно справедливо не поверив ни единому слову, но не стала комментировать. Прекрасная особенность, которая мне очень нравилась в ней, – не вытягивать ответы, когда собеседник действительно не хочет отвечать.

– Теперь тише и осторожнее.

Мы приблизились к ряду памятников, возле которых бродили химеры. Те были слишком заняты, чтобы обращать внимание на две тени, скользящие между каменных монолитов, но я предпочитал не рисковать. Приходилось двигаться крадучись, стараясь не попадать в полосы лунного света, укрываясь за надгробиями. Летел песок с лопат, поблескивали остро заточенные заступы, с глухим стуком падали обелиски, вывернутые из земли. Кто бы ни был таинственный дэймос, его кладбище подвергалось основательной уборке.

Совсем рядом, громко сопя и переругиваясь вполголоса, протопали два мужчины, несущие длинный продолговатый сверток.

Хэл содрогнулась невольно и прошептала, глядя в согнутые спины химер:

– Может, разгонишь их всех отсюда?

– Достаточно воздействий для этого сна. Не хочу, чтобы нас почуяли раньше времени.

– Думаешь, он скоро поймет, что мы здесь?

– Не знаю.

– Не удивлюсь, что нас занесло именно в такой мир сна только потому, что мы ходили на кладбище к Феликсу, – произнесла ученица тихо. – Игра подсознания.

– Ну да, – отозвался я глубокомысленно. – А на самом деле нас окружают дивные рощи и танцующие нимфы.

Моя гурия хмыкнула насмешливо и вновь промолчала.

Гробокопатели удалились на достаточное расстояние, и мы двинулись дальше. Ноги Хэл по щиколотку проваливались в мягкую землю, и очень скоро ее белые чулки стали черными.

Здесь стояли относительно новые памятники, и мне совсем не понравилось, как они выглядят. Это были фигуры людей, выточенные из камня. Гранитные, блестящие, как будто облитые маслом, все с одинаковой маской страдания на лице. Разинутые в безмолвном крике рты, выкаченные глаза, натянутые жилы на шеях.

– Вторая версия того, что здесь происходит? – тихий голос Хэл прозвучал немного смазанно. Ее тоже напрягали эти символы страдания и смерти.

– Помнишь разговор с Альбиносом?

– Да уж, не скоро забуду.

– Могилы из мира учителя могут переходить к ученику или наоборот. Похоже, здесь происходит именно это. Он или она переносит кладбище… Перекидывает свои метки другому сновидящему.

– Заметает следы, – предположила Хэл.

– Вполне возможно.

Мы замолчали, пропуская еще одного гробокопателя. Тот брел между надгробиями, бормоча что-то под нос, через каждый шаг плевал себе под ноги и сморкался.

Впереди, за памятниками, сбившимися в кучу, показалось громоздкое здание. В темноте оно выглядело сплюснутым и растянутым одновременно. Как будто кто-то распялил узкие окна вместе с наличниками и стеклами, заточил до бритвенной остроты башни на крыше и раскатал в тонкий каменный пласт два боковых крыла.

К длинному крыльцу вела дорога. Когда-то широкая и нарядная, теперь она тонула в грязи, по обочинам обломанными черными зубами торчали разбитые пьедесталы статуй. Давно иссохшие кусты и деревья с измочаленными сучьями, кривясь, пытались выволочь из земли такие же мертвые корни.

Хэл продолжала в молчании следовать за мной, но по ее дыханию, неровному и шумному, я понимал – ученицу тревожит и в то же время озадачивает это место.

Неспокойное кладбище осталось позади, теперь мы шли открыто, с каждым шагом приближаясь к странной вилле. А может быть, та сама двигалась нам навстречу, покачиваясь от нетерпения, готовая быстрее проглотить двух путников широко разинутой глоткой двери и перемолоть острейшими зубами битых стекол, торчащих из оконных проемов.

Один шаг – и здание заслоняет собой треть неба, второй – крыша нависает над головой, третий – под ноги бросается первая ступенька лестницы. Повеяло гнилью, сыростью камня, изъеденного лишайником, и трухлявым деревом. Дом выдохнул, прежде чем втянуть в себя наш запах.

– Может, нам не стоит так победно вышагивать здесь? – тихо спросила Хэл, глядя исподлобья на затаившееся здание. – Обошли бы по краю… и… нам обязательно надо заходить?

Я отрицательно покачал головой на первый вопрос, кивнул на второй и начал подниматься по лестнице.

– А если он сейчас там? Сидит и ждет нас? Что будешь делать?

– Поздороваюсь.

Хэл неопределенно хмыкнула, то ли осуждая мою легкомысленную неосторожность, то ли, напротив, одобряя готовность к решительным действиям.

За монументальной дверью широко распахивался огромный, холодный, мрачный холл. Луна неплохо освещала его. Бросив взгляд наверх, я увидел круглую дыру в далеком потолке, сквозь нее просачивались внутрь рассеянные холодные лучи и падали редкие сухие листья, или дохлые ночные бабочки – издали не разобрать. Эти бледные ошметки устилали колоссальную лестницу, напоминающую величественную реку. Она брала начало с галереи, опоясывающей холл на уровне второго этажа, там два темных потока ступеней изгибались, чтобы слиться в единый каменный водопад перед нами.

Под ногами скрежетали и прогибались доски гниющего пола, под ними хлюпала вода, выплескиваясь сквозь дыры и трещины грязными фонтанчиками. Ступая по ним, Хэл пожалела, похоже, что поспешила избавиться от обуви.

Облупленная штукатурка покрылась плесенью и трещинами, мебель сгнила, напоминая о себе кучами трухлявых досок, истлевших обрывков ткани и черных обломков серебра.

На стенах висели портреты в тяжелых, громоздких рамах. Вернее, портрет. Одного человека. Черноволосый юноша с тонкими чертами. Одет он был точно так же, как я совсем недавно, вычурно и неудобно. Бледный, хрупкий, с изломанной линией бровей и узкими губами. Было в нем нечто отталкивающее, несмотря на внешнюю привлекательность. Чахлое, искаженное, гротескное, как и весь этот больной мир. То же самое неприятное ощущение пронизывало одежду и украшения, от которых мы с Хэл поспешили избавиться.