Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс - Страница 36

Но прежде всего, безответственным и не имеющим аналогов в политике каких–либо значительных государств было во всех этих случаях поведение наших ведущих государственных деятелей. В такой ситуации огласка была бы допустима лишь в том случае, если бы мы планировали военное вмешательство, и притом немедленное. Но на самом деле у нас не было намерения выступить с оружием в руках ни за буров, ни против монголов, ни за султана Марокко, а в первых двух случаях еще не было ни призвания, ни средств принуждения. И все–таки ведущие политики согласились с тем, что из–за публичного вмешательства персоны монарха стало невозможным компетентное соглашение с Англией по поводу взаимных интересов в Южной Африке и с Францией — в Северной Африке, ибо как раз после этого наша позиция как будто бы определялась долгом чести, а впоследствии именно по этой причине от нее пришлось отказаться. Неотвратимыми последствиями этого стали тягостные, по сей день не дающие покоя каждому немцу дипломатические поражения и тяжелый продолжительный ущерб, нанесенный нашим интересам. И в первую очередь, в высшей степени опасное впечатление, что Германия, использовав сильнейшие показные жесты, все–таки имеет обыкновение отступать — такое мнение, наряду с прочими мотивами несомненно определившее английскую политику в конце июля 1914 года, объясняется упомянутыми событиями. Сплоченность противоестественной всемирной коалиции, сложившейся против нас, в значительной степени объясняется и совершенно невероятными указанными промахами. Но этого мало. Промахи продолжают оказывать влияние и теперь. Надувательство, теперь пускающееся в ход во всем мире вместе с болтовней о немецком «самодержавии», есть ложь, но к возможности этого надувательства мы ни в коем случае не можем быть политически безучастными. Кто поспособствовал тому, что противники, верящие в эту ложь столь же мало, сколь и в другие сказки о Германии, успешно ею пользуются? Кто обрушил чудовищную, политически ни в коей мере не безразличную нам ненависть целого мира на голову именно того монарха, чья позиция — что общеизвестно — неоднократно сыграла решающую роль в сохранении мира даже в те моменты, когда с точки зрения реалистической политики война, возможно, была бы для нас целесообразнее? Кто сделал возможным то, что массы за границей всегда всерьез полагали, будто Германия жаждет «освобождения» и будто стоит лишь проявить достаточную выдержку, как это скрытое настроение, наконец, прорвется? Кто способствовал распространению этого неслыханного вздора о современном положении? Пока есть возможность все исправить, нация не должна забывать: к этому привело господство консервативного чиновничества, которое в решающие моменты назначало лиц, проникнутых чиновничьих духом, на руководящие посты, куда следовало бы назначать политиков, т. е. людей, научившихся в политической борьбе взвешивать возможные последствия публично произнесенного слова и, прежде всего, обладающих свойственным ведущему политику чувством ответственности, а не присущим чиновнику уместным на своем месте, но здесь пагубным чувством долга субординации.

Разделяющая их пропасть наиболее отчетливо проявляется именно тут. Чиновник должен жертвовать собственными убеждениями ради долга повиновения. А вот ведущий политик должен публично отказываться от ответственности за политические действия, если они противоречат его убеждениям, и ради убеждений жертвовать своим служебным положением. Однако этого у нас никогда не происходило.

Дело в том, что мы пока еще не высказали наихудшего: почти о каждом из тех деятелей, которые за упомянутое роковое десятилетие нашей политики держали в своих руках управление нашей политикой, с достоверностью известно, что они приватным образом, и притом не от случая к случаю, а регулярно отказывались нести материальную ответственность за определяющие публикации, которые они формально «прикрывали». Если же с удивлением спрашивали, отчего соответствующий государственный деятель, очевидно, лишенный средств принуждения, которые могли бы воспрепятствовать публикации, идущей вразрез с его убеждениями, остался на своем посту, то в ответ обычно слышалось: «Так ведь нашелся бы другой виновный». Пожалуй, так будет происходить и в дальнейшем, и именно здесь кроется определяющая все остальное ошибка системы как таковой, имеющая отношение исключительно к нам. Как нашелся бы другой виновный, если бы политический лидер был бы обязан нести ответственность в качестве доверенного лица могущественного парламента?

В этом решающем пункте видно, в чем значение парламента, которому чиновник сдает экзамен на эффективность своей ответственности. Парламент невозможно заменить никакой другой властью. Или все–таки можно? На этот вопрос обязан ответить каждый, кто сегодня у нас еще чувствует себя вправе бранить «парламентаризм». И в том же пункте совершенно очевидно, что чувство ответственности чиновника, с одной стороны, и политика, с другой, уместно лишь на своих местах, и только там. Ибо речь у нас не шла, к примеру, о неделовых или о невышколенных чиновниках или дипломатах; эти чиновники и дипломаты были в какой–то степени прямо–таки выдающимися, но им недоставало того, что в чисто политическом смысле слова, который не имеет совершенно ничего общего с приватной моралью, называют «характером». И недоставало им его не случайно, а из–за структуры государства, в каковой не находится применения людям с характером. Что же можно сказать по поводу такой ситуации, не встречающейся ни в одной из великих держав мира: кабинеты министров, придворные чины, телеграфные агентства или кто–нибудь еще позволяют себе лишнее, а именно — предают гласности важнейшие для международной политики события и тем самым на десятилетия тормозят и портят нашу политику, а руководящие политики, пожав плечами и сделав несколько мнимо благородных жестов, дают согласие на публикацию? И это в государстве, где в то же время во внутриполитических делах в интересах власти начальника ведомства «служебная тайна» фигурирует в качестве сути чиновничьего долга! То, что мнимое противоречие объясняется исключительно заинтересованностью чиновников в безответственном распоряжении своей должностью, совершенно ясно. Что можно сказать о системе, которая оставила на своих постах политиков, совершивших промахи? И, наконец, что скажешь на то, что вопреки всем этим самоочевидным вещам все–таки встречаются литераторы, не стесняющиеся представлять государственную структуру, каковая функционировала упомянутым способом в политически решающем пункте, как «блестяще себя зарекомендовавшую»? Как уже сказано, более чем блестяще зарекомендовали себя служебные заслуги офицеров и чиновников там, где решает долг повиновения. Но там, где место политикам, господствующие чиновники на протяжении десятилетий не только обнаруживали полную несостоятельность, но и, чтобы обелить себя, сваливали ненависть за собственное политически совершенно дезориентированное поведение лично на монарха, что способствовало образованию неблагоприятной для нас мировой конъюнктуры, которая без грандиозных достижений нашего войска могла бы стоить ему короны, Германии же — всего политического будущего. Любая структура государства, которая воспрепятствует указанным промахам, будет способствовать интересам нации и самой монархии лучше, чем нынешняя ситуация. Эта ситуация должна прекратиться любой ценой. Можно констатировать с полной уверенностью (и, к тому же, легко доказать), что по поводу этого тяжелого ущерба в Германии не существует ни малейших партийно–политических разногласий во мнениях. Только политики правого крыла оказались, с одной стороны, слишком политически бесхарактерными, а с другой — чересчур заинтересованными, и потому публично не отстаивали мнения, которое приватно они всегда выражали с большой остротой. И в первую очередь, они не извлекли из указанных событий объективных последствий. Ибо без «реальных гарантий» тут дело не пойдет. Это показала нам полная неисправимость ответственных за упомянутые публикации придворных кругов. Создание таких гарантий с политической точки зрения куда важнее всего остального спектра политических проблем, включая парламентаризацию и демократизацию. К тому же, первая для нас представляет собой неизбежное средство создания таких реальных гарантий. Ибо в том, что только парламентская власть и эффективная ответственность ведущих политиков перед парламентом может служить гарантией против подобных происшествий, нет ни малейшего сомнения.