Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс - Страница 49

Теперь всмотримся еще чуть пристальнее в глаза жупелу парламентаризации Бундесрата, чтобы еще более уяснить различные возможности этого процесса, а в связи с ними — и позитивное значение отмены ст. 9 § 2. Ведь отмена эта сама по себе всего лишь убирает с пути механическое препятствие. Она создает возможности для развития — и более ничего. Ведь и в дальнейшем у отдельных правительств останется и возможность не пользоваться новым разрешением, состоящим в том, чтобы делегировать в Бундесрат членов Рейхстага, сохранивших свои мандаты. Они этого не сделают, если не добьются при этом какой–нибудь политической выгоды для себя. Да и вообще нежелательно, чтобы тут действовала годная для всех случаев схема. Даже при полнейшей реализации парламентской системы это было бы в высшей степени нежелательным и, конечно, не произошло бы — чтобы все руководящие посты были укомплектованы исключительно членами парламента, а чиновники, обладающие лидерскими качествами, из нее исключались^[96]. Но, как говорят, отмена ст. 9 § 2 в любом случае освобождает стремление к парламентаризации Бундесрата, а считается, что это ставит в опасность федеративную структуру империи. Посмотрим, как тут обстоят дела. Итак, предположим, что тенденция к парламентаризации когда–нибудь одержит полную и окончательную победу, как в империи, таки в отдельных государствах. И далее предположим (хотя это абсолютно невероятно), что она будет проведена до мельчайших теоретических последствий, и фактически на руководящие посты, включая и места в Бундесрате, будут призваны только парламентарии. Какие возможности распределения политической власти представятся сразу после этого — в зависимости от того, сохранится или нет ст. 9 § 2 Имперской конституции?

Если в этих условиях рассматриваемое определение останется, то последствием будет то, что рейхсканцлер никогда не сможет быть членом или лидером партии, входящей в Рейхстаг, а также никогда не будет иметь в ней гарантированного влияния. Кроме того, статс–секретарям — если они пожелают обеспечить себе такое влияние, а также членство в Рейхстаге — придется оставаться за пределами Бундесрата. С другой стороны, при свершившейся парламентаризации отдельных государств Пруссия отправит в Бундесрат доверенных лиц из господствующих в ней партий, а прочие отдельные государства — доверенных лиц из партий, господствующих в них. Рейхсканцлер и заседающие в Бундесрате статс–секретари будут тогда прусскими партийными политиками, а представители других союзных государств — партийными политиками тамошних парламентов. Следовательно, парламентаризации Бундесрата ст. 9 ни в малейшей степени не воспрепятствует. Эта парламентаризация всего лишь будет неизбежно направлена в колею партикуляризации Бундесрата. Однако же такая партикуляризация никоим образом не будет означать усиление позитивного влияния отдельных государств в Бундесрате или их защиту от майоризации Пруссии. Ибо экономическое и финансово–политическое могущество Пруссии как и прежде будет обрекать карликовые государства на то, чтобы быть для Пруссии «голосующим быдлом». Одна лишь мощь Рейхстага может предоставить противовес против управляемого Пруссией большинства в Бундесрате. Но мы предположили, что рейхсканцлер не может быть членом Рейхстага. А вот у статс–секретарей, которые, согласно конституции, не будут иметь права заседать в Бундесрате, не останется больше препятствий для того, чтобы стать членами Рейхстага, если только они не будут заседать в Бундесрате (что как будто бы поначалу принял во внимание депутат фон Пайер). Это, по всей вероятности, произойдет при сохранении ст. 9. Ибо политики Рейхстага, назначенные статс–секретарями, не смогут отказываться от своего положения в собственных входящих в Рейхстаг партиях уже для того, чтобы и со своей стороны иметь необходимый противовес по отношению к парламентской опоре рейхсканцлера и уполномоченных в Бундесрате в парламентах отдельных государств, прежде всего, в прусском ландтаге. Ибо в противном случае с ними произойдет то же, что и с депутатами Шиффером и Шпаном. Стало быть, статс–секретари, оставшиеся за пределами Бундесрата, заполнят Рейхстаг своими доверенными лицами, которые будут вести себя солидарно по отношению к Бундесрату. Давление партий, входящих в Рейхстаг, на имперское правительство при этом не будет ослаблено, а только — вследствие исключения статс–секретарей из Бундесрата — направлено в колею недоверия, и всякое легитимное влияние заседающих в Бундесрате членов правительства на партии, входящие в Рейхстаг, будет исключено. А именно, статс–секретари, которые в качестве членов Рейхстага не будут допущены в Бундесрат, в правовом отношении будут подчинены рейхсканцлеру в качестве только его «заместителей». В политическом же отношении они будут доверенными лицами Рейхстага. И поэтому рейхсканцлеру, как доверенному лицу прусского ландтага, волей–неволей придется рассчитывать на них как на самостоятельные политические силы, консультироваться с ними и заключать с ними соглашения, поскольку в противном случае его правительство утратит поддержку соответствующих партий, входящих в Рейхстаг. Имперская конституция не ведает коллегиальных «имперских министерств», подобно тому как официальный язык английского права не ведает понятия «кабинет». Но Имперская конституция никоим образом не запрещает фактических встреч рейхсканцлера с государственными секретарями на коллегиальных совещаниях. И исходя из этих отношений, такая коллегиальность будет непоколебимо развиваться и влечь за собой правительственную власть. Статс–секретари будут представлять в этих коллегиях Рейхстаг, рейхсканцлер — прусский ландтаг, и все окажутся вынуждены идти на компромиссы. Но Бундесрат будет противостоять этой коллегиальности как политической силе, находящейся за его пределами, и, с одной стороны, в нем будет управлять прусское большинство, с другой же — он будет обречен на ничтожную роль. Федералистское влияние непрусских государств будет исключено.

Напротив того, в случае отмены ст. 2 § 1 парламентаризация Бундесрата, вероятно, пойдет по–иному. Рейхсканцлер — как правило, а часть статс–секретарей — всегда будут браться из Рейхстага и сохранять свой мандат. Формально они будут принадлежать Бундесрату в качестве прусских уполномоченных, а политически — как доверенные лица Рейхстага. Другая часть статс–секретарей, а время от времени — вероятно, еще и рейхсканцлер, будут прусскими парламентариями. Прочие же отдельные государства будут посылать в Бундесрат представителей своих парламентов, а при получении большинства голосов — вероятно, еще и депутатов Рейхстага, и, пожалуй, охотнее всего таких своих парламентариев, которые будут в то же время принадлежать к Рейхстагу. Несомненно, за тем, чтобы представительство в Бундесрате, по меньшей мере, по основным позициям находилось в руках их собственных членов, непрусские парламенты будут следить с растущей ревностью^[97].

Итак, при сохранении ст. 9 § 2 мы встретимся с тем обстоятельством, что в Бундесрате столкнутся между собой представители враждебных друг другу партий из отдельных парламентов, и этим представителям в то же время придется отстаивать партикулярные интересы своих парламентов. Зато устранение барьеров из ст. 9 поможет именно смягчению этой партикуляризации с помощью воздействия имперского единства на Бундесрат. Ибо если бы в Бундесрате заседали не исключительно парламентарии от отдельных государств, но, по меньшей мере, еще и представители партий, входящих в Рейхстаг, то сплоченность этих партий на имперском уровне в значительной степени способствовала бы выравниванию упомянутых региональных различий в их кругу.

Во всяком случае, в интересах как отдельных государств, так и империи было бы, чтобы представители трех властных групп — кайзеровского правительства и Рейхстага, королевского прусского правительства и прусского ландтага, союзных князей и непрусских ландтагов — по возможности стремились бы к выравниванию своих сил в рамках Бундесрата, а ведь сделать это позволяет лишь вступление высших парламентских чиновников империи в Бундесрат. И тогда поток парламентаризации будет направлен в русло имперского единства, и в то же время будет гарантировано энергичное воздействие отдельных государств на ход имперских дел. Ибо неверно, что то, что добавится к империи, тем самым будет отнято у отдельных государств. Скорее, все зависит от того, какое влияние отдельных государств в рамках империи наделит их достаточным авторитетом. Но ведь как раз это влияние посредством правильно ориентированной парламентаризации может лишь усилиться. Так, Бисмарк в своей знаменитой речи предостерегал от недооценки Бундесрата и настоятельно подчеркивал, что, к примеру, саксонский посланник представлен на весах Бундесрата не как индивид, а как равнодействующая и представитель «всех политических сил» Саксонии. Однако же при системе господства чиновников под этими силами можно понимать разве что двор и бюрократию. Но как раз тут парламентаризация привела бы к изменению. Например, позиция представителя прочного и, вероятно, долгосрочного большинства баварского парламента в парламентаризованном Бундесрате способствовала бы не легкому переходу к повестке дня, а поискам компенсации перед тем, как обратиться к ultima ratio голосования, поскольку дала бы о себе знать ненависть к бесцеремонно вводящим в соблазн партиям. Но ведь это выравнивание в последнем случае, естественно, подготавливалось бы в кругу получивших повсеместное распространение крупных партий. Уже за истекшие десятилетия партия Центра многократно устраивала внутрипартийные дискуссии, в результате которых созревали компромиссы между имперскими интересами и интересами отдельных государств; аналогичные вещи происходили и в других партиях. Но ведь именно это будет затруднено, если парламентаризацию при сохранении барьеров из ст. 9 § 2 направят по пути «великопрусского» развития и посредством этого вытеснят представителей других парламентаризованных правительств на путь партикуляризации, выражающийся в лозунге «по возможности большей свободы от империи», т. е. от Великой Пруссии. Об этом следует хорошенько задуматься.