Фестиваль (СИ) - Цветков Вильям - Страница 41

Литвинов посматривал в протокол и кивал. Настроение у него явно улучшилось.

- Нет такого дела, - сказал он, - с которым бы мы не справились, правда, ребятки? Ладно, благодарю за службу - Литвинов поднялся с кресла и проткнул Архипову руку. - Тебе, - сказал он, - неделя отпуска.

Покончив с церемониями, Архипов направился в свой кабинет. Плеснув в чашку коньяка он остановился возле пустого стола. Почти пустого. В самом его центре лежало письмо.

Архипов залпом выпил коньяк. И взял конверт, яростно его разорвал, потом подошел к окну и выбросил все это на улицу, маленькие кусочки бумаги тотчас развеяло теплим весенним ветром.

ЭТО БЫЛО ТВОЕ ПОСМЕРТНОЕ ПИСЬМО.

Он устало опустился на стул и закрыл глаза.

Глава 34.

Они пришли примерно через час после того, как принесли еду. Василий услышал открывающийся засов в глубине тюрьмы. Сразу за скрежещущим звуком последовали шаги, иногда нарушаемые короткими фразами.

Он понятия не имел, сколько прошло времени - месяц или год, когда он спрашивал об этом у охранника, тот лишь пожимал плечами.

Василий сел на нары и уставился на дверь. Шаги приближались. Он с отвращением вспомнил красномордого, но вопреки его ожиданиям, в камеру вошел охранник и двое средних лет мужчин в штатском. На них были одеты одинаковые серые костюмы и запылившиеся туфли. Ни одного из них Василий припомнить не мог.

- Батурин? - спросил тот, который стоял слева. Он, видимо, был чуть старше, и по возрасту и по званию. Второй стоял чуть позади первого и нервно переминался с ноги на ногу.

- Да, - ответил Василий, разгадывая цель их визита. Но штатский не стал много говорить.

- Подпишите постановление о вашем освобождении. - Он кивнул второму и тот подал листок бумаги и ручку.

Василий машинально поставил я свою подпись, глядя на верхнюю строку бумаги - "Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела". Строчки заплясали у него в глазах, а ноги предательски задрожали.

- Старшина, выдайте ему вещи. - Долгим взглядом штатский посмотрел на Василия. - А ты забирай все и проваливай. Больше лучше не попадайся.

Василий утвердительно кивнул.

Второй штатский сухо засмеялся, они повернулись и быстро ушли. Через пять минут вернулся старшина, принес куртку, шнурки, ключи и прочий мелкий скарб.

Василий еще раз расписался в акте о возврате вещей, неспеша оделся, натянул забытую черную шапочку и подмигнул охраннику. Тот посмотрел на него глазами голодного бультерьера.

Некоторое время они петляли по мрачным коридорам, периодически останавливаясь, когда сержант, лязгая ключами, закрывал двери. Наконец, они вышли на развилку. Направо вверх, к двери, тянулась каменная лестница, а прямо - все те же коридоры.

Охранник показал на дверь и не дожидаясь, пошел вперед. Василий, не дав ему себя обогнать, открыл тяжелую металлическую дверь и вышел на улицу. За спиной послышался хруст закрываемого замка.

Василий ошеломленно оглядел пространство перед собой и полной грудью вдохнул цветущий весенний воздух.

Боже! Снег куда-то исчез, молодая зеленая листва тихо шумела, подгоняемая слабым ветерком. Тонкий аромат цветения защекотал в ноздрях.

Василий дышал и не мог надышаться. Безбрежно голубое небо без единого облачка населили веселящиеся ласточки. Шумная ребятня играла в мяч и громко смеялась.

Василий почувствовал как на глаза навернулись слезы. Он соскочил вниз и побежал. Так быстро, как только мог. Он хотел ощутить усталость, хотел видеть лица людей, хотел кричать, что он не виновен, что его отпустили! Он хотел обнять весь мир и поцеловать его, и не важно, что этот мир причинил ему столько боли. Важно, что этот мир существовал и в конце концов все расставил на свои места.

Прохожие оглядывались на него с изумленными лицами, но ему было наплевать. Он бежал и дышал, не обращая внимания на шарахающихся людей.

Василий сорвал с себя шапку и отросшие почти до плеч волосы взметнулись по ветру. Глаза горели от переплескивающегося через край возбуждения.

Он даже сам не заметил, как оказался у Наташиного дома. Полувековые липы шумели над головой протяжно и ласково. Урча, проносились редкие машины.

Василий вошел в подъезд и на мгновение замер, почувствовав неловкость. Кто он ей, в конце концов... Промелькнул как искра и исчез. А Таня... та наверное, и думать забыла. Он вдруг вспомнил ее вязаный свитер и запах... Нет.

Он отогнал эти мысли и быстро поднялся по ступенькам. Звонок прозвенел, как сто лет назад. Василий улыбнулся. Надо было купить цветов. Он пошарил по карманам, но денег не нашел. Деньги исчезли. Да и что там было, кажется, двадцать или тридцать тысяч...

За дверью послышались легкие порхающие шаги. Наташа открыла дверь и замерла.

- Ты?! - вымолвила она.

Василий смотрел на нее не отводя глаз. Она еще больше похорошела. Халатик из тонкой ткани перетягивал красный пояс.

- Я, - сказал Василий.

Минуты две они не двигались с места. Долгие сумасшедшие минуты удивления, узнавания, воспоминаний и черт знает чего еще.

- Проходи, проходи,-- залепетала вдруг она. - Чего же ты стоишь? Он прошел в коридор и она, закрыв дверь, остановилась от него так близко, что ее дыхание коснулось его волос на плечах. Наташа несмело подняла руку я провела по его щеке.

- Шрам, - сказала она и вдруг расплакалась, упав ему на грудь. - Боже, где ты был? Где ты был?

Василий обнял ее за плечи. У него закружилась голова. Он погладил ее по спине.

- Не плачь. Не плачь, все кончено, - сказал он. - То, что было, то прошло. Я... - слова застревали у него на языке. - Я очень рад тебя видеть. Ты стала очень красивая... Она отняла лицо от его плеча и попыталась улыбнуться.

- Я тоже рада, что ты вернулся.

Глава 35.

-Сегодня вечером. Да. Кажется, в семь тридцать шесть. Из Ливана. Двенадцать человек, - она отвечала в трубку и одновременно думала, куда бы их заселить. Гостиницы были забиты сверху до низу.

- Их встретят? - спросил ее голос.

- Да, - сказала она и повесила трубку.

Город кипел как раскаленная доменная печь. Температура в тени не опускалась ниже тридцати градусов по Цельсию. На расплавленном асфальте виднелось множество вмятин от обуви и велосипедных шин. Безумное количество машин в удушливой синеве угарного дыма проносилось мимо изможденных зноем пешеходов. Слева от ступенек магазина "Ромашка" толстая женщина в серой от грязи и промокшей от пота спиной продавала мороженое.

Спрос был большой. Длинная очередь терпеливо выжидала, пока женщина в грязном халате неспеша примет и пересчитает деньги, потом залезет в свой большой черный кошелек, свисающий с ремня на поясе и отсчитает сдачу. Затем, также не торопясь, при этом морщась, отдуваясь и стряхивая мокрой ладонью со лба свисающие капли пота, откроет холодильник и протянет сто граммов замороженного с сахаром молока.

Василий знал, что для мороженого слишком жарко, поэтому не купил, а то через пятнадцать минут захочется пить в два раза больше.

Он просочился сквозь задыхающуюся на остановке толпу и неспеша пошел вдоль Ленинского проспекта. Посмотрел на часы - они показывали половину первого.

Василий шел к себе на квартиру, которую снял неделю назад. Сегодня он намеревался немного поспать, а затем встать, побриться, надеть срой единственный костюм и вечером...

Вечером его пригласил на день рождения единственный калининградский друг. Они встретились случайно четыре дня назад. Василий гулял по городу и наслаждался свободой, и возле него неожиданно остановилась подержанная "Гренада". Из нее кряхтя, вылез Павел.

- Привет служивым! - крикнул он.

- Здорово, - ответил Василий. - Я уже не служу, уволился.

- Да ну! Чего так?

- Не по мне это, - сказал Василий, нахмурившись.

- Ладно, ладно! - Пашкино лицо так и светилось от счастья. - Значит, так, через три дня, то есть и понедельник, жду тебя у себя. Догадываешься? Василий отрицательно покачал головой.