Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 26

— Хэй-хэй! Починил, а! Садитесь, подвезу!

Это рассмешило старушку. Смеясь, она снова погрозила сухоньким своим кулачком скалившему белые ровные зубы водителю:

— Ах ты, разбойник! Мы уже пришли. Ну, сам починил, сам и катайся, шайтан твоя арба.

Водитель сбил на затылок видавшую виды бескозырку, прищурил свои и без того узкие глаза-щелочки, газанул и помчался дальше, только разболтанные борта кузова загремели, да рваный брезентовый тент запарусил. Баба Шура еще несколько раз повторила: «Ах ты, разбойник», потом вдруг ойкнула, хлопнула по юбке рукой:

— Детки, а квартира-то, квартира у вас есть?

Ольга взглянула на мужа, он на нее. Еще тогда, в памятный тот вечер Клим сказал, что живет на корабле, что угол придется снимать у частников — так делают все молодожены. Баба Шура заметила это их переглядывание, старая морячка, она поняла все без слов и тоном, не терпящим возражения, заявила:

— Будете жить у меня. Домик, хоть и старенький, да теплый еще, живу я одна, места хватит. Денег не буду брать ни копейки.

Клим, обрадованный столь удачно решенной проблемой квартиры, просиял. Обрадовалась и Ольга. Они пошептались и Клим решительно, в тон бабе Шуре сказал:

— Не, бесплатно не будем. Нельзя, неудобно.

— Это с твоих ста пятидесяти рублей драть удобно? Да при неработающей жене? Молчи, сынок. Пенсию получаю, огород есть, поросеночка держу, у меня все как у людей. По душе вы мне пришлись, глянулись, одним словом. В этом вся и причина, вот чего. Мне ваших денег не надо.

Признаться, Клим побаивался, что придется не один день потратить на поиски жилья. Военный городок ютился вдали от цивилизации, строили мало, извечная забота о крыше над головой была у военных моряков острой. Вся надежда Клима была на небольшую деревянную слободку, где жили такие же, как Александра Ивановна Шубина, пожилые люди, в большинстве своем из отставных мичманов, не имевших на западе родственников, из тех, кому некуда было уехать после увольнения в запас.

Такие слободки, или «шанхайчики», как их называли, имеются в каждом военном городке. По сложившейся уже традиции их обитатели занимаются ведением домашнего хозяйства, поставляя на скудный гарнизонный рынок раннюю картошку, овощи, молоко да яйца, а по ранней зиме и свежую свининку. В какой-то степени именно благодаря «шанхайчикам» решается жилищный вопрос бесквартирных молодых офицеров и мичманов. Постояльцы в таких слободках не редкость. Правда, цены высокие, из лейтенантского или мичманского жалования уходило процентов до тридцати, а то и того больше, но куда денешься? Для молодых военных семей пожить годик-два на квартире считается делом обычным.

Пришли. Клим с большой радостью окинул взглядом чистенький дворик с аккуратной поленницей дров, палисадник под окнами с золотистыми головками каких-то мохнатых цветов, заметил за дощатой перегородкой сарайчик и полугодовалого, не иначе подсвинка. Он толкнул Ольгу локтем:

— Смотри. Ай да баба Шура!

Бабуля уже возилась с замком, кабанчик, почуяв ее приход и близкую кормежку, захрюкал, загремел корытом. Наконец, калитка открылась, хозяйка пропустила квартирантов вперед, приговаривая:

— Вот мы и дома, проходите гости дорогие, устали, сейчас отдохнем, чаю поставим.

Душ у бабы Шуры был во дворе, вода за день хорошо прогрелась и приятно было чувствовать, как стекает она между лопаток, возвращая телу бодрость.

Чай накрывали в комнате побольше. Баба Шура вынула из горки парадную посуду. Тонкие фарфоровые чашки украшала искусно выписанная японским художником снежная голова вулкана. Фудзияма, не иначе подарочный набор, подумал Клим. Такая же картинка была изображена на заварном, миниатюрном чайничке и на блюдцах. Хозяйка заметила его внимание и с гордостью сообщила, что этот сервиз вручали Николаичу, когда провожали на заслуженный отдых:

— Рассказывали, что начальник политотдела лично звонил на торговую базу.

От свежевыкрашенных полов, тюлевых занавесок на окнах, застекленных рамок с любительскими фотографиями веяло покоем, устоявшимся порядком. Снимки были преимущественно морской тематики. На них бороздили волны корабли устаревших проектов, улыбались замершие в картинных позах люди в матросских робах и глухих кителях с воротниками стойкой. Над кроватью, на ковре висела в выпиленной лобзиком узорной рамке, увеличенная и расписанная заезжим кустарем фотография смеющейся женщины средних лет, в которой без труда угадывалась нынешняя баба Шура и круглолицего усатого мичмана. Женщина держала на руках белого котенка с вытаращенными голубыми глазами. Чуть ниже снимка тускло поблескивал золотом кортик в поцарапанных сафьяновых ножнах.

Баба Шура, ничуть не уставшая, все такая же бойкая, будто и не было утомительной дороги, успевала и чайку подливать и про свою жизнь рассказывать, да и молодых расспрашивать. Она удовлетворенно кивнула, узнав, что Клим служит на корабле:

— Николаич меня одобрил бы, он до самой отставки боцманом был, настоящий моряк, скучал на берегу, ни одного отпуска толком не отгулял. А ты душенька Олюшка, привыкай, тоже, считай, морячка теперь. Вот и пойдет наша жизнь. Клим будет служить, а мы его — ждать.

Она испытующе посмотрела на Ольгу:

— Не обижаешься, что командую? Э, да ты, солнышко, спать хочешь. Ах, я глупая, старая Яга. Сейчас, сейчас покажу вам комнату вашу, устраивайтесь, отдыхайте, а я буду Борьку кормить. Ишь, визжит, есть просит, голодная душа.

Баба Шура погремела на кухне ведрами, кастрюлями, потом хлопнула дверью. Ушла. Стало тихо. Ольга сонно зевнула, потрогала пальцем наволочку, нерешительно остановилась, посмотрела на Клима. Тот сначала не понял, потом покраснел, отвел зажегшиеся глаза в сторону и пробормотал:

— Я выйду, ты раздевайся, ложись.

Выглянул в окошко, добавил:

— А вообще я немного погуляю. Больше месяца не был, соскучился.

Ольга посмотрела на его лицо и засмеялась:

— Гуляка! Бери полотенце, мыло, мочалку и шагом марш обратно в душ, мыться как положено. Но и мне воды оставь.

Когда он вернулся, постель была разобрана. Ольга еще не ложилась, она шлепнула Клима по спине:

— Уже здесь? Ишь ты, какой быстрый. Иди, ложись к стенке. Если не хочешь спать, то не спи, но не балуйся. А лучше всего отвернись.

— Слушаюсь. А ты?

— Я ведь тоже наскоро ополоснулась, а дорога была дальняя.

Она лукаво улыбнулась, показала Климу кончик розового языка и выскользнула за дверь. Клим лег, вытянулся под одеялом, закинул руки за голову и довольно вздохнул. Так все прекрасно получилось, расскажи кому, не поверят.

Потом пришла Ольга, свежая, в новеньком халатике.

— Не спишь? Немедленно закрой глаза, считай до ста и не подглядывай.

Клим изловчился, поймал ее холодные, пахнущие водой руки.

— Не бывать тому, чтобы верх брала женщина. Это удел мужчин. А ну, сдавайся на милость победителя.

Она завизжала, попыталась было отбиваться, впрочем, делала это довольно слабо и Клим, рыча как тигр, снял с нее халатик. Она быстро юркнула под одеяло, но Клим был настойчив, ей ничего не оставалось, как подчиниться.

Подозрительно долго кормила баба Шура своего Борьку. Еще совсем недавно требовавший себе еду, он, наверное, закапризничал. Когда, наконец, на крыльце затопали старые бабкины калоши, молодые уже крепко спали. Бабка тихо прошла в свою комнату, подтянула гирьку на ходиках, зевнула и тоже прилегла на часок.

Вечером она отправила их в кино, сказав:

— Завтра тебе, дорогой, на службу. А сегодня пройдись с женой по улице, пусть знают, кто и чья она.

Утром Клим проснулся от звяканья посуды. Было шесть часов. Из кухни доносилось приглушенное:

— Говоришь, педучилище закончила? К осени сходи в школу, может, учителя требуются или пионервожатая, с работой у нас трудно. Но ничего, живут же люди, служат, и вы с Климом тоже так будете. Пора тебе будить мужа. Ему Олюшка надо быть на корабле к подъему флага. Флаг поднимают ровно в восемь часов. Но твой пока не адмирал, должен приходить раньше. Мало ли, матросов проверить, порядок посмотреть. А как же? Ты его разбуди, накорми, да и отправляй. О том, во сколько и когда придет, не спрашивай.