Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 45

Затмение, рожденное эйфорией от объявленной новым генеральным секретарем КПСС Горбачевым перестройки, вдруг открывшей широкие возможности понимания свободы, должно было и привело к желанию части республик развиваться самостоятельно. Такой вывод сделало большинство. Старпом пошел дальше. Виктор Степанович заявил:

— Рано или поздно народ разберется и устранит нежелательных лидеров.

Его поддержал лейтенант Коломийцев, отличавшийся присущим молодежи максимализмом. Он выдал сентенцию о том, что в общем доме нет хозяина, некому заставить взять в руки швабру и сделать большую приборку, поэтому все привыкли много говорить, мечтать, пребывать в благодушии. Он сделал вывод, который очень понравился крутому нравом Черкашину: сторонников неудачной перестройки надо удалять, как ликвидируют хирургическим путем злокачественную опухоль. Либо долго и беспрерывно лечить в спецстационарах.

Не стало на корабле Гочи и как будто осиротела команда. А тут пришло время увольняться тем, кто отслужил положенный срок. В том числе Саше Абросимову. На построении командир сказал, что тот будет уволен раньше всех и назвал число — второй день после объявления приказа об увольнении в запас личного состава, отслужившего свои сроки. Такой чести удостаивались лучшие из лучших воинов.

Когда до личного дембеля Саши, кстати, моряки-срочники говорят «ДМБ», остался месяц, он написал своей девушке о том, что боится ходить в увольнение. «Захочешь, например, представить как я поеду домой, а здесь нет ни автобусной остановки, ни железнодорожного вокзала, ни тем более аэропорта. Это радует. А то купил бы билет, да и рванул к тебе прямо сейчас, не дожидаясь». За последние недели у боцманов не было приятней такого баловства: подойти к старшине первой статьи, обратиться по всей форме и доложить, так мол и так, через столько-то дней командира отделения боцманов большого противолодочного корабля ждет гражданская жизнь. Шалость, шутка, а поди-подвинься ты, действовало безотказно. Старшина благодарил за ценное уточнение и весь день ходил в приподнятом настроении. А еще ближе ко дню расставания Саша вдруг захандрил, ему стало… жаль уезжать.

Как-то утром принимали танкер с топливом. Дело обычное, знакомое даже первогодкам. Витька поспешил укрыться в тени орудийной башни. Милое дело использовать возможность отсидеться. Иваныч с Абросимовым занимались бумагами, выскочка старший матрос Воробьев, которого прочили кандидатом в командиры отделения, суетился со швартовной командой.

Весьма довольный собой разболтанный матрос Зверев блаженствовал. В кубрик он направился вслед за всеми. И тут попался на глаза Абросимову. Тот собрался было во весь голос распушить неуправляемого ленивца, даже подозвал его. При виде легендарного этого балбеса что-то защемило внутри. Саша услышал обычное «Я чо? Я ничо» и вдруг понял, что страшно расставаться с кораблем. Тяжело будет командирам без него. Кто лучше всех знает положительные и отрицательные стороны каждого из отделения? Выходит, кроме старшины первой статьи никто.

Своими мыслями он поделился с самым близким человеком, Иванычем. Тот посоветовал чаще бывать со старшим матросом Николаем Воробьевым, назначенным новым командиром отделения. Так они и ходили последние дни вместе.

Первое, что сделал Саня, он предупредил:

— Коля, не вздумай делить подчиненных на любимчиков и толпу. Пусть все будут перед тобой одинаковы. Думаешь, для чего? Ну, так слушай…

Мудрый Петрусенко убил двух зайцев. Абросимов подготовил старшине команды хорошего помощника. А народ безболезненно принял верховенство своего вчерашнего ровни, бывшего просто стармосом Колькой Воробьем.

И вот наступил последний день пребывания старшины первой статьи Абросимова на ставшем родным корабле. На построении капитан третьего ранга Терешков зачитал приказ об исключении из списков команды главного старшины Александра Абросимова, вручил Почетную грамоту и новенькие погоны с широкими лычкам. Пожелал, чтобы Саша, он сказал — наш Саша, чем вызвал гул одобрения, поскорей нашел достойное место в жизни и не забывал годы службы на противолодочном корабле Краснознаменного Тихоокеанского флота.

С корабля Абросимов сошел четким шагом, лихо отдал честь Военно-морскому флагу, на берегу его и еще нескольких счастливцев с других кораблей ждал штабной УАЗик.

Через полторы недели бригаду начали покидать партии дээмбэшников. Со всех боевых кораблей набрали первую группу. По такому случаю состоялось общее построение с выносом на плац знамени. Возле ворот контрольно-пропускного пункта стоял наизготовку местный автобус — крытый брезентом ЗИЛок. После роспуска строя настало время прощания с уезжающими матросами и старшинами. В одежде первого срока и, несмотря на устоявшийся уже морозец в бушлатах вместо шинелей, с купленными в военторговской точке спортивными сумками, где дожидались своей очереди искусно пошитые корабельными умельцами суконные бескозырки с длиннющими лентами, они весело перекликались друг с другом и долго, пока не исчезли за поворотом, махали оставшимся.

В состав первой партии включили старшину второй статьи Карнаухова. Вместо него был назначен матрос Иванов. Мичман Борисов в разговоре с командиром боевой части пояснил свой выбор тем, что открытость Петьки, его готовность отстаивать свое мнение и прямо таки патологическое стремление к справедливости просто необходимо использовать. По его замыслу, такой, с позволения сказать, народный трибун должен был воссоздать в коллективе нормальные взаимоотношения.

Гидроакустики потеряли, или, может, наоборот, освободились от старого командира отделения. При нем отделение не имело нареканий. Но какой ценой! Ваня свято придерживался наказов первого своего старшины команды мичмана Пескова. Основное, поучал тот молодого тогда Карнаухова, уметь устраивать себе спокойную жизнь. Когда будет хорошо тебе как командиру, автоматически выиграет коллектив. Первое и главное — если необходимо для дела, не стесняйся избавиться от мешающего. Круто, по-мужски звучало и это — не поднимай, а добей упавшего. Иван вспоминал наказ отца: «Закончишь техникум, отслужишь в армии, придешь на производство. Но запомни — люди нуждаются в твердой руке.» Слова были схожи, верилось в заповеди старших свято.

Именно поэтому он собирался избавиться от матроса Уразниязова, для акустиков являвшегося балластом явным. Иван перед отъездом считал нужным поговорить с молодым старшиной команды, хотел дать пару рекомендаций. Подсказать, поправить, так делают настоящие руководители. Себя он полностью относил к таковым.

Да, намеревался посоветовать, поговорить по душам, но передумал. Лучше промолчать. Не в коня корм. Пусть мичман Борисов продолжает изучать теорию военной педагогики и старательно следовать ее канонам, флаг ему в руки. Вот когда у гидроакустиков без него, Карнаухова, начнется бардак, вспомнят про него, покусают локти, да поздно будет.

Днем на корабль прибыла первая партия молодого пополнения. Среди них один оказался акустиком, его тут же определили по назначению. Двое должны были нести дальнейшую службу в штурманской боевой части, вакантные места там оказались заняты, одного отдали в радиотехническую службу, другого расписали радиометристом к ракетчикам, еще одного прибывшего, кстати, окончившего курсы легководолазов при ДОСААФ хотели было перенаправить на водолазную станцию береговой базы, да подумали-подумали и определили в вестовые.

Вечером с одного из кораблей были определены на гауптвахту несколько пьяных матросов. Они по-своему, как сочли необходимым, отпраздновали долгожданный день перехода в новое качество. Отныне те, кому увольняться весной, становились годками, представителями высшей касты негласного деления на гильдии.

В общем, жизнь не стояла на месте, умы и сердца корабельных людей функционировали по своим, неведомо кем диктуемым законам. Например, мичман Борисов помимо выполнения служебных, став человеком женатым, оказался загружен разными делами личного характера. И, на взгляд Иваныча весьма в этом преуспел.