Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 49

— Ребята, встречай скрипача. Меня Андрей зовут, Федоров. Это Боря Батраков, зовем его Большой Боб, потому что есть еще один Боря, Жилин. А это наша мухобойка. Мы из нее лупим кого надо, сегодня ее самое будем лупить. Знакомь со своими.

— Это наш командир отделения Петро Иванов, а вот сейчас еще Коля Милованов подойдет и с ним новичок.

— Значит, так, вам и делать-то нечего, отгребайте лед от башни по палубе и за борт его. Работа простая, но, хрен с ним, тоже нужная. Сейчас шлепайте к боцманам за инструментом. И снова сюда. Пахать.

Инструмент, в частности увесистые молотки, штыковые и совковые лопаты раздавал медлительный боцман, в котором Игорь с трудом узнал Шухрата. Он был в обледеневших ватных штанах, рыжей превратившейся на холоде в панцирь ватной телогрейке. Тот еще вид дополнял намертво примерзший к шапке капюшон от офицерской плащ-палатки.

— О, Игорь. На, держи, это тебе. Хороший штука, удобный, легкий.

Он протянул т-образное приспособление с резиновой прослойкой, которое боцмана используют со шваброй во время приборки, этим же при необходимости очищают палубу от мокрой снежно-льдяной массы.

— Шухрат, ты что, за борт падал?

— Не, просто после обед кубрике не был. Пока не таял я.

В баталерку заглянул Петрусенко:

— Вот еще один патриот. Иди переодеваться в сухое, получи химкомплект. Тут за тебя порулят, не беспокойся.

Он обходил корабль, и, когда встречал тех, кого не было на построении, а таких было видно сразу по отсутствию непромокаемой одежды, отправлял в кубрик. «После обед» боцмана авралили. Для помощи им даже дневальных лишили теплого места и отправили на верхнюю палубу. Среди последних оказался матрос Зверев. У него зуб на зуб не попадал, но Витька радовался, глядя на пенные гривы валов.

— С ума сойти, — кричал он. — Красиво как, братцы! Вот это я понимаю! Море-морюшко.

Форштевень рассекал вал за валом, палубу и надстройки щедро окатывало пенной массой воды. Кто-то поворачивался к очередной волне спиной. Море смывало с резиновых рубах и штанов обильно налипающий снег. Зверев же захлебывался, но встречал очередную порцию холодной воды с открытым лицом. Он снисходительно оглядел десятка два приданных из различных боевых частей и служб, показал рукой на фок- и грот-мачты, основания для ракетных комплексов, радиолокационных стрельбовых антенн, реактивных бомбометов и, перекрикивая ветер, заорал:

— Работы край непочатый. Видите, толпа корячится. Будем помогать. Сбиваем лед чем придется. Не дрейфь, когда дадут пар, будет легче. Всем надеть каски. Всем обвязаться линьками, шкертом каким. Всем помнить о том, что если приголубит куском льда кого из нижних, то мать, мать, мать!

— Ты сам где будешь, на палубе или за паром пойдешь? А может в кубрик мать, мать, мать?

Народ сдержанно гоготнул. Витька раздвинул в улыбке резиновые от холода губы, хотя, если захотел, показал бы все тридцать два зуба. Весело было ему. Первым нахлобучил каску, поддел совковой лопатой и от души надавил грудью на черенок так, что не успевший схватиться в монолитную глыбу пласт ноздреватого пропитанного влагой льда отвалился от надстройки на площади с квадратный метр. Он разлетелся о стальную палубу, но вой и хохот ветра перекрыл звуки. Одному матросу зашибло ногу, пострадавший завопил так, что был услышан. Это вернуло Зверева в его, можно сказать обычное состояние. Он мгновенно рассвирепел:

— Ты чего стоял как… статуй!

И постарался привести себя в порядок криками в адрес этого недотепы, этого… хрен знает кого, к тому же оказавшегося из электромеханической боевой части. Тут стихия, шторм, тут тебе, понимаешь, не в тепленьком да уютненьком посту энергетики и живучести стрелочки приборчиков отслеживать. В подробностях тактико-технических данных сложной и самой многочисленной электромеханической боевой части он ничего не смыслил, просто знал, что есть ПЭЖ, оттуда управляют механизмами.

Прислали, называется, помощничков, еще работать не начинали, уже успели покалечиться. Пострадавший поковылял в медблок, но скоро вернулся, показал ребятам поднятый кверху большой палец. Витька схватил его за руку, поставил рядом с собой и пригрозил кулаком:

— Ты, гад, рядом со мной работай. Чтобы с глаз моих ни-ни!

Ушибленный не расслышал, но судя по усиленным его кивкам прекрасно все понял. Во время работы он сам пару раз своевременно предупредил Зверева об опасности. Полностью завоевав доверие боцмана, похлопал себя по груди:

— Виктором зовут! Жуковым.

Хотел что-то добавить, типа, что никакой он не гад, а моторист, сепарирует дизельное топливо, но понял, что из-за ветра его не расслышат, выбрал себе участок посложней и включил в общий перестук удары своего молотка.

Старший помощник обошел корабль, кое-где сделал перестановку людей. Черкашин оставил на возвышениях, а также самых ответственных участках только офицерский и мичманский состав. При этом отобрал у командиров боевых частей инструмент, вменив им в обязанность следить за соблюдением личным составом техники безопасности. На верхней палубе их было трое, командир боевой части-два капитан-лейтенант Сергей Морозов так и не передал никому шланг с горячей водой, работа с антеннами дело тонкое, никому доверять нельзя. Штурман и механик несли службу на своих постах, да отмахнулся от Виктора Степановича капитан-лейтенант Москаль. Замполит считал своим долгом находиться там, где трудней. Он брал у кого-нибудь из притомившихся орудие труда и работал до тех пор, пока матрос не начинал канючить — тащ кап-лант, отдайте ломик! Москаль поддевал еще один намерзший ком и хлопал отдохнувшего по плечу — перенимай передовой опыт. Давай, дружок!

Лед скалывали дружно. Командир БЧ-5 капитан-лейтенант Добров, желая немного подышать свежим воздухом, выскочил было наверх как есть, налегке, в хлопчатобумажной курточке, поперхнулся не столько холодным ветром, сколько видом неистово крушащих лед моряков. Алексей Иванович побыл немного, покрутил головой и снова полез в привычную и понятную его душе преисподнюю.

Установленное Черкашиным время закончилось. Едва приноровились, только-только научились понимать маневр соседа и начали действовать слаженно, как пришла новая смена. Оказывается, прошло полновесных полчаса. Что-ж, это было неплохо.

С гоготом, как будто не было тяжелого труда на выскальзывающей из-под ног поверхности палубы, оставляя за собой лужи, снимая на ходу химкомплекты, рванули пить горячий чай. Через несколько минут нестерпимо заболели от перепада температур настуженные пальцы. Дули на них, трясли руками, и говорили друг другу:

— Сейчас чайком отогреемся, потом отдохнем. Ух, благодать!

В столовой команды работала трансляция. Капитан-лейтенант Москаль рассказывал о событиях последнего часа. Зверев выслушал о том, как сбивают наледь на реактивных установках. Он весь превратился в одно чуткое ухо, когда пошла речь о важности действий тех, кто трудился на надстройках, в районе мачт. Ну, верно говорит Москаль, водяная пыль быстро превращает все выступы в бесформенные глыбы льда. Там только успевай, шевелись. Прав замполит, на этот участок добавить людей вовсе не мешает. А что если взять и вернуться на верхнюю палубу не дожидаясь конца отдыха?

— Черт подери, — глаза у Витьки заблестели. Нет, определенно, «шарабан» у него оказывается что надо. С ходу выдал такое простое решение, а сколько в нем пользы для дела. Он сказал об этом своему новому знакомому. Жуков одобрительно кивнул, молча растолкал сидящих рядом и направился к вешалке. Там под недоуменные взгляды ребят они надели химкомплекты, Зверев хлопнул ближайшего из любопытных по спине и направился к выходу:

— Братцы, айда снова лед колоть. А ну, кто уже попил чайку?

Наверное, мозги у многих работали в эти минуты в одном диапазоне с выдающимся «шарабаном» боцмана. С шумом и гамом опять пронеслись по коридору, отжали дверь и снова оказались в чертовом аду, только здесь не поджаривали, а морозили да обливали грешных холодной водой. И залепляли рты всем желающим громко выражать свои мысли.