Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 58

Хороши минимокики. Их еще скутерами называют. Крошечные, а берут больше ста килограмм груза и двигаются со скоростью до пятидесяти километров. Очень экономичны, практически не выходят из строя. Естественно, выпускают их тоже за пределами СРВ.

Клим слушал, видя на этом самом минимокике-скутере себя или Ольгу. Понятно, такому не бывать, слишком неосуществимо, как детская мечта о велосипеде. А вот еще, перед службой читал в «Комсомольской правде» о разрабатываемых снегоходах «Буран». Даже представить было невозможно, чтобы иметь подобного рода вещь. Он сидел, как все слушал Савельича, явно толковавшего со знанием дела.

Тот рассказывал уже о холодильниках «Ноу фрост», совершенно не требующих разморозки. Во Вьетнаме свободно продаются германские, финские. Жаль, они огромные, кто разрешит тащить этакое чудовище на корабль. Есть микроволновки, ну электропечи такие специальные. Жарят, варят, пекут, все делают за короткое время, только задавай программу. Да, вьетнамцы войну пережили страшную, но поднимаются быстро, потому что с умом используют достижения мировой экономики.

Говорят, в свое время Япония развивалась по этому пути. Но у них другое, вместо вещей они скупали заграничные патенты на изобретения, в том числе в Советском Союзе и, набрав силу, пошли своим курсом.

Эрудированного, разговорчивого представителя радиотехнических складов сменили молчаливые спецы. Появились ночью, с притушенными фарами, подняли через вахтенного офицера командира, тот вызвал секретчика, кое-кого из офицеров. Эти доставили добротно сработанные чемоданчики с содержимым из разряда «секретно», «совершенно секретно». Проверили документы у встречающих, каждому ткнули пальцем в соответствующие графы. Когда получили подписи, выгрузились и, проверив качество свежих сургучных печатей, столь же тихо, аккуратно уехали.

Комендоры, минеры принимали свои грузы. Никто им не помогал, справлялись своими силами. Однажды ночью Уразниязов не мог уснуть. Он поднялся на палубу, увидел старшего матроса Воробьева:

— Что Коля, тоже звезды смотришь?

— Ага. Слышишь, кран гудит, люди торпеды грузят. Нам достается, но ночью мы все-таки чаще спим. Вчера ночью глубинные бомбы принимали, снаряды к пушкам. Скажи, они все же маленькие, правда? А их Шухрат в одном ящике не очень много, знаешь сколько брутто, лишнего веса надо перетаскать, да по местам рассовать.

— Не, босманом хорошо быть. Я знаю, Коля.

Уразниязов вздохнул, еще немного послушал как гудят механизмы, перекликаются минеры и отправился спать.

Авралы объявляли, когда прибывали продовольственники с тоннами грузов. Хребты трещали у всех, начиная с вечных ломовых лошадей морского племени — боцманов и заканчивая акустиками. Даже матрос Конев, кряхтя, таскал посильную ношу и обливался трудовым потом. Одна радость, что у складских кормильцев имелся распорядок дня и они очень любили соблюдать его, по ночам, как правило, никто не шастал.

У новичков глаза лезли на лоб, когда одно заполненное съестным помещение сменялось другим, еще более просторным и пустынным. Особенно тяжелы были мешки с мукой. Замороженные свиные и говяжьи туши таскать неудобно. Деревянные ящики с тушенкой резали руки. Эх! Иной салажонок скорбно окидывал взглядом с причала родной свой корабль и, дуя на свежие волдыри мозолей, жалел, что не попал на базовый тральщик, или, еще лучше, на торпедолов.

Постепенно, день за днем с графиком трудовых свершений справились. Оставалось чуть-чуть. Ну там краску получить, да досок-сороковок кубометр. Уже и КамАЗ пробили у береговиков и время посещения складов узнали.

С этого момента произошел ряд непредвиденных случаев, о которых зубоскалили в каютах и даже в кают-компании в часы досуга.

Иваныч построил десяток своих чудо-богатырей вдоль борта, он прохаживался перед строем, посматривал на часы в ожидании капитан-лейтенанта Черкашина и уже собрался было идти на поиски старпома, чтобы доложить о готовности к движению. К кораблю подкатил на УАЗике молоденький лейтенант в новенькой шинели с каракулевым воротником, каракулевой же шапке, попросил дежурную службу вызвать старшего помощника командира корабля и пояснил:

— Лейтенант Коровин. Я спирт доставил. До сходней. Дальше его дело.

Порядком продрогший несмотря на сменный, пусть уже старенький, когда-то даже лакированный полушубок и до чертиков наскучавшийся на пустынной палубе вахтенный офицер принял начальственное выражение лица:

— Ну так выгружай его, я проверю, потом поднимем на борт и передадим старпому.

Лейтенантик неожиданно сложил комбинацию из трех пальцев, показал ее опешившему представителю дежурно-вахтенной службы и, не теряя самообладания, твердо произнес:

— Во! Как говорится, плавали, знаем… Давайте сюда старшего помощника.

— Лейтенант, ты что себе позволяешь? С-спирта своего нажрался? Я тебе его сейчас на твою г-голову вылью, червяк ты этакий!

С этими словами обладатель невидимых под полушубком четырех звездочек капитан-лейтенант бросился на причал. Не ожидавший подобного приема нарядный лейтенант юркнул в машину и заорал:

— Водитель, давай к проходной!

Сбежал, не поговорив, не дождавшись Черкашина. О происшедшем доложили командиру корабля, Терешков позвонил в довольствующий орган. Ему ответили, что да, описываемый лейтенант убыл к ним с грузом нетто двадцать килограмм вини спиритус, назад пока еще не прибыл и попросили ускорить прием доставленного.

Вахтенный офицер клятвенно заверил, что ни словом, ни тем более делом юнца не оскорблял. Наоборот, сказал он, этот дурной совал ему чуть не под нос фигу и в грубой форме требовал старпома. Командир корабля тихо произнес:

— Я бы накостылял ему по шее. Только…

Притянул собеседника за пуговицу к себе поближе и прошептал:

— Полагаю, кто-то неудачно пошутил, предлагая сгрузить спирт ему. Вижу, угадал. Ну так вот, кукиш шутник заслужил. Не спорьте. Идите товарищ капитан-лейтенант, несите службу согласно требованиям корабельного устава. Когда червяк этакий вновь появится со своим грузом, не вздумайте выяснять отношения.

Угадать ход происшедшего трудно, просто командир оказался невольным свидетелем. И мудро решил не делать из мухи слона. Капитан-лейтенант впредь остережется распускать язык. Лейтенант тоже получил урок, будет осторожней, пусть его начальство продолжает жить в святом неведении.

Петрусевичу, наконец, дали добро на убытие, боцмана поехали за краской и за досками. КамАЗ-длинномер, новый, еще с неразболтанными бортами бежал себе и бежал, сначала по бетонке, за которую дорожники умудрились получить награды, потом по главной улице гарнизона, потом подминая под колеса километры грунтовой дороги. Правда, в районе слободки, по местному «шанхайчика» Петрусенко выходил, озабоченно толковал о чем-то со знакомым из отставников. Потом повеселел и легко вскочил в кабинку.

Краску получили быстро. Откатили к дверям отсчитанные кладовщиком бочки, стали устанавливать на машину специальные деревянные слеги. Мичман, ровесник Петра Иваныча не поленился, заглянул в пустой кузов, еще раз пересчитал отпущенное, зорко посмотрел на Иваныча:

— Ты уж звиняй, браток, за бдительность.

— Та чого там, розумию. Служба така.

— И это тоже, но я тебя узнал. Це ж ты бочку белил захапал весною, когда тару приезжал сдавать. Как только сумел, а? Ведь глаз с тебя не спускал, даже чайком поил.

— Обознался, землячок, бывает. Я и балакаю, служба в тэбэ погана, у срацю ее. А насчет чайку не откажусь, пока мои хлопчики заняты.

— Пидемо. Я твоего КамАЗа перед отъездом еще раз проверю.

Проверил. Приятно удивился честности прибывшего корабельного люда, сказал, что с главным боцманом обознался, даже пожелал счастливого пути. Двинулись дальше. Петрусенко сосредоточенно глядел сквозь ветровое стекло на приближающиеся огороженные колючей проволокой правильные прямоугольники пиленого леса, думал одному ему известную думу. Колокольчиком залилась, затявкала мелкая собачонка, откуда-то издалека послышалось: