Лазурь на его пальцах (ЛП) - Лонсдейл Кэрри - Страница 36

Я кивнула, на самом деле не слишком вникая в то, о чем мне говорил Томас.

– Пойду-ка я посмотрю, как там Джеймс.

Извинившись, я выскочила из комнаты и побежала искать Джеймса. Тот уже сидел в машине и даже завел двигатель. Я быстро скользнула на переднее сиденье, и, едва захлопнулась дверца, Джеймс включил передачу. Шины с визгом рванулись по асфальту, и я быстро начала пристегиваться ремнем.

Джеймс поехал окольными путями, направляясь в сторону Бульвара Скайлайн и нашей заветной лужайки – особого местечка, где мы любили с ним бывать наедине.

В том, как резко Джеймс переключал передачи, явственно проступала бушевавшая в нем ярость. Он закладывал крутые повороты и все больше увеличивал скорость. Я даже схватилась за ручку дверцы:

– Какой смысл мчаться на нашу полянку, чтобы любить там друг друга, если мы по пути туда где-нибудь разобьемся?

Джеймс снизил скорость, и уголок его рта приподнялся было в легкой улыбке. Но он тут же выругался и хлопнул ладонью по рулю:

– Но откуда он это знает, черт его дери?

– Кто? Фил? Наверное, из наших с тобой записок.

– Из наших чего?

– Из записочек, которыми мы втихаря обменивались в школе. Помнишь, однажды ты засек, как он рылся в твоем письменном столе? Наверное, как ты и подозревал тогда, он их прочитал. – И еще я снова рассказала Джеймсу, как несколько лет назад Фил провожал меня до дома.

Джеймс скосил на меня взгляд.

– Ты мне об этом не рассказывала, – буркнул он.

Остановившись перед съездом на Скайлайн, Джеймс взглянул в зеркало заднего вида. Сзади нас нагоняла машина с включенным дальним светом.

– Да нет, рассказывала. Ты еще обозвал Фила идиотом и сказал, что даже не хочешь о нем говорить. Тебе вообще никогда не нравилось его обсуждать. К тому же тогда тебе куда интереснее было, что называется, прибрать меня к рукам. Помнишь? Это было как раз после нашего первого поцелуя.

Джеймс широко улыбнулся и бросил на меня страстный взгляд:

– Это я помню.

Я смутилась.

– Как бы то ни было, Фил обещал мне хранить нашу тайну. Сама же я никогда и никому не признавалась в том, что ты занимаешься живописью.

– Ну, судя по всему, он не способен держать язык за зубами. – Джеймс вывернул на трассу Скайлайн. – В следующий раз увижу – точно отметелю как следует.

Автомобиль с включенным дальним светом все так же следовал за нами, мощными фарами, точно прожектором маяка, освещая салон машины Джеймса. Выругавшись еще раз, Джеймс быстро глянул во внутреннее зеркало:

– Этому дебилу давно бы надо фары переключить.

Я посмотрела в боковое зеркало. Машина позади прочно засела у нас «на хвосте», оставив между нами дистанцию не больше длины автомобиля.

– Вот чего я никак не могу понять: откуда Филу известно, что ты действительно хороший художник?

– Он что, получается, видел мои картины?

Я помотала головой:

– Да нет, он ни разу не заходил ко мне домой. По крайней мере, при мне. И родители тоже ни разу не заикались, чтобы он к нам приходил. Хотя они никогда не говорили, что твой отец бывал в «Ирландском козле». Сегодня я впервые об этом услышала.

Джеймс вздохнул:

– Ну что, теперь мои родители все знают.

Я погладила его по бедру.

– Ну, тебе уже все-таки не пятнадцать лет. Теперь они не смогут запретить тебе рисовать.

– Я знаю. Просто… – Он потер свою руку. – Мне не хотелось, чтобы они узнали об этом таким вот образом.

Для меня это было что-то новенькое.

– А ты что, как-то планировал их в это посвятить?

Джеймс пожал плечами.

– Я представлял, как приглашу их в картинную галерею – и они страшно удивятся, обнаружив там выставку моих работ. Что, может, даже купят себе какую-то картину и повесят, к примеру, у себя в библиотеке. Черт, надо будет им что-нибудь преподнести.

Ах, Джеймс! У меня даже сердце замерло от переживаний за него. Джеймсу требовалось не просто признание его творчества. Он хотел, чтобы его родители воспринимали его искусство не просто как какое-то мимолетное хобби.

– Глупая была идея, – пробурчал он.

– А по-моему – замечательная.

– Теперь все равно поздно.

Джеймс проехал мимо поворота, ведущего к нашей лужайке. Я обернулась через плечо:

– Ты пропустил наш съезд.

– Знаю.

Его взгляд быстро перескакивал с дороги на внутреннее зеркало и обратно. Джеймс промчался еще несколько сотен ярдов и шустро съехал с трассы, пропустив идущего впритык водителя вперед.

Я даже ахнула:

– Похоже на машину Фила!

Джеймс подождал, пока та машина скроется за изгибом дороги, и развернулся, направляясь обратно, к съезду на наше местечко.

Наконец Джеймс свернул на проселок и выключил фары.

– Так, на всякий случай.

– Ничего себе! Он, должно быть, дико взбешен, раз кинулся за нами в погоню.

– Я не знаю, кто это был, но все равно не собираюсь рисковать. Я не хочу, чтобы кто-нибудь сейчас знал, где мы находимся.

– А что он, кстати, имел в виду, когда говорил о вас троих? – спросила я Джеймса, имея в виду его, Томаса и Фила.

Я почувствовала, как Джеймс напрягся.

– Да ладно, все нормально. Ты не обязан мне это говорить.

Он заглушил мотор.

– Тут нет ничего важного. Забудь.

И все же Джеймс явно умалял значимость какого-то факта. Из него до сих пор выплескивалась через край ярость и еще какие-то эмоции, и я затруднялась их определить. Он совершенно очевидно был чем-то сильно встревожен, хотя мне велел ни о чем не волноваться. Я рассудила, что придет время, и он сам обо всем мне расскажет.

Джеймс открыл дверцу машины, и тут же в салоне вспыхнула лампочка. Я часто заморгала, пока глаза привыкали к свету.

– Идем, – улыбнулся Джеймс. – Мои родители, наверно, огорчатся, что мы не явимся на ужин, но мне сегодня еще надо вернуться в Стэнфорд и приниматься за учебу. – Его улыбка стала дразняще-шаловливой: – Пойдем, развеемся немного.

Джеймс прихватил из машины тонкие одеяла, а также айпод и динамики «Jawbone» и двинулся по тропинке. Я поспешила за ним, вслед за Джеймсом перебравшись через низенькую ограду и петляя между деревьями. Наконец они расступились, открыв перед нами огромное звездное небо. Наше любимое местечко находилось на высоком горном кряже, открывающем чудесный вид на горы Санта-Круз. В эту прохладную весеннюю ночь на небе не было ни облачка.

Джеймс включил айпод, запустив «The Way You Move» рэперского дуэта «OutKast».

У меня даже брови поползли на лоб:

– Любопытный выбор. Ты у нас сегодня, значит, боевой и дерзкий?

Джеймс поиграл плечами и медленно, невероятно сексуально расплылся в улыбке. У меня внутри все задрожало.

– Иди ко мне, детка. – Он притянул меня в свои объятия, наклонился, чтобы поцеловать. Но не успели его губы коснуться моих, как все его тело внезапно напряглось. Джеймс поднял голову, настороженно взглянув через мое плечо.

У меня холодок пробежал по коже.

– Что такое?

Он напряженно сощурился, но потом мотнул головой и опустил взгляд на меня:

– Показалось.

– Может, какое-то животное?

– Может быть, – ответил Джеймс и чмокнул меня в нос. – Ты очень красивая.

Я улыбнулась и, отступив на шаг, стянула через голову свой тонкий свитерок, бросив его на землю. Джеймс довольно усмехнулся. Потом в ночи раздался звук расстегиваемой на моей юбке молнии. Улыбка с лица его исчезла, глаза проводили сползающую по ногам юбку. Наконец, выбравшись из балеток, я перешагнула через нее.

Легкий ветерок, пахнущий свежим ананасом и древесным дымом, обдувал мою кожу, было довольно прохладно. Я сжала руки в кулаки:

– А здесь холодно!

– Как же ты прекрасна!

Джеймс шагнул ко мне, крепко прильнул губами. Он обхватил меня за талию и, просунув пальцы под резинку трусиков, стянул их вниз, одновременно опускаясь на колени и целуя меня в бедра. Я резко вздохнула, вся дрожа от сырого воздуха и его влажных поцелуев.

Вскоре он отшвырнул трусики к беспорядочной горке моей одежды и увлек меня вниз. Расстегнул на мне лифчик и, целуя обнажившееся тело, уложил меня на одеяло, тут же прикрыв другим, чтобы я не замерзла. Потом торопливо разделся сам и юркнул под одеяло, притянув меня к себе.