До ее смерти осталось сто дней (СИ) - "Mia_Levis" - Страница 46

Грейнджер потерла щеки, пытаясь прогнать с лица мертвенную бледность. Знал ли профессор Дамблдор, на что посылает ее? Неужто считал, что она справится? Ну, тогда он явно переоценил ее…

Когда Гермиона все же вернулась в комнату, Малфой все еще был там. Сидел на подоконнике, на ее месте, прижавшись лбом к стеклу. Если ему было плевать, как он утверждал, так почему же он не ушел? Почему не спит спокойно в своей комнате, а ждет ее здесь? Гермиона так хотела это знать, но не решилась бы спросить.

- Они убьют ее? - тихо спросила она.

- Наверное, - неопределенно пожал плечами Малфой.

- Я должна что-то предпринять. Нельзя же так сидеть…

- Тебе стоит просто смириться, что не все в твоих силах, Грейнджер. Ты можешь написать старику Дамблдору, хотя в глубине души понимаешь, что это не поможет. Одна жизнь ради торжества добра - разве это большая цена? - хмыкнул Драко. - А еще можешь спуститься в подвал и попытаться героически спасти несчастную, но тогда, Грейнджер, я умываю руки.

Гермионе было нечего на это ответить. В голове крутились какие-то возможные варианты, но все они были так глупы, так безрассудны и отчаянны… Если она сейчас погибнет, то даже не попрощается ни с кем, не будет ни войны, ни победы - ничего! Грейнджер присела на краешек кровати, нажала на воспаленные веки пальцами. Заснуть бы сейчас и проснуться уже после Рождества.

Рождество… В этом году этот праздник имел особый смысл, будто некий Рубикон, определяющий всю дальнейшую судьбу. И если еще совсем недавно Гермиона неистово ждала этого дня, считая, что он ознаменует ее возвращение в Хогвартс, то сейчас скорое приближение роковой даты пугало ее. Ей больше не удавалось убедить себя, что ссылка в Малфой-мэнор - это милое чудачество профессора Дамблдора, продиктованое его заботой о ее благополучии. В этом бесспорно была цель - и цель, несомненно, важная! Но… Это “но” с каждым днем приобретало все более угрожающие размеры. Гермиона чувствовала себя в последние дни так, будто только-только начала оправляться после тяжелой затяжной болезни. В голове все мешалось, путалось, и Гермиона иногда ощущала, что где-то, глубоко-глубоко в подсознании, прячется та ниточка, за которую стоит дергать, чтобы развязать клубок. Но зацепиться за нее не удавалось, сколько бы сил она ни прилагала. Как будто ей что-то мешало. Или кто-то, чья-то воля, как при…

- Ложись, Грейнджер, - прервал так и не оформившуюся до конца мысль Драко. Гермиона досадливо поморщилась: из-за него она не только упустила какое-то важное озарение, но и вернулась мысленно к недавним событиям. - Хватит с тебя сегодня приключений. Я пойду.

Драко поднялся на ноги, еще мгновение вглядываясь в окно, словно мог увидеть что-то в кромешной темноте на улице. Хотя это же его дом… Ему не нужно видеть, чтобы знать здесь каждый уголок. Неосознанно он потер предплечье, в том месте, где под рубашкой находилась метка. Знак, который объединял его с убийцами и насильниками, с теми животными, которые наслаждались запахом чужой крови и видом непереносимой агонии. И все же он был другой… Быть может, только пока - годы службы Волдеморту наверняка наложили бы на него свою печать.

Драко пошел к двери, и Гермиона осознала, что еще несколько секунд, и она останется одна. Одна - с этой пустотой внутри, с горечью и страхом. Одна - в эту холодную зимнюю ночь. Одна - и никто не защитит ее от мыслей о том, что она сознательно сдалась, от осознавания, что она превратилась в эгоистку.

- Малфой! - позвала Грейнджер, когда он уже взялся за дверную ручку. - Не уходи.

Драко обернулся, неверный свет от волшебной палочки осветил его лицо. Сейчас он казался старше, а может, сегодня они оба стали старше. Он подошел к кровати, на которой она сидела, зажав ладони между коленей - такой испуганный, ребячливый жест.

- Я сегодня плохой собеседник, Грейнджер, - произнес Малфой. Он устал, - быть может сильнее, чем Гермиона могла себе вообразить - но все же не ушел молча. Он был с ней - в один из худших дней ее жизни.

- Тогда не разговаривай. Просто поцелуй меня.

Ох, будь время и место иное, Гермиона получила бы истинное удовольствие от растерянности, отразившейся на лице Малфоя. Но тогда ей было не до этого. Гермиона просто хотела, чтобы он был с ней. Если уж она свалилась сегодня в преисподнюю, то почему бы не уступить своему желанию? Падать больше все равно было некуда…

- Грейнджер, ты умом тронулась? - ядовито прошипел Драко. - Если я тебя поцелую, то проведу эту ночь здесь. С тобой, Грейнджер. И, поверь мне, утром у тебя будет гораздо больше причин, чтобы считать меня злодеем.

Гермиона ничего не ответила - у нее не было сейчас сил ни спорить, ни задумываться над возможной правдивостью его слов. Она медленно поднялась: ноги плохо держали и частично из-за этого, а частично из-за того, что просто хотела поступить так, она подошла к Малфою вплотную, положила ладони ему на плечи - мышцы под ее руками были так ужасно напряжены. А потом Гермиона поцеловала его: просто коснулась искусаными - когда только успела? - губами его холодных тонких губ.

Несколько секунд он не отвечал: просто стоял неподвижно и неяркий свет от волшебной палочки, которую он сжимал в руке, бликами освещал его лицо. А потом, будто очнувшись ото сна, он запустил пальцы в ее волосы, дернул - больно и сильно. Поцеловал - жадно, голодно, будто намереваясь выпить остатки ее несчастной души. Он пробормотал что-то в поцелуй, Гермиона не поняла что, и, спустя секунду, его волшебная палочка почти беззвучно упала на ковер.

В комнате воцарилась кромешная тьма - этакий подарок для Гермионы! Она сейчас могла бы попытаться представить себя в объятиях Рона, но даже приложи она всю свою фантазию, ей бы это не удалось. Ни с кем и никогда она бы уже не спутала ни запах, ни руки, ни губы Драко. Рон, ее милый неловкий Рон, был бы нежен и неуклюж. Он бы никогда не сделал больно. Но в эту проклятую ночь Гермиона нуждалась и в этой боли, и в напоре, который изгонял из головы сводящие с ума воспоминания. Нуждалась в Малфое.

Драко укусил ее за губу. Гермиона всхлипнула, чувствуя, как разливается во рту металлический привкус. Малфой лизнул ранку - и снова, и снова, и снова. Безумный, дикий, он, кажется, пьянел от вкуса ее крови.

- Ты сладкая, Грейнджер. Сладкая и такая грязная… - бормотал в поцелуе Драко. Обидные, злые слова - но тон! Каким же тоном он это говорил! Никто и никогда так не хотел, и вряд ли когда-либо будет хотеть Гермиону.

Грейнджер казалось, что она тонет. Вот точно так же она задыхалась, лишь изредка - на ничтожно короткое мгновение - выныривая на поверхность, чтобы потом вновь погрузиться в неистовое беспамятство.

Тишину комнаты нарушил треск рвущейся ткани - это Драко не хватило терпения снять с Гермионы футболку. Вспышка стыдливости - и вновь беспамятство. Губы Малфоя на ее шее - горячо, больно, хорошо - все одновременно. Его руки - холодные-холодные - на ее покрытой испариной, разгоряченной спине.

Ее ноги подкосились, и Гермиона, потянув Драко за собой, упала на кровать. Вспышка паники - и вновь беспамятство. Его язык прошелся по ее ключице и ниже - к часто вздымающейся груди. На светлой коже наверняка останутся следы - метки похлеще, чем у Драко на предплечье.

Вскоре Грейнджер оказалась полностью обнаженной. Вспышка смирения - и вновь беспамятство. Пускай, пускай наполнит ее болью и горечью, пускай выжжет из ее измученного тела последние часы. Пускай оставит только себя - в ней.

Со своей рубашкой Драко тоже не церемонился - дернул, и дробь мелких пуговиц щекотно рассыпалась по груди и животу Гермионы. Она положила ладони ему на плечи, погладила вниз, по рукам. Пальцы задели немного загрубевшую кожу - Грейнджер и в темноте могла бы проследить изгибы метки. Малфой молчал, дышал тяжело - возможно, это был своеобразный благородный жест с его стороны, и таким образом он давал ей время одуматься, осознать, с кем именно она собирается разделить свою первую близость.

- Что, Грейнджер, уже жал…