история одного безумия (СИ) - Трещев Юрий - Страница 59

«Надо сказать, что секретарь мэра был очарован примадонной… он соблюдал правила, правда, мог придать рамкам правил такую растяжимость, что едва ли эти правила можно было признать за правила… соблюдал он их неумело и принужденно, а иногда и вовсе не соблюдал, опускал занавес… а после премьеры он вдруг исчез, и так внезапно…»

«Я не думаю, что мать мэра замешана в этом деле…»

«И все это случилось в один день, ставший для города ночью, что странно, и эта странность бросается в глаза…»

«Секретарь мэра хотел вовлечь в заговор и меня за некие услуги, оказанные мне…»

«Скольких людей он свел в ад, если он есть… под видом состраданья он натравливал одних на других… и при этом он соблюдал закон и преступал его… и у него имелись покровители, которые ободряли его на новые преступления…»

«Надо сказать, что примадонна поступила опрометчиво и безрассудно… она доверилась секретарю, после исчезновения мэра…»

«Ее можно понять… она предавалась тревоге и горю, опасалась всего самого ужасного…»

«Приемной матери мэра было видение… она видела, как мэр тонул в пруду, ставшем болотом… он погружался в ряску и тину… и снова всплывал на поверхность… погружался и всплывал, как будто хотел назвать имя убийцы… она разрыдалась и очнулась среди ночи…

Она пришла к примадонне и рассказала ей этот сон…

Примадонна готова была разрыдаться с ней вместе, и впасть в отчаяние…»

«История, рассказанная приемной матери мэра сном, была весьма запутанная…»

«И у нее был свой замысел и исполнители… я принимал участие в поисках мэра в роли свидетеля и очевидца событий, о которых ничего не знал достоверного… меня допрашивали, но что я мог рассказать?.. мои догадки, которые были темны, а интрига намеренно запутана действующими лицами… от них зависело открытие и сокрытие улик и мотивов преступления, всего того, что случилось на сцене театра в последнем акте пьесы на глазах зрителей…»

«Печальная история, внушающая сострадание…»

«Куда ты?..»

«Пойду дальше…»

«С ними?.. с беженцами?..»

«Нет, с ними я не пойду… выглядят они ужасно…»

«Ты выглядишь не лучше…»

«Зеркала у меня нет…»

«Вон лужа…»

«В лужу я уже смотрел, там меня нет…»

«А снег все сыплет, сыплет…»

«Беженцы стали похожи на покойников в саванах… снег на них саваны надел…»

«Я бы не решился в такую погоду куда-то идти… и вообще…»

«Я в городе задыхаюсь, астма душит… все кажется мне зыбким: пол, стены, потолок… да и среди людей мне не так страшно…»

«А тебе бывает страшно?..»

«Еще как…»

«Боишься остаться наедине с самим собой?..»

«Боюсь заблудиться, свернуть не туда, не к спасителю, а к бесам…»

«Слышишь?.. опять этот странный подземный гул, напоминающий рычание своры собак… народ в панике, бегут, спешат… не лучше ли остановиться, послушать, что собаки им скажут… однако лай затих… нет, собаки все еще ворчит… устал я, сяду, отдохну немного и пойду дальше, молясь и призывая бога… боюсь не дойду… жены зовут… слышу голоса их, смех… или это бесы смеются…»

«Странно, ты умолк, и подземный гул затих…»

«А я все еще слышу его… тайны мне эти не понять… что ты молчишь, скажи хоть слово?..»

«А что тут скажешь… погибнем все мы, без исключения… без веры бог нам не поможет…»

«Куда все делись?.. были, и уже нет никого… ну, мне пора… не знаю, что нужно богу от меня… пойду пса Пифагора догонять, пока меня ночь не догнала…»

«Ты весь, как я… только…»

«Что только?..»

«Этот странный и страшный блеск в глазах… и голос… я узнаю в нем свои нотки… и походка… ты стал похож на тетю…»

«Я видел ее в замке дяди… как-то даже руку ей пожал… ты думаешь, она моя мать?.. а дядя мой отец?..»

«И мой…»

«Так ты мой брат близнец…»

«Была еще сестра…»

«Она жива?..»

«Не знаю… тетя меня воспитывала как сына, не зная, что я ее сын…»

«И все это ты нашел в бумагах портного… и молчал… ну, я пойду…»

«Останься…»

«Я уже не здесь… позовешь меня, и я приду…»

«Смеешься…»

«Вовсе нет… я призрак, дым… ты в меня переселился, а я в твою книгу…»

«Не уходи… я весь дрожу, я в отчаянье… я теряю разум… вижу твоих жен… они бродят в темноте, ищут тебя… а найдут меня… я в ужасе… они такие странные и страшные…»

«Смерть их не украсила…»

«Снова я слышу этот стиранный и страшный подземный гул…»

«Ад спустил своих собак… или это гром…»

«Был снег, а теперь дождь… потоп…»

«Небо подает мне знак… прощай…»

«Как все это странно… я слышу тебя, но не вижу… а что, если это не ты?..»

«Я это, я… и слов больше не надо… иначе снова вернется грязь, свора собак и все то, что кажется тебе видением, сном…»

* * *

«Бенедикт ушел, и день погас… море снова стало морем, а не вином… и скалы обычными скалами…

Стало холодно, темно, тревожно… и пальцы судорога свела, вдохновение спугнула…

Не одиночество и тишину искал Бенедикт, а славу… ему нужны были зрители, рукоплескания…

А что нужно мне?.. не знаю, вот и сижу, жду и сомневаюсь… я жду, когда во мне проснется гений и слава расцветет божественною властью, а не по прихоти людей…

Люди только все губят своим несовершенством, суетой и вероломством…

Красоте и совершенству нужна тишина…

Прекрасное может родиться только в тишине… в ней все есть, чувства, ритмы…

Посветлело… как будто вспыхнули софиты… все как на сцене…

А вот и ведьмы… явились… танцуют, смеются, радуются чему-то…

Взгляну на них поближе… нет ли примадонны среди них или кого-нибудь из ее свиты?..

Бог ее создал для игры и наслаждения…

На ее лице всегда маска… под маской легко все выдумать, представить в ином свете…

И это вошло в правило, в привычку…

Все стали художниками… и мне из этой роли уже не выйти, не спуститься ниже…

С волками можно только волком выть…

Небо светлеет…

Уже утро…

Беженцы просыпаются, встают… лица хмурые…

Примадонны среди них нет… и некому радовать толпу, вводить в волнение и в заблуждение…

И ораторов что-то не видно… перевелись…

Кажется, эту фразу я вслух сказал… женщина взглянула на меня и переменилась в лице…

Что это с ней?..

Кажется, меня коснулось вдохновение… я запел гимн ночи, украшенной фиалками и осокой…

Дар у меня есть, мой голос трогает и возбуждает чувства… есть сила в голосе, гармония, порядок, ритм… и борьба страстей…

Гимн ночи плавно переходит в плач смерти, ничем не украшенной, что стережет нас… и спасает…

Дал ли мой плач беженцам надежду?.. вряд ли…

Запела женщина и я умолк… умолкла и толпа…

Все было в женщине… и цвет юности, и нежность… в глазах не меланхоличный блеск… она уже поет не плач смерти… глаза ее сверкают, смеются… или это слезы?..

Женщина сбросила с плеч мантию… она готова петь и плясать как одалиска или менада… она вводит в круг меня, старика хромого… я танцую с ней…

Или мне это мнится?..

Нет, не мнится… я, старый пень, впал в детство… я танцую вместе со всеми, танцующими в кромешной тьме… тьма все еще висит…

И опускается все ниже, ниже…

А это кто?.. что она говорит?.. что нужно этой женщине от меня?..

Боже, это же Жанна, сестра Юлии… она все та же… не забыла ничего из уловок своей роли, играет саму невинность…

А невинна ли она?.. и куда заведет меня ее невинность?..

В ад… куда же еще…

Кажется, ад опять ожил, гремит как гром, и рычит точно свора собак…

От замка примадонны остались лишь камни… и сад заглох…

Море волнуется, все никак не успокоится…

Чайки сидят молча на скалах, как зрители в зале…

Вода шепчется в камнях, всхлипывает…

Небо чуть посветлело и беженцы встали и пошли дальше, поднимая облака пыли… женщин подгоняет страх за себя, за детей… что будет с ними?.. они устали, мечтают лечь на песок, согретый солнцем, раскинуться, обнажиться, чтобы тело испытало блаженство…