Любить, чтобы ненавидеть - Осипова Нелли - Страница 19

Елена Андреевна встретила дочь своим фирменным пирогом с лимоном и вкуснейшими пирожками с брусникой.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросила Катя…

— Тебя, Катенок, и еще Николая Васильевича, — улыбнулась мать, крепко обняла и расцеловала Катю. — Я так соскучилась, звоню, тебя нет. Что происходит?

— Прости, ма, я отключала телефон, — объяснила Катя, виновато улыбаясь.

— Дай-ка взглянуть на тебя, — Елена Андреевна чуть приподняла ладонью голову дочери. — У тебя глаза светятся! Это как-нибудь связано с отключением телефона?

— Ну да, да… Не торопи меня, дай собраться с мыслями, и я постараюсь все объяснить, — Катя замотала головой.

Она забралась с ногами на любимый, знакомый с детства диван, Елена Андреевна уселась рядом.

— Господи, ну чего тут объяснять! Ты влюбилась! Это видно за версту.

— Правда? Что же мне делать?

— Глупышка, зачем тебе что-то делать? Влюбилась — и это прекрасно. Я безумно рада за тебя! — Елена Андреевна крепко-крепко обняла дочь.

— Погоди радоваться. Все не так-то и просто, — чуть взгрустнув, заметила Катя.

Они с матерью понимали друг друга с полуслова, могли, как две закадычные подружки, делиться своими радостями и печалями, подолгу трепаться, когда выпадала такая возможность. И сегодня был такой день — Катя выложила все, что пережила за последние дни: о своей поездке в Средневолжск, о встрече с Андреем, потом вспомнила о Даше и наконец спросила:

— Ма, а кто этот Николай Васильевич?

— Ты так была полна собственными впечатлениями, что мне даже показалось, не слышала моих слов, — слукавила Елена Андреевна.

— Не хитри, я все слышала.

— Какие уж тут хитрости, у меня нет секретов от тебя. Просто объявился неожиданно поклонник — вот и все.

— Ничего себе — такой пустячок: поклонник! Колись, ма!

— Это приятель Ады, вернее, ее мужа. Они были в театре, ну в тот день, когда тебе понадобились билеты в «Ленком», помнишь?

— Как я могу не помнить, если была там с Андреем, я же только что тебе все выложила, — удивилась Катя.

— Прости, но ты упустила эту деталь, и я решила, что в театре был один, а Андрей — это совсем другой мужчина.

— Хорошенького же ты мнения о своей дочери! По-твоему, я меняю мужчин каждый день?

— Прости. Вот теперь все стало на свои места: я видела твоего Андрея из-за спины Николая Васильевича! Андрея одобряю — хорошее интеллигентное лицо…

— Он очень красивый, ты не могла этого не заметить, — перебила Катя.

— Конечно, заметила, только мне понравилась не красота его, а интеллигентность. Красота — явление преходящее, а интеллигентность остается до последнего часа.

— Так кто же этот Николай Васильевич? — не унималась Катя. — Поклонник — это не профессия, к тому же их у тебя всегда была полна коробочка.

— Не язви, дочь.

— Что ты, ма! — Катя потянулась к матери, обняла ее, навалившись всем телом. — Ты у меня красивая, молодая, умная, самая обаятельная и привлекательная! Я очень горжусь тобой.

— Тише, сломаешь мне шею. Хочешь лестью ублажить мать?

— Ты как партизан на допросе, никак из тебя не выужу признания, а мне жутко любопытно.

— Да ничего особенного, он доцент какой-то кафедры МАИ или как там сейчас это называется… не знаю. Прежде все были институтами, теперь — академии и университеты. Словом, это авиационный институт, техническая профессия, я этого не понимаю. Какая разница? Помню только, со студенческих лет была такая шутливая песенка: «Я — директор МАИ, все студенты мои! Если я захочу — сразу всех исключу!»

— И это все? — удивилась Катя.

— А чего бы ты еще хотела? Ну… вдовец, взрослый сын, который живет в Штатах, там у него работа, семья…

— Чего же он не едет туда?

— С какой стати? Ему и здесь хорошо: у него интересная работа, он театрал, любит Москву, Россию. Вообще, знаешь ли, уезжать из страны можно в молодости, если, конечно, подоспела надобность, а человеку моего поколения, даже с языком, там нечего делать. Так, на пару неделек — посмотрите направо, посмотрите налево — или чуть больше, чтобы на внуков полюбоваться, удивиться их непохожести на наших детей.

Катя слушала мать с удивлением и настороженностью — никогда прежде она не высказывала подобных мыслей, хотя поводов было достаточно: многие знакомые уезжали, кто за детьми, кто сам по себе. Одна школьная подруга матери даже в Австралию уехала и теперь живет в городе с красивым названием Аделаида.

— У тебя с ним роман?

— Хуже.

— Как это понимать — хуже? — удивилась Катя.

— Он сделал мне предложение, — обреченно ответила Елена Андреевна.

— Тоже мне трагическая новость! — засмеялась Катя. — Сколько я себя помню, тебе то и дело кто-нибудь делал предложение. Неужели после папы ты ни разу не встретила человека, в которого могла бы влюбиться и выйти замуж?

— Ты ведь знаешь, Катенок, что у меня были увлечения, романы, но это совсем другое дело, нежели замужество. Подумай, зачем мне обрекать себя на роль сиделки или домработницы у стареющего мужчины?

— А если бы вы не разошлись с папой, разве было бы иначе? Он ведь тоже старел бы, правда?

— О! Это совершенно разные вещи, дочь: мы бы старились вместе, оба. Понимаешь? Вместе с любимым человеком, который изо дня в день с тобой рядом, вместе с тобой прошел все жизненные и возрастные этапы — от сексуальной избыточности в молодости до спокойного вегетарианства на склоне лет, не вызывая в тебе ни протеста, ни отторжения, ни раздражения естественным угасанием своей мужской потенции.

— Значит, положение безвыходное? — с иронией спросила Катя.

— Кто тебе сказал, что я ищу выход из своей вольной независимой жизни? И почему мы обсуждаем вопрос о моем гипотетическом замужестве? Это же смешно. Ты не находишь? — Елена Андреевна встала, прошлась по комнате, поправила что-то на заранее сервированном столе.

— Ма, но ты сказала, что Николай Васильевич сделал тебе предложение. Ты ответила ему хоть как-то или отмахнулась?

— Мы знакомы около двух недель, не более того. В нашем возрасте подобное легкомыслие непозволительно.

— Так и сказала? Менторским тоном? — удивилась Катя.

— Ну не совсем так. Облекла в приемлемую и вполне тактичную форму, — улыбнулась Елена Андреевна.

— Но пирог ты все-таки испекла! — съехидничала Катя.

— Испекла, испекла. Не цепляйся ко мне. Почему не побаловать одинокого человека? Вот придет он сейчас, познакомишься, тогда и поговорим.

— Ма, я тебя очень прошу, выдай мне мою долю пирога и все остальное сухим пайком, без чая, и я поеду к себе, поем в свое удовольствие, не буду тут путаться между вами, ладно? — взмолилась Катя.

— Уходишь от ответственности? — усмехнулась мать.

— Шутите, Елена Андреевна, и весьма неудачно — я в этом вопросе не советчик и умываю руки.

— Так и быть, убедила, — согласилась мать и принялась накладывать в пакет пирожков и отрезать объемистый кусок от пирога. Потом взглянула на часы: — Может, подбросить тебя? Пожалуй, я успею до прихода Николая Васильевича.

— Ну что ты, ма, зачем? Я поймаю машину и доберусь сама.

Катя ушла.

Елена Андреевна оглядела стол, восстановила на нем порядок, присела на краешек стула, задумалась.

Конечно, роман с женатым мужчиной, да еще иногородним, не сулил безоблачного счастья, но искрящаяся радость в глазах дочери вселяла надежду.

С тех пор как не стало Кости, Катя словно погасла. Нет, конечно, она держалась молодцом, во всяком случае на людях: работала, общалась с друзьями, смеялась, даже привычно острила… Но это могло обмануть кого угодно, только не мать — Елена Андреевна чувствовала, как покинуло Катю ее природное озорство, обычная раскованность, как из безоглядной хохотушки дочь превращалась в застегнутую на все пуговицы женщину, пусть и не лишенную чувства юмора.

Даже появление этого странного парня с именем, похожим скорее на кличку — Степ да Степ кругом, — не очень-то изменило ситуацию: дочь по-прежнему оставалась в каком-то скованно-замороженном состоянии. Правда, Елена Андреевна никогда не видела его, могла судить лишь по коротким и очень сдержанным рассказам Кати, но заранее знала, что он ей не понравится. Тем не менее она ни разу не высказала ни малейшего замечания или неудовольствия по его адресу.