Эксгумация - Литт Тоби - Страница 37
- Предыдущая
- 37/73
- Следующая
Перед микрофоном стоял какой-то невыразительный типчик в марлевой рубашке без воротника, выцветших джинсах и ковбойских сапогах с замшевым голенищем. Примерно пятьдесят процентов зрителей-мужчин и около пяти процентов зрительниц были одеты так же, хотя вряд ли у кого в зале было на голове меньше волос, чем у него.
Тип напоминал живой труп. Ключевые фразы его шуток застревали в душной неполной тишине. Мне казалось, что я смотрю, как варится овсянка, — иногда на поверхность вырывался пузырек, лопался, и из него с легким шипением выходил пар. В зале раздавался то короткий всхлип, то случайный смешок, но до настоящего хохота дело не доходило. Несчастный комик обхватил стойку микрофона так, что у него побелели костяшки пальцев. Налицо были все симптомы неминуемой смерти: бледность, потливость, расширенные зрачки, нечувствительность к боли.
Капля пота сбежала по его тонкой переносице и на мгновение повисла на кончике носа. По чистой случайности она сорвалась в тот момент, когда он заканчивал свою коронную шутку про домохозяйку и стиральную машину с сушилкой, которые пытаются решить, куда отправиться на первое свидание. Было слышно, как капля ударилась о микрофон. Несколько зрителей, старавшихся предугадать судьбу капли (упадет — не упадет), облегченно рассмеялись. Ничего не подозревавший комик оглядел зал с довольной улыбкой.
— Перед вами выступал Хендерсон Макинтайр, благодарю за внимание.
Сбегающего со сцены Хендерсона наградили снисходительными хлопками.
Вышедший конферансье несколько минут пытался рассмешить публику шутками о рисунках на обоях.
— А теперь вас ждет потрясающий сюрприз, которого вы так долго не ждали! На арену Колизея выходит… пастор львов и пожиратель христиан… кррриминальный авторитет юмора… Мистеррр… Тони… Смарт!
Микрофон с треском водрузили обратно на стойку. Погас свет, и на сцене в круге единственного прожектора появился Тони со своим фирменным пистолетом. Тони встретили громкими, но сдержанными аплодисментами. Ему еще предстояло доказать свою пригодность. Эта аудитория ему не принадлежала. Пока.
Выступление Тони было основано главным образом на комических сторонах насилия. Он заставлял зрителей смеяться, рассказывая истории о том, как крутые ребята отстреливают себе яйца. (Впрочем, лично я не смеялся.) Кульминацией выступления стало предложение разыграть ограбление в стиле известных людей, имена которых выкрикивали зрители. Этот номер занял больше десяти минут, поскольку возможные кандидаты от зрителей все поступали и поступали: грабитель (Министр внутренних дел), кассир (Годзилла), полицейский (Ронни Крей), водитель преступников (Стиви Уандер), отважный клиент (Марсель Марсо), босс мафии (Йода из «Звездных войн»). Зрители умирали от смеха. Тони оказался в центре комического циклона, став точкой спокойствия в окружении бурлящего хаоса. То и дело он замолкал, пережидая, когда публика придет в себя после очередной шутки.
Наконец Тони поклонился, раз-другой пальнул из своего игрушечного пистолета по аудитории и ушел за кулисы.
На этот раз зрителям пришлось аплодировать пустой сцене. Они вызывали его на бис, но он не выходил.
Я отправился в бар. Там уже сидел, обреченно уставившись в бездну пинты, Хендерсон Макинтайр. Я постарался расположиться как можно дальше от него. Трупов с меня было более чем достаточно.
Ожидая Тони, я размышлял о причинах его успеха. Тони был одним из тех людей, которые быстро продвигаются в избранной профессии (обычно в искусстве), запугивая критиков своим внешнем видом и репутацией, так что критики пишут о них хвалебные рецензии с самого первого выступления. О Тони говорили, что у него «серьезные связи», и хотя большинство критиков целыми днями просиживает на заднице, им небезразлична судьба их коленных чашечек.
Тони вплыл в бар на мятной волне только что использованного лосьона после бритья. Он сменил рубашку (желтую на оранжевую), но остался в сценическом синем костюме и туфлях из крокодиловой кожи.
— Пошли, — вот все, что он сказал, когда я привлек его внимание.
Вокруг уже начинала собираться толпа. Если бы Тони еще немного промедлил, ему бы пришлось давать советы о том, как сделать карьеру на сцене, целой очереди из лысых мужчин в марлевых рубашках. В многочисленных интервью он уже дал свой главный совет подобным просителям. Тони неизменно отвечал примерно так: «Бросьте это занятие. Вам никогда не стать по-настоящему классным комиком. Займитесь лучше чем-нибудь другим. Но если вы даже бросить ничего толком не можете, возможно, в этом ваш шанс. Только не приходите к Тони Смарту за советами».
Когда мы проходили мимо Хендерсона Макинтайра, Тони звучно хлопнул его по спине.
— Даже лучшим из нас иногда не везет, старина.
Хендерсон хотел что-то сказать, но не смог.
— Ты еще жив? — спросил Тони, подмигивая.
Хендерсону почти удалось выдавить из себя улыбку.
Мы продолжили свое стремительное движение, причем язык Тони не отставал от ног.
— Видишь ли, единственная мотивация для меня — ненависть и зависть. Я вижу, как у других что-то получается, и хочу сделать лучше. Понимаешь? Смысл моего ремесла не в том, чтобы дарить радость массам, а в том, чтобы массы фунтов, тугриков, йен и песет текли на мой банковский счет, и я мог тратить их как пожелаю. Все это возможные цитаты, ты ведь записываешь? Откуда ты, кстати? Снова из «Тайм-аута»?
— Нет, — ответил я.
Его словесный поток на время иссяк. Он посмотрел на меня со всей свирепостью, которую я ожидал увидеть в нем, а затем продолжил:
— О, вспомнил.
Тони не боялся выходить из театра через парадный вход. Наоборот, на полной скорости продираясь через толпу, он получал явное удовольствие оттого, что его узнают и им восхищаются. На мужчин он особого внимания не обращал, а вот женщины, особенно грудастые, вынуждали его чуть сбавлять обороты.
На выходе Тони обменялся ритуальными репликами с кассирами «Комеди-Стор»: «Ни одного смешка, мать твою, — было слышно, как муха летает под потолком». — «Отвалите, говнюки трахнутые». — «В следующий раз не забудь пижаму, парень». — «Да я в ваш сортир больше ни ногой».
Наконец мы оказались на улице. Было прохладно, темно и многолюдно.
— Не отставай, — бросил мне Тони. — Можешь побыстрее шевелить ногами?
— Э-э-э… знаете, я лишь дня два как слез с костылей.
— А, черт, — Тони приостановился, вспомнив, кем я был. — Как себя чувствуешь? — Неожиданно я превратился для него в престарелую бабушку, которая нуждается в уходе. — Ладно, не спеши. Извини, друг, я просто, как всегда, на взводе после выступления. Ты это видел? Слышал, мать твою? Абсолютно новый материал. Ни одной старой шутки. И все они по полу катались. Я весь зал взял за яйца. Но учти, ты посетил далеко не лучшее выступление. Для этого нужно нечто большее. Нужно что-то… трансцендентное… Но все равно зрители усрались от смеха, согласен? Наложили полные штаны.
Тони снова прибавил ходу, мысленно обсасывая свое выступление, прокручивая в голове все детали, наслаждаясь произведенным эффектом. Я вдруг осознал, что ему, как и всем артистам, выступающим на сцене, важно было услышать позитивный отзыв, подтверждение его успеха, похвалу — пусть даже от меня. Он хотел знать мое мнение, но только если оно повысило бы его веру в себя и дало новый повод для самолюбования.
Врать не было смысла.
— Они просто валялись от смеха, — подтвердил я.
Тони растянул губы в улыбке. Мы пересекли Лестер-сквер, свернули в переулок возле театра Уиндемз и спустились по узким ступенькам в заведение под вывеской «Бар Коха».
— Здешний хозяин — албанец, — объяснил Тони, когда мы вошли.
За стойкой стоял красавец мужчина с лицом, которое так и хотелось назвать «точеным», особенно благодаря шраму на правом виске. Бармен узнал Тони и сразу же обслужил его — прежде двух ожидавших посетителей. Тони заказал мне «Будвар», даже не спросив, хочу ли я пиво.
Мы уселись за свободный столик в дальнем углу зала. В этом был весь Тони — герой рабочего класса и друг албанского народа; препятствия сами собой исчезали с его пути, который окружающие люди щедро усыпали искусственными цветами своей доброжелательности.
- Предыдущая
- 37/73
- Следующая