Эксгумация - Литт Тоби - Страница 9

Когда от кучи вещей в костре почти ничего не осталось, я помочился на пепелище.

«Удивительно, неужели катарсис всегда так разочаровывает?» — спросил я себя. 

Пуля № 2

Вторая пуля сносит Лили верхнюю часть черепа. Она проходит сквозь золотисто-рыжую прядь на белой коже лба и пробивает правую лобную долю, примерно на полтора дюйма выше глаза. Череп Лили в момент выстрела находится под таким углом к траектории пули, что теменная кость раскалывается по горизонтали. Пробив скальп, пуля оставляет после себя осколочек в форме запятой, который будет четко виден на рентгеновском снимке во время вскрытия. След из частичек свинца будет свидетельствовать о том, что пуля ударилась о заднюю стенку черепа и отскочила в сторону. Тип ранения, вызванного пулей, называют разрывным. Это означает, что возникает большое количество вторичных переломов, разрывов тканей и трещин. Трескается тонкая как бумага височная кость. Возникает впечатление, будто макушку черепа кто-то вскрыл консервным ножом. Лили носит контактные линзы небесно-голубого цвета. От удара второй пули левая линза слетает с влажной поверхности глаза. Позже, при осмотре места преступления, ее выловят из бокала «Шардонне», стоявшего перед Лили. Ее голову отбрасывает назад, хотя зрачки по-прежнему смотрят на меня. Из-за особенностей аэродинамического эффекта, который возникает при попадании пули в полость черепа, вокруг и позади пули создается вакуум (кавитация). В результате ткань мозга засасывается вслед за пулей, отделяясь от стенок черепа. Мозг Лили представляет собой вязковатую серую массу, совсем не похожую на цветную капусту или губку, с которыми мозг обычно сравнивают. Он скорее напоминает смесь грязно-серого желе (которое достаточно хорошо режется) с оладьями. Когда мозг Лили вынут и взвесят, он будет подрагивать на нержавеющей поверхности тарелки весов. Если взять его в руки, он растечется в ладонях, как что-то вроде полужидкого пудинга на патоке. Если его уронить, он брызнет во все стороны. А пуля продолжает свой путь. Вакуум в полости черепа искажает, удлиняет, меняет форму таламуса Лили. (Отныне никто уже не скажет, что у Лили ветер в голове.) Гипоталамус, этот гиппопотам, засевший глубоко в болоте сознания, также разрушается. Шишковидное тело получает незначительные повреждения.

Различают два основных вида огнестрельных ранений: слепые (когда пуля застревает в теле человека) и сквозные (когда пуля проходит навылет). Человеческая кожа удивительно стойко сопротивляется разрыву. Пробить кожу труднее, чем мышцы. Чтобы доказать это, на нижних конечностях человеческих трупов даже проводили специальные эксперименты.

Однако после того, как пуля № 2 входит в черепную полость Лили, она порождает довольно необычное явление — так называемую эмболию, закупорку кровеносного сосуда. Отскочив от внутренней стенки черепа, она попадает прямо в правый прямой синус. Далее по венозной системе она проходит в яремную вену, а затем через правое предсердие и желудочек в легочную артерию. В конце концов пуля застревает в крупном ответвлении левой легочной артерии.

Все это происходит в течение примерно первых двадцати минут после выстрела, пока сердце Лили еще качает кровь.

Во время вскрытия патологоанатомы потратят больше четырех часов на то, чтобы найти эту вторую пулю.

В первый момент, когда голова Лили лопнула изнутри, случившееся показалось мне настолько экстравагантным и похожим на розыгрыш (из тех, что обычно устраивают на вечеринках), что, как бы невероятно это ни звучало, я подумал, что вот сейчас все закрутится в обратном порядке, как в кино, — ее череп закроется и снова обретет целостность. Я просто не мог поверить в то, что происходило на моих глазах. Поэтому я и начал хихикать.

Пуля № 2 причинила столько повреждений, что этого было достаточно, чтобы мозг Лили можно было считать погибшим буквально в первые секунды после поражения. Но я был убежден, пока смотрел на нее со своего места напротив, что ее взгляд был направлен мне прямо в глаза.

Я так и не мог понять, что происходило в ее сознании, в ее мозгу, о чем он мог думать, когда этот второй выстрел вскрыл ей череп и выкрасил все вокруг в красный цвет.

Мне кажется, что в сознании Лили оставалось достаточно когнитивной энергии, чтобы увидеть меня, узнать, выделить мне место в ее эмоциональном прошлом (или ее уходящей жизни) и зафиксировать, что я делал, каким было выражение моего лица. Но это все равно не объясняет, почему она трижды назвала кого-то ублюдкам.

За первые две недели после выписки я успел втянуться в своего рода рутину: весь день я проводил дома, распределяя время поровну между чтением (книги по анатомии, огнестрельному оружию, судмедэкспертизе) и самыми жестокими компьютерными играми. В больнице мне не разрешали играть в некоторые игры, особенно если в них фигурировало огнестрельное оружие и проливалась кровь. Вернувшись домой, я провел много счастливых часов в кишащей зомби канализации «Резидент ивл 2». Я как раз расправлялся с особенно живучим биомутантом, когда зазвонил телефон. Я не снял трубку, как обычно. Моя власть над внешним миром сводилась исключительно к отсеву звонков. Я не отвечал даже на звонки друзей, интересовавшихся, как у меня дела.

Заработал автоответчик и воспроизвел мое исходящее сообщение. Запись была цифровой, поэтому мой голос звучал так, будто я тону. В каком-то смысле так оно и было — эта запись была сделана еще до всего происшедшего со мной и Лили. Голос на автоответчике принадлежал одинокому Конраду, который лишь два дня назад переехал в однокомнатную квартирку, потому что его бросила Любимая Женщина. Когда я записывал на свой новый автоответчик брошенного мужчины новое исходящее сообщение брошенного мужчины, это был один из самых тяжелых моментов в моей жизни после разрыва с Лили. Мне потребовалось дважды прослушать «Мьюзик» Карола Кинга, прежде чем я смог налить себе чаю. (Калифорнийский звук всегда действовал на меня терапевтически после разрыва с женщинами — наверное, это был ранний симптом моей будущей зависимости от Больничного радио.) Мое исходящее сообщение закончилось. После шести с половиной резких гудков я услышал:

— Здравствуйте, Конрад. Рад вас слышать. Это Роберт, отец Лили, — я уверен, вы меня помните. По крайней мере, надеюсь… О Боже. В общем, я хотел сказать… я тут подумал, что нам надо… надеюсь, вы не возражаете, что я так вот звоню… ваши родители дали мне… Конрад, нам нужно кое-что обсудить. Позвоните мне по рабочему телефону…

Я снял трубку.

— Конрад, это вы?

Я наплел ему про инвалидную коляску и про то, как трудно мне бывает добраться до телефона.

Мы договорились, что он зайдет на следующий день после работы.

Единственное, что пришло мне в голову: отец Лили хочет поговорить о ее завещании. Она составила его примерно через полгода после нашего знакомства. Она завещала мне все свое имущество. В то время этого имущества (если не считать квартиру) было не так уж и много. Это был символический жест — я точно так же завещал все ей. Но затем она стала делать головокружительную карьеру. Банковский счет Лили теперь содержал достаточно солидную сумму и, наверное, представлял интерес даже для такого состоятельного человека, как ее отец.

Я так и не научился думать о Роберте без того, чтобы не вспоминать о Джозефин, его бывшей жене и матери Лили. Дело в том, что мы с Лили между собой называли его не иначе как Ляпсусом. Лили с самого детства была об отце невысокого мнения, но кличку эту она (с моей помощью) придумала только после одного особенно скандального ужина, на который ее отец явился с очередной любовницей.

— Маме вообще не следовало за него выходить.

— Тогда тебя не было бы на свете.

— Неправда, — ответил она. — Любой ребенок моей матери был бы мной. Мое появление было неизбежно…

— Надеюсь, что так, — сказал я и поцеловал ее, чувствуя себя порождением случая, ведь обо мне она ничего утешительного не сказала.