Церебральный сортинг - Савельев Сергей Вячеславович - Страница 31

Различные скорости и разнонаправленность сортинга мозга в отдельных популяциях гоминид гарантируют драгоценную внутривидовую изменчивость. Этот прекрасный эволюционный потенциал человечества всегда с успехом реализовался. Столкновение гоминид, прошедших разные пути социального отбора, является одним из ключевых способов ускорения эволюции и направленного церебрального сортинга. Мы точно не знаем, как осуществлялись эти процессы в далёком прошлом, но документированная история последних тысячелетий вполне доступна для поверхностного и умозрительного анализа.

Одним из самых эффективных методов отбора являются массовые переселения людей на новые для них территории. Иногда их называют миграциями, вынужденным переселением, колонизацией, геноцидом, захватами чужих территорий и т. д. На самом деле это более или менее откровенный процесс внутривидовой конкуренции по очевидным признакам: цвету кожи, росту, мимическим особенностям, запаху и традициям. В самом привычном случае местное население вытесняется в соседние территории, истребляется разнообразными способами или смешивается с переселенцами. Кто и кого при этом ассимилирует, не имеет особого значения, поскольку в активе эволюции остаются увеличение индивидуальной изменчивости и формирование новых принципов отбора.

При этом процесс исчезновения целых народов может происходить и без видимых физических причин. Большой мозг людей прекрасно организует самоистребление при очевидных неудачах внутривидовой конкуренции. Похожие явления хорошо известны даже у высших приматов. Так, самец шимпанзе после потери статуса доминанта или субдоминанта изгоняется или сам уходит из семейной группы и быстро умирает. Этот процесс сопровождается выпадением волос, нарушением пищеварения и поведения. Иначе говоря, размер мозга шимпанзе вполне достаточен для возникновения летальных последствий от социального стресса. У человека мозг в несколько раз больше, что гарантирует ещё большую эффективность такой формы отбора. Летальный стресс был впервые отмечен психиатрами, философами и антропологами в конце XIX века, когда бурный технический прогресс привёл к колоссальной разнице в организации повседневной жизни «цивилизованных» и «диких» народов.

Социально-поведенческие различия были столь велики, что даже метисация не убеждала европейцев в видовом единстве человечества. Не понимая природы столкновения социальных инстинктов и последствий тысячелетий автономной эволюции мозга, исследователи прошлого изобретали романтические, но довольно бестолковые объяснения многих явлений. Например, вымирание народов в XIX веке О. Пешель (О. Peschel) объяснял довольно экзотическим способом: «Жестокость и угнетение народа никогда ещё не были причиной полного истребления целого племени, народы не гибли целиком даже от новых болезней и ещё менее от алкогольной заразы; есть другой, гораздо более своеобразный ангел смерти, реющий в настоящее время над племенами, бывшими некогда жизнерадостными: отвращение к жизни». Надо отметить, что полтора столетия назад «отвращение к жизни» у аборигенов гуманные европейцы легко усиливали войсковыми операциями и организацией локальных геноцидов. Тем не менее реальность летального стресса не вызывает сомнений. Его доказательства существуют в виде регулярных самоубийств как отдельных жителей цивилизованных стран, так и целых народов.

Очень демонстративно исчезновение коренного населения Тасмании всего через 70 лет после занятия острова англичанами. При этом исследователями не отмечалось массового распространения охоты на аборигенов, как это принято в колониальной английской культуре. Аналогичный социальный стресс вызывали европейцы у обитателей Антильских островов. Островитяне договаривались между собой и совместно принимали яды или вешались. После успешной колонизации жителями просвещённой Европы многие народы Южной Америки быстро и без следа исчезли. Среди аборигенов излюбленным методом протестного самоистребления было осознанное прекращение сексуальных отношений в сочетании с провокацией абортов при помощи растительных ядов. Собственно говоря, аборигены Гавайских островов и Таити вымерли по тем же причинам, а их остатки перемешались с пришлыми африканскими рабами.

Эти примеры показывают реальную опасность как конфликтных, так и бесконфликтных контактов между популяциями людей с различной эволюционной историей мозга. При этом совершенно нет никакого смысла рассуждать о том, кто лучше или хуже. Длительный и жестокий отбор людей, приспособленных к специфичным условиям обитания, привёл к закономерным изменениям социальных инстинктов и конструкции мозга. По сути дела, речь идёт об эндемиках, аналогичных специализированным видам животных. Всем понятно, что кормление австралийских коал морковкой вместо эвкалипта приведёт к печальному результату, что многократно подтверждено экспериментально. В Европе XIX века считалось нормальным помещать в зоопарки людей из отдалённых районов планеты и рассуждать о неполноценности их мозга. По мнению организаторов этих представлений, рассудок аборигенов «сдал под влиянием длительного напряжения, которого потребовал процесс цивилизации». На самом деле речь идёт о длительной эндемичной селекции или консервации той или иной конструкции мозга. Этот драгоценный полиморфизм нервной системы безвозвратно утрачен вместе с исчезнувшими народами. Убогие социальные инстинкты национального и религиозного превосходства колонизаторов оказались привлекательнее зачаточного здравомыслия.

Следует отметить, что критерии европейских мыслителей в оценке интеллекта народов, названных «дикарями», всегда строились на поведении последних в «Цивилизованном мире». Естественно, что резкая смена среды обитания и условий жизни потрясала любого привезённого в Европу «дикаря». Однако на этом опыте никак нельзя делать вывод об интеллектуальных различиях. Для чистоты эксперимента надо было бы провести встречное переселение голеньких немецких, английских и французских философов XIX века в места обитания «дикарей». Такая интродукция партии кабинетных словоблудов в девственные джунгли легко доказала бы их «относительную неполноценность», которой они широко награждали африканцев, полинезийцев и аборигенов Амазонии.

Среди нас нет плохих и хороших, развитых и неразвитых, образованных и диких, мы просто очень разные. Наш мозг приспособлен к решению непохожих задач, которые были продиктованы как природными условиями жизни, так и скоростью эволюции социальных процессов. События церебральной дифференциации отдельных популяций человечества происходили независимо и в непохожих условиях. По этой причине существующие различия носят адаптивный характер, сложившийся в рамках как биологического, так и искусственного социального отбора.

Основными источниками, питающими ускорение эволюции мозга человека, являются повышение межпопуляционной изменчивости и гетерохрония развития. В исторически близких популяциях накапливаются оригинальные устойчивые культовые и социальные инстинкты, максимально разделяющие представителей одного этноса. Системы социальных инстинктов формируют отдельные этнические или государственные иллюзии, которые становятся основой для внутривидовых конфликтов. В конечном итоге умозрительные абстракции, превращённые в социальные законы, начинают очередной летальный цикл отбора. Несложная последовательность эволюции обладателей необходимой конструкции мозга регулярно повторяется, что позволяет рассмотреть механизмы этих процессов.

Эндемичное развитие относительно изолированных популяций людей неизбежно приводит к нескольким последствиям. Во-первых, в соответствии с условиями среды формируются местные социальные инстинкты. Они позволяют обособиться от однотипного окружения и являются средством для создания иллюзии популяционной исключительности. Так, жители деревни Заболотье могут столетиями конфликтовать с обитателями соседней деревни Залесье, но дружить с ними против негодяев из деревни Загорье. При этом никакой видимой разницы между населением этих деревень обнаружить не удаётся. Тем не менее следует помнить, что чем более неоднородны природные места обитания отдельных племён, тем глубже изменения и быстрее наступают глубокие социальные инстинкты. В конце концов это приводит к появлению устойчивых иллюзий, которые объединяют социальные инстинкты в систему этнических представлений или верований.