Отражение в глазах (СИ) - Ермаковец Наталья - Страница 19

Неужели за доли секунды можно увидеть столько всего? Юля подняла голову и широко улыбнулась.

— Доброе утро, Элеонора Степановна. Вам чай, кофе?

— Доброе-доброе, девочки, — пропела красотка и грациозно покачала головой. — Ничего не нужно, я ненадолго.

Таня уткнулась в зеркальце, лихорадочно докрашивая глаз. Черт, и почему она не ушла в туалет приводить себя в порядок! Хотя до него еще нужно было дойти, и желательно не с такой боевой раскраской.

А блондинка уверенно направилась к кабинету справа от стойки и легонько постучала.

— Приветик, дорогой. А я мимо проезжала и решила заскочить.

Дверь захлопнулась до ответной реплики Княжева, и Таня перевела недоуменный взгляд на снова невозмутимую Юлю.

— Это кто был?

— Вы сколько здесь работаете? Явно же не первый день. Пора было бы и знать свою хозяйку, — секретарь укоризненно посмотрела на замершую Таню. — Это Эля, Элеонора Степановна. Невеста Егора Викторовича.

— Невеста?.. — эхом повторила Таня. Сердце отгрохотало раз шесть, прежде чем она отмерла и невидяще положила тушь на диванчик. — Спасибо за все. Я лучше пойду.

— Эй, вы глаз второй не накрасили!

Ватные ноги еле двигались. Таня глупо помотала головой из стороны в сторону, как будто это могло вытрясти слова про невесту. Вот так, в один миг, разбилось ощущение покоя и стало больно, до колючего комка в горле. И воды… она так и не выпила воды…

Таня спустилась по лестнице на самый первый этаж, постояла в дверях холла, потом вернулась к себе в кабинет и прислонилась к стене.

— Ну, как все прошло? — вскинула голову Света и тут же подскочила к сползающей вниз подруге. — Таня, что случилось? Тебе плохо? Рома…

Таня села прямо на пол и обняла колени руками. Роман торопливо схватил первую попавшуюся чашку, плеснул в нее воды из чайника и молча подал Свете. Та решительно выставила его за дверь, а сама опустилась напротив Тани и поставила чашку рядом.

— Что случилось? Тебя же не уволили? Тебя не за что увольнять… — голос Светы дрожал. — У всех бывают ошибки. Может, и ты что-то проглядела, спешим же вечно. Ничего, все можно исправить. Сейчас мы сядем и вместе посмотрим твой анализ, да? И все будет хорошо. Таня, ну что ты молчишь?!

— Света, — медленно заговорила Таня и перевела взгляд на забытую на полу чашку, — я похожа на дуру?

— Чего?

— Да, точно, я дура. Идиотка, которая всему верит.

— Да объясни ты нормально, что произошло!

— Ничего не произошло. — В секунду с Тани спало оцепенение, и она встала. — Так, утраченные иллюзии… Знаешь, на сегодня мои трудовые подвиги закончены. Поеду домой.

— Ты что? Еще же и двенадцати нет! Да и среда, середина недели.

— И все равно поеду. Будут спрашивать — скажи, что заболела. Или нет, правду скажи. Что сбежала. Пусть увольняют, если хотят. — Таня надела куртку и рывком потянула «молнию» до верха. — Да, выброси мой цветок: у меня аллергия на розы.

***

Вопреки своим словам, Таня не поехала домой. Она бесцельно шла по улице и все поправляла и поправляла длинный шарф на шее. Как, ну как человек, заявляющий о своей честности и искренности, так легко может обманывать?! Да и его глаза в ожидании ее ответа… Ласковые пальцы, касающиеся щеки… Цветок, подаренный так затейливо и скромно… Ведь она поверила ему. Потому что важно верить хоть кому-то. Нет, не кому-то, а именно ему!

Но как же тогда Эля? Что с ней? Уж слишком свободно она вела себя на этаже руководителей. Явно уже не раз и не два забегала вот так, мимоходом пожелать Егору доброго утра. И, наверное, одними словами пожелание не ограничивалось…

В ушах зазвенел мелодичный голос блондинки, и Таня поглубже натянула шапку. Почему она вообще вообразила что-то? Смешно даже сравнивать себя с этой утонченной красоткой. Вон, кто отражается в витринах магазинов: гном, настоящий гном с глупым помпоном на уродливой шапке…

Она резко сорвала шапку с головы и с размаху швырнула в ближайшую урну. Вот так, к черту! И неважно, что это последний подарок мамы. На углу дома Таня всхлипнула и побежала обратно. У мусорки топтался пожилой мужчина в старомодном тулупе с торчащими из рукава нитками. Молча потеснив его, Таня наклонила бачок и запустила руку по локоть внутрь. При виде вытащенной шапки старичок удивленно хмыкнул, затушил окурок вместо урны о металлический заборчик и пошел вниз по улице.

С помпона слетел прилипший фантик от конфеты и желтым клубком завертелся на тротуаре. Таня проводила его глазами и бережно завернула шапку в пакет. Просто спрячем в шкафу подальше от посторонних глаз. Смешную и нелепую, как и все, что вязала мама. Несуразную, как и жизнь Тани. Но представить ее на помойке… Уж лучше сразу зарыть.

Мелькнувшая мысль про землю подстегнула Таню положить пакет в сумку и поискать глазами остановку. Теперь она знала, куда поехать, и там ей всегда будут рады.

Северное кладбище встретило ее привычным запустением. Тихо шумели на ветру высокие сосны. Вероятно, они выросли в этом месте задолго до того, как под них решили прятать людей, и их милостиво оставили доживать свой век. Из-за удаленности от города здесь редко хоронили и еще реже приходили навещать, поэтому странным оказалось увидеть слева от калитки темную машину. Огромную, мрачную, точно могильный камень.

Ноги привычно отмеряли шаги и сами сворачивали в нужные ряды. Ну, вот и пришла. Таня погладила простой железный крест и опустилась на покосившуюся лавочку. Ее установил сосед, но за шесть месяцев Таня ни разу не столкнулась с ним. Вряд ли бы он был против того, что она посидит. Жаль, откладываемых денег все еще не хватает на памятник и красивую оградку. Она бы выкрасила ее в красный или даже оранжевый цвет. Маме наверняка бы понравилось. Ну, до весны, когда пройдет год и земля больше не осядет, еще есть время. А тогда можно будет посадить анютины глазки и не опасаться, что их вытопчут, как ромашки этим летом…

На могиле матери Таня неизменно молчала. Зачем слова, если мама всегда умела читать у нее в душе? Даже пока была жива. И для этих бесед вовсе не надо приезжать на кладбище. Отсюда мама давно ушла, если она вообще была здесь. Но неожиданно оказалось, что приводить в порядок мысли Тане легче всего на этой лавочке под редкие крики суетливых галок, устроивших колонию в ветках деревьев. А сейчас ей ой как нужно было подумать…

Желаемое спокойствие пришло ближе к вечеру. Таня очнулась и с трудом разогнула задервеневшие пальцы рук. Ее куртка, край скамейки, земля под ногами — все было обильно усыпано белым пеплом. Снег… Отряхнув волосы, Таня очистила буквы на табличке и еще раз погладила холодное железо.

— До свидания, мамочка. Не волнуйся, у меня уже все хорошо.

За воротами кладбища было так же пустынно. Все так же у забора стояла машина, теперь сменившая цвет на белый. Все так же скрипела несмазанная калитка. Неожиданными оказались хлопок автомобильной двери и громкий мужской голос:

— Татьяна, не уходите.

Несмотря на усилившийся снег, ошибиться в приближающемся человеке было невозможно: слишком уж своеобразная была его фигура. Максим Головин.

— Простите, если напугал вас. — На темно-синюю куртку заместителя генерального директора оседали слипшиеся в комки снежинки. — Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Я вас подвезу?

— Зачем?

На ресницы Максима упал кристаллик снега, и Головин широко вытер лицо ладонью.

— Хотя бы потому, что вы замерзли. И не придумывайте ничего такого: я появился тут задолго до вас. — Он помедлил и глухо добавил: — Моя жена похоронена здесь.

Ждет ли он в ответ слова сочувствия или участия? Нужно ли ему вообще соболезнование постороннего человека, кем является она, Таня? Нет, он просто объяснил причину своего приезда сюда, хотя и не должен был. А сейчас отступил назад, словно предлагал ей сделать выбор: идти в сторону машины или же отказаться.

Порыв ветра толкнул Таню в спину, и она шагнула к автомобилю.

Внутри было холодно, но заработавший двигатель быстро начал нагонять тепло. Сидение неожиданно тоже стало нагреваться, и по телу Тани пробежала волна дрожи. Ох, как же она замерзла! А еще эта детская привычка постоянно терять перчатки… Лишь у решетки кондиционера пальцы перестали казаться чужими. Таня начала расслабляться и чихнула.