Не оставляй меня одну (СИ) - Солнечная Зоя - Страница 46

— Принеси вина, любимый. Оно на кухне, — проворковала она. — А я подготовлюсь к твоему возвращению. Тебе понравится.

Как будто ты знаешь, что ему нравится, стерва.

— Конечно, любимая, — ответил Влад.

Да у него по голосу слышно, как ему наплевать на тебя, когда он произносит это свое любимая, но куда тебе это понять. Благодаря этому осознанию, гнев мой немного поутих, похоже, Влад к Наталье все-таки не так сильно привязан, как я думала, но я не отступлюсь. Он только мой и ничей больше, и она заплатит за попытку отнять его у меня и за все мои нервы, на которых так долго играла.

Чтобы не выдать себя, к моменту выхода Влада из спальни я скрылась в темном проеме соседней комнаты. Влад сделал пару шагов по коридору и замер. Услышал меня? Нет, я даже не дышу сейчас. Интуиция агента? Он постоял так с десяток секунд, то ли думая о своём, то ли прислушиваясь, а потом продолжил путь. Я бесшумной тенью скользнула в спальню. Наталья в данный момент стояла спиной ко мне и быстро стаскивала с себя платье, собираясь переодеться в ночную сорочку. Очередная глупость, Влада возбуждает не одежда, а ее отсутствие и правильная поза, движения — язык тела, проще говоря.

Я приблизилась к ней, доставая нож, тенью замерла позади, смакуя момент, словно готовое к нападению чудовище, разинувшее пасть и уже предвкушающее вкус добычи. Ее можно было и без ножа убить тысячей способов: пожечь разум, например, или вообще свести с ума и оставить жить, но мне хотелось кровавой мести. Все вокруг казалось оттенками серых цветов, совсем потеряв краски, но я думала не об этом. Мои пальцы сами потянулись к ее шее, и в последний момент она заметила меня:

— Влад…

Наталья, обнаженная, с сорочкой в руках, начала поворачиваться со смущенной улыбкой, решив, что он вернулся. Она успела выронить сорочку от удивления, когда я ее коснулась, парализовывая, чтобы не закричала. Страх вспышкой разлетелся по комнате, руша все мои планы, Влад сейчас почувствует его и примчится. Надо действовать быстро, но месть так сладка, что я просто не могла упустить возможность немного поиграть с беззащитной жертвой. Я встала прямо перед ней и, не оставляя ранений, с наслаждением провела лезвием ей по носу, по губам и подперла кончиком подбородок.

— Знаешь, почему ты сейчас умрешь? Потому что решила покуситься на то, что принадлежит мне.

Я испытывала удивительное удовлетворение оттого, что сейчас и здесь она бессильна, а я хозяйка ситуации. Почувствуй то же, что ощущала я в первую ночь с ним — страх и бессилие что-либо изменить — проникнись этим. Вот такой он, тот, кого ты пустила в свою постель, шлюха. Вслух говорить это я не стала, много чести, просто повела нож ниже, остановила у шеи, прижала кончик лезвия к гортани, наслаждаясь ее сладковато-горьким страхом, заволакивающим все вокруг. Приятным, словно горький шоколад.

— Вероника!

Я чуть не выронила нож от грозного окрика брата, который вонзился мне в голову раскаленной иглой. Он стоял в дверном проеме, к которому я как раз находилась лицом и вид на который перекрывала Наталья, и я перевела взгляд со своей жертвы на него. Он был одет так же, как всегда: белая рубашка с заманчиво расстегнутой пуговицей и стоящим воротником, темные штаны, темный жилет.

— Немедленно выбрось нож, — приказал он тем самым голосом и тоном, которого я так сильно боялась и которого не могла ослушаться.

Я стиснула зубы, сопротивляясь, мышцы в руке и скулы свело от напряжения, разум — от страха, но в оружие я вцепилась накрепко, медленно опуская нож, слегка царапающий нежную кожу, к ее груди.

— Вероника, — голос брата стал на тон ниже и вместе с тем более мягким и угрожающим одновременно. — Немедленно. Брось. Нож.

Он за нее боится, глупец, и всегда был таким, жалел их. Дело не в любви, Влад просто никогда не хотел лишних жертв. В его эмоциях лишь на мгновение скользнула осторожность хищника, выслеживающего добычу, которую я так хорошо знала, и только благодаря этому заметила, как аккуратно по затемненным краям комнаты текут его туманные щупальца.

— Ты только мой! — прошипела я и дернула рукой, быстрым движением вгоняя в сердце Натальи клинок.

Я прекрасно знала, как убивать быстро и почти без крови, и совершая это, сожалела лишь о том, что не успела ее помучить. Было бы так приятно слушать крики, ее, заблудившейся в кошмарах, впитывать ее страх, наслаждаться властью над ее жизнью.

Тело девушки моментально обмякло и свалилось на пол, а Влад бросился на меня. В одно движение он повалил меня на кровать позади, а я в падении успела прижать клинок к его сердцу. Опираясь рукой о кровать рядом, а второй сдавливая мне шею, он замер надо мной, окутанный клубами черного дыма в бессильной ярости, и в его волосах из-за близости ко мне щелкали разряды электричества. Мои руки, прижимающие клинок к его сердцу, были белыми, будто в пудре, особенно выделяясь на фоне его тьмы. Черные вены проступали сквозь кожу, словно рисунок черными чернилами, и глаза, я уверена, тоже почернели, но он не боялся меня даже такую. В его эмоциях не было ни капли страха, и это так разительно отличалось от эмоций всех окружающих, что поражало меня. Люди боялись во мне и меньшего, а он не боится, хотя я держу нож у его сердца, и Влад знает, что если захочу, то успею вонзить клинок раньше, чем он сделает хоть что-то. И это не глупость и не безрассудство с его стороны, он все прекрасно понимает, и даже не доверие, разве что самую малость. Все дело в другом. Он осознает свою власть и силу, и этой, такой мощной, силе хочется подчиняться. Эта мощь будоражит, возбуждает, заставляет желать его прямо здесь и сейчас, и я могу это все получить, потому что он мой, только мой, все его внимание принадлежит только мне! Эта мысль вызвала у меня настолько сильный взрыв эмоций, что я расхохоталась от удовольствия.

— Вероника! — рявкнул брат, зло тряхнув меня за шею и заставив захлебнуться смехом и замолчать.

В его эмоциях мешались гнев, боль и возбуждение, и среди всего этого я уловила нотки жалости и чувства вины. Что? Он вздумал меня жалеть? Я надавила на нож, заставив его войти в плоть, и одинокая капля крови потекла по лезвию.

— Не смей меня жалеть! Иначе я вгоню в тебя этот кусок железа целиком! — слезы, о которых я и не подозревала, защекотали щеки, но голос по-прежнему был агрессивным. — Ты мой. Только мой. Всегда им был и всегда будешь. Потому что я твоя. И я никому тебя не отдам. Можешь делать со мной что угодно. Не отдам!

Он пристально смотрел мне в глаза несколько секунд, а затем его пальцы чуть сжались на моей шее:

— Раздевайся.

Он произнес самое возбуждающее слово, какое только можно придумать, и по телу пробежала дрожь удовольствия, заставив меня с наслаждением прикрыть глаза. Отброшенный мною нож звякнул об пол, а я дернула завязочки корсета, и края разошлись, обнажая грудь и приковывая к себе взгляд Влада.

— Ты моя, — сказал он почти ласково, отпуская мою шею и опускаясь губами к груди. — Но ты поступила очень плохо.

Он прикусил мой сосок. Больно, но я уже хотела его так сильно, что боль лишь влилась в общий ураган чувств и стала его частью, добавляя остроты ощущений. Я выгнулась, застонала, и он, мягко погладив пострадавший сосок губами, резко укусил за второй. Он перестал следить за эмоциями, и я невольно копнула глубже. Где-то глубоко в душе ему тоже было больно, но не из-за нее, а из-за меня. Не пожелав разбираться в причинах, я просто наслаждалась его болью, потому что месть сладка, а я никогда, никогда не прощу ему того, что он сделал со мной в мои двадцать лет.

Я вцепилась в его волосы и сладострастно застонала, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать царапать ему спину от удовольствия, и не поняла, почему это заставило Влада остановиться, отстраниться и пристально посмотреть мне в глаза. Что-то такое было в его взгляде, из-за чего тело напряглось в ожидании его дальнейших действий, и я не знала, ударит он меня или приласкает.

— Сними с меня штаны, — приказал он и, поднявшись с меня, встал рядом с кроватью.