Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 6

— Видишь? — вдруг спросил Раал. — Он оставляет фланги нам в обмолот, глаза его устремлены лишь на пикинеров.

— Их доспешные кони на удивление сильны, — сказала Севегг, видя, как на флангах конники опускают копья, готовые встретить кавалерию Легиона.

— Слишком их мало, и кони устали.

Путь перед центром Ренда был свободен, лишь неподвижные тела мешали взбираться вверх. В нижней четверти склона пикинеры Раала застыли, упирая концы оружия в прочную промерзшую почву.

В последней войне с Джелеками пики доказали свою эффективность. Однако гигантские волки атаковали беспорядочно, были слишком глупыми, слишком смелыми и слишком упрямыми, чтобы менять обычаи. И все же Севегг не понимала, чем хранители сумеют подавить ощетинившуюся линию острых железных наконечников. — Ренд сошел с ума, — сказала она, — если надеется прорвать наш центр.

Хунн Раал хмыкнул. — Признаюсь, мне даже любопытно. Скоро мы увидим, что у него на уме.

Кавалерия Легиона развернулась, начиная атаку. Хранители ответили, через миг их шеренги соприкоснулись.

* * *

На вершине своего холма Ренарр содрогнулась от далекого столкновения. Она видела тела, молча взлетающие, будто незримые руки протянулись с пустого неба, выдирая их из седел. Дергались конечности, тела на середине падения вдруг окутывались алыми облачками. Кони валились, дергаясь и молотя копытами. Через миг до нее донесся грохот.

Шлюхи вопили, а дети рассеялись среди стоявших на холме мужчин и женщин, молчаливые и с вытаращенными глазами; одни засунули пальцы во рты, другие дымили трубками.

Ренарр поняла, что во время первого столкновения падало намного больше лошадей легионеров, нежели хранителей. И заподозрила, что это оказалось неожиданностью. Вероятно, это преимущество деревянных доспехов, на удивление прочных, но легких и не стесняющих быстроты движения животных. И все же… превосходящим числом Легион парировал атаку, впитав удар; и уже среди кипящего водоворота тел всадники — хранители начинали отступать.

Она глянула на центр, поняв, что там большинство хранителей добралось до начала подъема. Замелькали флажки, меняя цвет от середины вражеского гребня до флангов, и тотчас же хранители ринулись по склону.

Поджидавшие их пики блестели под солнцем, будто брызги горного потока.

Ощутив кого-то рядом, Ренарр опустила глаза и увидела девочку с окровавленным лицом. Слезы прочертили кривые дорожки по впалым щекам, но бледные, устремленные на битву внизу глаза были уже сухими.

* * *

Лицо любовника было теперь повсюду, со всех сторон. Под ободками шлемов, среди товарищей и окруживших его врагов. Он рыдал, сражаясь, выл, раз за разом рубя милого дружка, и визжал каждый раз, когда погибал один из соратников. Копье осталось позади, угодив в грудь чужого коня — наконечник пробил плоть и погрузился в кишки. Помнится, тогда Хеврала пронизало недоверие: он ощутил слишком мало сопротивления. Острие обошло все возможные помехи. Всадник пытался рубануть капитана длинным клинком, но зверь пал и потянул хозяина вниз; в следующий миг чье-то копье начисто перерубило ему шею, голова закувыркалась.

Отряд его отступал, съеживался. Лорд Ренд ничего не сделал, чтобы помочь, и Хеврал понял теперь роль, предназначенную его флангу: создать жертвенный вал, защитить центр. Они будут биться без надежды на победу и даже спасение, его одинокому отряду суждена единственная задача — умирать как можно дольше.

Он ничего не знал об общем ходе битвы. Флажки, которые удавалось разглядеть на далеком гребне, были сплошь черными.

Он взмахнул мечом, рубанув легионера. Множество лиц любовника искажалось в гримасах, полнилось злобой, яростью, ужасом. Другие являли ему серые, смущенные лики, падая и оседая в седлах. Удивление пред смертью не дано передать ни одному актеру, ибо его истина бросает нездешнюю тень на глаза, тень ползет по коже и залепляет глотку. Они молчалива, она до ужаса непобедима.

«Любимый, почему ты делаешь это со мной? Зачем ты здесь? Чем я тебя так обидел, чем заслужил?»

Он потерял из вида Куллиса, но отчаянно мечтал увидеть его лицо, другое, нежели все эти, его окружившие. Вообразил, как крепко его обнимает, пряча лицо в укрытии плеч и шеи и рыдает, как дано лишь старикам.

Не наделена ли любовь силой потрясать? Как и смерть? Не проникает ли она прежде всего в глаза? Ее содрогания ослабляют самых храбрых — ее дрожащее эхо никогда не покидает душу смертного. Он обманул себя. Тут нет музыки, ни песни, ни хора тоски и сожалений. Это лишь хаос и лик любимого, что никогда, никогда не уйдет прочь.

Он убивал любимого без остановки. Снова и снова, и снова.

* * *

Когда между двумя центрами оставалась прогалина в несколько конских скачков, Серап увидела, что вражеские конники отклоняют копья под определенным углом; только сейчас она заметила, что половина хранителей передовой шеренги уперла копья слева от седла. Та половина шеренги, что была, на ее взгляд, справа.

Когда силы столкнулись, передовые шеренги чуть развернулись в стороны, одним лихорадочным движением, грохот и стук возвестил столкновение копий с пиками легионеров; хранители отводили пики в стороны, словно разметывая стебли тростника.

И сразу за ними вторая линия столь же одновременно ударила по беззащитному строю Легиона, сперва в середине, и волны пошли по всему строю.

Севегг крикнула от изумления. Точность маневра была потрясающей, эффект — ужасающим.

Центр Легиона подался назад, тела умирающих взлетали в воздух и валились на задние ряды. Пикинеры задевали друг друга, ломая древки или отбрасывая оружие. Тут же заблестели клинки, рубя головы, шеи и плечи.

Стоящие на склоне солдаты пытались отступить вверх, но чаще лишь падали, а враг проникал все глубже. Склон буквально кишел сражающимися.

— Говно из Бездны! — прошипел Хунн Раал, внезапно оживившись. — Призвать пешие фланги! — Он встал в стременах. — Скорее, чтоб вас! — Развернул коня. — Центральный резерв, вниз, скорым шагом! Создать второй строй и держать, ваши жизни на кону!

«И наши». Во рту у Севегг вдруг пересохло, казалось, внутренности съежились, каждый орган пытается отступить, убежать, но лишь попадает в клетку ребер. Она сжала рукоять меча. Кожаная оплетка слишком гладкая — еще не вытерта, не пропиталась потом и клинок, казалось, пытается вырваться.

— Не вынимай, проклятье! — рявкнул кузен. — Если вызовешь панику у моих солдат, я тебя заживо освежую!

Внизу хранители рубили, кололи, прорубались все ближе. Из шести шеренг пикинеров держались две, передовая быстро таяла.

И тут солдаты зашевелились вдоль гребня по сторонам Севегг и Хунна Раала, смыкаясь и равняя пики.

— Теперь мы их сметем вниз, — заявил Раал. — Но, чтоб меня, это было отлично разыграно.

— Он не мог вообразить, что предстанет сразу пред тремя когортами, — сказала Севегг, голос прозвучал в собственных ушах жалким писком, по телу разливалось облегчение.

— Я мог бы привести еще две.

«Опустошив лагерь Урусандера. Но тогда намерения Раала стали бы ясны всем».

— Ага, гляди на левый фланг! Наша кавалерия пробилась!

Она глянула, и облегчение уступило место возбуждению. — Прошу, кузен, позволь мне идти с ними!

— Иди же. Нет, погоди. Собери свой отряд, Севегг. Омывай клинки как хочешь, но лишь с краю — хочу, чтобы ты нашла Илгаста Ренда. Он не сбежит. Охоться за ним, если понадобится. Он предстанет предо мной в цепях, поняла?

— То есть живым?

— Живым. Ну, иди развлекайся.

«Слишком я ловка, чтобы звать меня дурой, кузен. Помню публичные унижения, и когда мы сплетемся в следующий раз, я докажу, что и другая сторона имеет право на удовольствия». Взмахом руки призывая отряд, она поскакала по гребню.

* * *

Хеврал дергал ногами, пытаясь выбраться из-под павшей лошади. Тяжесть животного была непобедимой, нога застряла, но он не прекращал усилий. Когда вывернутое колено сдалось неустанному давлению и сломалось, он заорал от боли.