Живой товар - Хазарин Андрей - Страница 14

• Предыдущая
• 14/91
• Следующая

— Угадай…

— Слушай, ну уймись ты. Пусть шеф думает. Успокойся…

Конечно, пусть шеф с шефом думают — только, боюсь, они больше будут думать про ПРИСТЫЖ фирмы, а не про то, как девчонку выручать. А ведь престиж больше всего выиграет, если фирма о своей клиентке позаботится. Железный принцип, на курсах учили: «если не знаешь, как поступить, поступай благородно». Вот только Лаврук с Манохиным на эти курсы не ходили… Ну, может, Валентина благоверному подскажет, хотя кто их знает, какие у них в семье отношения, кто там кому подсказывает и кто кого слушает — мягкие, деликатные и интеллигентные мужчины большими боссами не становятся… Нет, так совсем свихнуться можно!..

— Знаете что, господа дамы, давайте-ка и на самом деле по домам…

Народ уже исчерпал свои познания и мнения в обсуждаемой проблеме, так что на мой призыв откликнулся с пониманием.

Мы довольно быстро собрались и вышли из конторы. Я посмотрела на часы — около шести. Давно я так рано домой не возвращалась. Вот и хорошо, отосплюсь.

Прав шеф — успокоиться мне надо. А то всех клиентов без всякого скандала одним видом своим распугаю…

На Вознесенском рынке народу было ещё довольно много. И черешня попалась такая, как я люблю, — крупная, желтая, с розовым бочком. Сегодня себя и побаловать можно — с получки и для успокоения нервов. И немного хереса дома осталось… Красота!

Я шла от метро домой медленно: и торопиться некуда, да и ноги за день устали: номинально работа сидячая, а натопталась за день на каблуках сесть, встать, клиента встретить, проводить, соку подать, кофе принести… Дождик вроде и прошел, но короткий, не разрядил атмосферу — духота висела в воздухе, сильно давило. Я решила, что мне домой тоже нужны цветочки, и, оглядываясь, как начинающий воришка, сломала несколько веточек жасмина.

Его, конечно, в комнату не поставишь. Но все равно приятно — пусть в кухне постоит. Тем более, что я там в основном и живу.

Дома было тихо, хорошо. За день так наобщаешься, что и разговаривать неохота. А сегодня можно и праздник себе устроить. Вот пока они там мелодии угадывают, я блинчиков нажарю. Фрукты есть, цветы в вазе пахнут…

А потом, после ужина, я завалилась в ванну по поводу внезапного включения горячей воды. Взяла новую книжку Кунца и с удовольствием покисла с полчаса.

Ванна — великое изобретение. Лучше неё — только сауна. Но о сауне сейчас можно только мечтать, целый день торчу на работе.

Вот раньше, когда нашего агентства IFC ещё и в помине не было, я работала в головной конторе, «Татьяна» называется. Тогда Манохин только-только директором стал, добрый был. Ну, мы этим и пользовались: раз в неделю с подружкой ездили в сауну — грели косточки, болтали, на тренажерах занимались. А потом столько работы навалилось, что не до тренажеров стало.

Глянула на часы — время к десяти. Вот и кончился мой праздник. Ночных фильмов я не смотрю — приелись уже немного, а главное — вставать рано. Фирма наша работает с восьми утра, значит мне, хоть стреляй, подниматься надо в шесть. Соответственно и ложиться приходится рано — в десять, от силы в пол-одиннадцатого. Это если я себя уважаю и отвожу на сон хотя бы семь часов.

А не уважать себя нельзя — отсутствие любви к себе сразу на внешности сказывается, а внешность для меня — не просто ценность сама по себе, а орудие производства… Или, может, уже только орудие производства?.. Стоп-стоп-стоп, Аська! Нечего сопли распускать. Еще не вечер. И вообще,

«…никогда мы не умрем, пока качаются светила над снастями».

Себя надо любить и уважать, но ни в коем случае не жалеть!

А потому ровно в десять я недрогнувшей рукой накрутила будильник. Опустила голову на подушку — и уснула, как провалилась.

Меня разбудил телефонный звонок. Какому-то идиоту без четверти час понадобилась Люда. Пока я сообразила, что это не будильник, пока поговорила с идиотом, пока сходила в холодильник холодненького пивнуть, оказалось, что уже час ночи. Или ещё час ночи, спать бы и спать — но сон как рукой сняло.

Осталось одно лекарство — книжку читать. Если уж сон пропал, лучше всего учебники читать. Мы так с Юлькой язык учили. А то дуры дурами: ну в самом деле, менеджеры в международном клубе, а двух слов по-английски ни в зуб ногой! Ничего, выучились чему-то. Теперь уже в зуб. Хорошо бы сейчас хоть немножко немецкого нахвататься, а после — испанского и французского, только лень…

Теперь я по ночам, если вдруг не спится, фантастику читаю. Ее нынче навалом, не столько, конечно, как слюнявых романчиков про любовь, но хватает. Переводы, правда, такие, будто переводчик язык учил по моему методу и до моего уровня. Оба языка — и английский, и русский. Но все же лучше, чем ничего.

Только на этот раз и читать не получалось. Все лезли в голову дурацкие мысли. А также лица и картины. Мамаша эта, что мне сегодня столько крови попортила, — не сегодня, уже вчера… Потом дочка её — эта без лица, но картинок хватало. Как там она сейчас?.. А что сейчас, сейчас уже ничего, в посольстве её не достанут. Нет, ну правда, ну что я себе мозги сушу, уже не на улице она, не дадут в обиду… Хотя черт их знает, что там за дипломаты, они же все новоиспеченные, независимые и суверенные… Ничего, зато все шпионы, должны соображать, как укрыть человека и вывезти, лишь бы захотели возиться с какой-то прости-господи… А то ещё перепугаются, что, мол, провокация местных властей или там каких-то служб, дескать, посольство ворует местных граждан — или подданных, как они в этом Махдене считаются?..

Нет, надо отвлечься. Ночные мысли — дурацкие, без тормозов, с заумью и перепугом, утром вспоминаешь — ну и бред, все не так, все ясней и проще…

Проще… Был один такой, все изрекал с апломбом: «Анхен, будь проще». Вон девчонки на работе — простой народ, им интересно узнать, как там в борделе дочечке платили — сдельно или повременно, и была ли премия за перевыполнение плана и отсутствие записей в книге жалоб. А что, тоже проблема, и душа от неё не болит…

Я валялась, книжку отложила, пялилась в потолок. Голова снедосыпу была тяжелая, картинки в глазах плавали смазанные, двоились и троились, и три мамашки Гончаровы разевали на менят ри оскаленные пасти, и три дочечки в прозрачных гаремных шальварах рыдали невидимыми глазами на трех безликих лицах, Господи, ну почему трех, и одной хватает…

И тут я слетела с постели и застыла, вцепившись в простыню и стараясь прикрыться ею от всего враждебного мира.

Не-ет, не такие уж дурацкие мысли возникают ночью в расторможенных мозгах!

А ЧТО, ЕСЛИ ОНА НЕ ОДНА ТАКАЯ?

Что, если в эту минуту ещё какие-то наши клиентки маются в азиатских публичных домах, что, если ещё кто-то из наивных девчонок, мечтающих об экзотическом счастье и богатстве, пакует сейчас чемоданчики, собираясь в тот же Махден или Йемен, Сирию или Аравию, Боливию или Гондурас?

Запросто может такое быть. Мы же о тех, что уехали, почти никогда ничего не знаем. Они нам не сообщают, мы не интересуемся. Молчат — значит, все в порядке. Это плохие вести не лежат на месте, как любит нас поучать шеф, когда объясняет все три известных ему закона рекламы…

Нет, в самом деле, — этой хватило соображения или везения, сумела вырваться, добраться, сообщить — а другой просто не повезло, не смогла ни сбежать, ни сообщить, проливает там слезы и только на чудо надеется… Как надеялась на чудо, когда туда собиралась…

Я как дура смотрела в черноту за окном, и мысли у меня были такие же черные и беспросветные.

Отвратительный звон «Янтаря» выдернул меня из какого-то жуткого сна с погонями и чудовищами. В первую секунду я удивилась, почему горит свет и что вообще происходит, и только потом вспомнила все свои ночные мысли.

До ванной добралась на автопилоте, и только под душем начала приходить в себя. Мне даже показалось, что вместе с водой с меня стекает этот черный ночной страх.

• Предыдущая
• 14/91
• Следующая