Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 21

Здесь и сейчас я нахожусь с девушкой с удивительным именем Лена и должен спасти хотя бы её.

Было почти невозможно поднять взгляд из-за терзавшего меня чувства вины. Но я набрался сил и посмотрел ей в лицо. Она была бледна, но слишком спокойна для обрушившегося на неё известия. И так невыразимо прекрасна и царственна в своём спокойствии, что щемило сердце.

— Ты понимаешь, что можешь из-за меня умереть?

Лена кивнула.

— Понимаешь, что брачные чары будут провоцировать нас на близость?

На бледных щеках мимолётно вспыхнул румянец, она снова кивнула.

Я вдохнул и выдохнул. Теперь нужно рассказать, что мне придётся целовать её и даже иногда спать в одной постели, чтобы браслеты отпускали на службу.

И пусть не хочется, но я длор и обязан признаться, что, пока она спала, я прикасался к ней больше, чем позволяли приличия. Да, она моя жена, и я вправе обладать ей, но она так же и девушка, против воли оказавшаяся в доме незнакомого мужчины.

Глядя в её светлые глаза, я совершенно не представлял, как она к этому отнесётся… А вдруг с ней получится так же, как с первой женой Талентиной? Меня захлестнул ужас.

«Нет, второй раз я такого не допущу», — повторил я обещание, данное себе одиннадцать лет назад после самоубийства Талентины, и усилием воли загнал страх на задворки души.

Как и Лена, я сцепил пальцы и заговорил:

— Прости, что задаю личный вопрос. Но я должен знать: у тебя есть любимый?

Её глаза расширились, темнея.

Холодная дрожь пробежала по нервам: только не ещё одна любовь, на пути которой встаю я. Только бы из-за этого Лена не стала моей второй Талентиной. Подавляемое воспоминание накрыло молниеносной вспышкой: кувшинки в пруду и колыхание чёрных волос Талентины между ними и моими пальцами, белёсое, наконец умиротворённое самой смертью лицо, холод навеки неподвижного тела и разрывающий грудь ужас…

Лишь на мгновение прошлое настигло меня, сразу вернув в роскошную спальню. Я качнул руками:

— Это не праздный интерес, я должен понимать, в каких обстоятельствах мы находимся. Я не сделаю тебе ничего дурного, если окажется, что дома тебя ждёт жених или муж. Я просто должен знать.

— Никого нет, — она опустила взгляд на свои пальцы.

Давно я не ощущал такой неловкости в общении с девушкой. Это было бы смешно, если бы не обстоятельства. Я вгляделся в лицо Лены, и покорно опущенный взгляд напомнил Нейзалинду: она тоже говорила, что кроме меня у неё никого нет, только её уверения оказались ложью.

Правду ли сказала Лена? По моему разумению, причин лгать нет: я ей безразличен, отношения планируются партнёрские и кратковременные. Но как показывает опыт, моё разумение зачастую оказывается слишком далеко от представлений моих жён.

— Повторяю: положительный ответ не повредит тебе, наоборот, может улучшить положение.

Её длинные ресницы дрогнули, меня странно ошеломил решительный взгляд блестящих, светлых глаз.

— Клянусь, у меня никого там нет и… — она снова принялась разглядывать сложенные на коленях руки. Грустно добавила: — Не осталось у меня там ни любимого, ни жениха. Если есть какой-нибудь магический способ это подтвердить, я готова.

Выходки последней жены сделали меня подозрительнее, и я не мог до конца поверить Лене. Умом я понимал, её чувства — дело не совсем моё, что в случае, если я захочу магически проверить истинность Лениных слов, я узнаю правду, а не как получилось с Нейзалиндой: проверить я её проверил, только не знал, что за помощью в этом деле обратился к одному из её любовников.

И что за дурная привычка портить отношения с жёнами проблемами предыдущих? Лена — не Нейзалинда и не Талентина. Всё, что было в прошлых браках, не имеет отношения к этому.

— Твоё одиночество… — я заметил, как от этих слов дрогнули руки Лены, — в данном случае пойдёт нам на пользу. Если бы ты любила, принять обстоятельства, в которых ты оказалась, было бы труднее.

— Да. Ты прав, — она сглотнула.

Подумав, я решил, что надо сказать:

— Прости, что усомнился в твоих словах.

— У меня есть предложение. Может, оно очень глупое, но… Давай не будем сомневаться в словах друг друга. Ты поступил плохо, но я не уверена, что без этого твоего поступка мне сейчас было бы лучше, — она нервно мяла сцепленные руки. — Я не считаю тебя врагом, и сама твоим врагом не являюсь, поэтому давай говорить друг другу правду, так будет проще.

Лена робко на меня посмотрела.

— Согласен, но не в отношении служебной информации, — кивнул я, догадываясь, что в понимании Лены правда — это искренность до конца, а в моём — только взвешенное умолчание.

Она слегка улыбнулась:

— Хорошо. На государственные тайны я не претендую.

Я смотрел на её губы — влажные, соблазнительно приоткрытые — и пытался вспомнить, что ещё надо сказать, а в мыслях крутилось: «Поцелуй её. Поцелуй».

Возобновившийся треск стен подсказал, что надо заняться спасением дома. А потом можно и в непозволительных действиях сознаваться.

***

Понятно, что Раввер, женившийся на мне в надежде, что наше знакомство продлится не больше минуты, испытывал некоторые трудности с принятием нового положения вещей. Я видела, что ему стыдно за свой поступок.

Но я не понимала, зачем он с таким упорством спрашивал меня о чувствах к кому-нибудь другому. Разве мало было первого ответа? От этого разговора я ощутила себя ещё более неловко и почти ущербно: о любви мои одноклассницы начали говорить лет в четырнадцать-пятнадцать, с тех пор я всегда оказывалась не в теме по одной простой причине — ни один реальный мальчик, парень или мужчина не заставлял моё сердце биться чаще. Не признаваться же, что все мои идеалы — лишь герои книг и фильмов.

Мы с Раввером молча смотрели друг на друга.

Стараясь отогнать невольное восхищение им как мужчиной, я продолжила обдумывать полученную информацию, и сердце защемило от восторга: магия, здесь действительно существует магия, и я смогу ей пользоваться.

Стены затрещали. По спине побежали мурашки, я сжалась.

— Не бойся, — Раввер подался вперёд, словно хотел взять меня за руку, но тут же откинулся на спинку кресла и взялся за подлокотники. — Дом не причинит тебе вреда.

Во мне всё восторженно вспыхнуло от догадки: