Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 40

Меня передёрнуло от холода и это помогло опомниться, я отодвинулся от стены, к которой прислонился, разглядывая переложенные на стол осколки источника Какики.

Принести стол из соседней комнаты оказалось на так просто, потянутое плечо ныло. На ладони под перчаткой щипало царапину. Поздно я подумал, что об осколки можно порезаться.

Принесённый из сада прожектор безжалостно высвечивал мумию в сильно посветлевшем цельном кристалле.

— Что всё это значит? — я накрыл глаза ладонью, но перчатка была неприятна к лицу, и я опустил руку. — Что?

Предположительные ответы мне не нравились. Они противоречили, уничтожали всё то, что говорилось о появлении длоров, нашем особом положении перед людьми и богом.

Я мог ошибаться, но здравый смысл, выпущенный из тисков вколоченных убеждений, опротестовывал все прежние ценности.

Эти мумии своим существованием уничтожали мой мир. На стиснутых кулаках всколыхнулось чёрное пламя. Я вскинул руки.

Пламя бездны, Смерть плоти, Тлен — три самых сильных боевых родовых заклинания ударили по кристаллам и сухим останкам. Тьма охватила цели, давила их, сплющивала. Я вкладывал всё больше и больше силы, вливал почти бесконтрольно, но не чувствовал победы.

По нервам пробежала дрожь, во рту появился металлический привкус. Я закричал от отчаяния, выкладываясь на полную. Рухнув на колени, я едва успел выставить руки. На них капали пот и кровь. Я глох от своего громкого хриплого дыхания, лёгкие выжигало огнём.

В глазах двоилось, меня трясло, бросало в жар и холод. Выброс магии был чудовищным, но кристаллы и останки трупа по-прежнему лежали на столе.

Ни единого следа моего удара на них не осталось.

Ничего.

Пять минут, пока приходил в себя, я пытался свыкнуться с этой мыслью. Поднявшись, первым делом подошёл к осколку с вплавленной рукой — целый и невредимый.

Стянув перчатки, бросил их на стол и, не оглядываясь, вышел.

Я не представлял, что делать с этими кристаллами, поэтому лучше заняться понятными делами. Вытирая с верхней губы кровь, я поднялся в дом и, едва ступив на паркет, словно споткнулся.

В сумраке Лена казалась бледной, синеватой. Сердце сдавил страх, что она лежит на диване мёртвая, как Эваланда.

Нет-нет-нет.

На негнущихся ногах я подошёл к Лене и опустился рядом.

Её дыхание коснулось моего лица, вызывая улыбку.

Жива.

И пальцы мягкие, тёплые. И губы. Так хорошо прикасаться к ним и чувствовать дыхание Лены, знать — живая. Живая!

Кажется, я на всё готов, чтобы она продолжала дышать.

Проснулась в постели такой уютной, какой дома быть не могло. Сладко пахло свежим бельём и цветами. Накатившие воспоминания заставили глубже зарыться под одеяло. К щекам прилила кровь, я сжала их ладонями.

И зачем о себе рассказала? Я же о Раввере хотела поговорить, о его жизни, не о своей.

Высунулась из-под одеяла.

Спальню озарял солнечный свет, пронизывал тонкие белые лепестки цветов в букете на столике. На секретере в идеальном порядке лежали бумаги и письменные принадлежности. Казалось, Раввер только-только их оставил, и его дух ещё витает над ними.

Оглядываясь, я приподнялась на локте.

— Хозяин уехал по делам, — ответила из стены Саранда. — Просил извиниться, что не смог остаться на завтрак.

«Мог бы разбудить», — с огорчением подумала я, и к щекам снова прилила кровь.

Интересно, как Раввер отнёсся к моим признаниям?

— С пониманием, — тихо произнесла Саранда. — Он беспокоится о вас.

Ух ты, какие у меня шпионы.

— А что он делал после того, как я уснула?

— Уходил по делам, потом перенёс вас в спальню и работал.

Продолжения не последовало, и я удивилась:

— А поспать?

— Хозяин пытался, но часто просыпался и, в конце концов, продолжил работу.

— И часто он так не спит? — К щемящему сердце состраданию примешалось беспокойство, что Раввер плюнул на своё здоровье и живёт, сгорая на работе.

— Постоянно.

— Так нельзя. Он должен спать!

— Хорошо, в следующий раз мы погасим все светильники, чтобы хозяин не мог работать.

Нервно улыбнулась. Что-то мне подсказывало, такому самоуправству Раввер не обрадуется.

Но если отдыхать его нужно заставлять, я заставлю. Если не успевает что-то делать, надо помощников искать, а не самому убиваться. Даже если кажется, что это отличный способ заглушить боль или замолить прошлые ошибки.

Думая об удивительной способности людей медленно губить себя из-за чувства вины, я разглядывала подол сорочки и полы халата.

Внезапно пришло осознание, что перед Раввером хотелось выглядеть хорошо. Понимаю, из-за проклятия настоящих отношений между нами быть не может, но…

— Есть на меня платья? Что-нибудь из того, что не носили его прежние жёны?

— У нас сохранилась одежда матери хозяина и нескольких жён длора Верония.

— Можно мне ими воспользоваться?

— Да. Я подгоню по фигуре.

— Отлично, — я поднялась.

И постаралась сосредоточиться на такой обыденной вещи, как одежда, чтобы не накручивать себя: бурные эмоции — плохой помощник. Раввера, как мне кажется, надо уговаривать фактами и воззванием к здравому смыслу. А что может быть более здравым, чем сон по ночам?

***

До боли стискивая кулаки, я выскочил из неуютного дома Лавентина. Шумно вдохнул.

Нормального разговора между нами не получилось. Ничего обнадёживающего я не узнал. Надежды не оправдались: за ночь весь такой умный Лавентин ни на шаг к решению проблемы не приблизился.

Исследование… Для Лавентина вся эта ситуация просто эксперимент! Сравнить жён он хочет, мальчишка безответственный!