Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 59

— Одевайся, Эоланд.

— Зачем? — ошарашено посмотрел он на меня. — Я не помешаю, я внизу побуду, пока…

— Одевайся! — почти выплюнул я. — Ты арестован за незаконное проникновение в мой дом и кражу.

1…4

СЛЕД.ЧАСТЬ

Эоланд и Кордолия заголосили, забегали по комнате, заламывая руки. Рухнули передо мной на колени, умоляли, угрожали, обвиняли в бессердечии, снова умоляли, оттесняли к двери попытками ухватить за одежду. Такое чувство, что я попал в дом для людей с отклонениями душевного состояния.

— Тихо! — я почти вдавился в дверь.

Оба замерли, только слёзы поблескивали на щеках.

Конечно, обвинения в воровстве я предъявлять не собирался, не хватало ещё такого позора на род, но припугнуть и допросить Эоланда надо. Странная какая-то ситуация получалась.

Ещё одна проблема на мою голову.

Похоже, Эоланд ситуацию воспринимал недостаточно серьёзно. Всю дорогу до столичной тюрьмы сидел напротив меня, гордо вскинув голову и скрестив на груди скованные наручниками руки.

Когда выходили из кареты возле домика начальника тюрьмы, Эоланд побледнел, но ещё держался. Двор и корпуса для заключённых были подавляющего серого цвета. По старой традиции над входами висели черепа. Правда, теперь вместо человеческих вешали черепа согров, но выглядело зловеще. Штукатурка в подтёках и маленькие высоко расположенные зарешеченные окошки добавляли общей мрачности.

Тюрьма должна была пугать. Мне стало зябко.

Когда в кабинете несколько шокированного начальника заполнял необходимые документы, включая ордер на арест по подозрению в покушении на убийство, у Эоланда, сидевшего в дальнем углу и не видевшего содержимого бумаг, начала подрагивать нижняя челюсть, а от каждого щелчка министерской печати по листу он вздрагивал.

Но молчал.

Мне было не по себе, и я понял: жду, что Эоланд расскажет о яде. Надеюсь на это.

— Магии у него больше нет, особых условий не требуется, — предупредил дородного начальника тюрьмы, тот выдохнул и промокнул вспотевший лоб.

Глаза у него воровато бегали. Наверняка пытался решить, чью сторону принять: мою, надеясь, что я, вопреки слухам, женюсь, или сторону Эоланда, который послезавтра может стать главой рода.

Пусть гадает.

Эоланд смотрел на меня вытаращенными глазами. Я поднялся:

— А теперь в камеру. Я лично посмотрю, как его устроят.

Высоко поднятая голова Эоланда смотрелась бы гордо, если бы его не трясло.

Двое охранников и начальник тюрьмы проводили нас по мощёному плитами двору в ближайший тюремный корпус. Лязгнула металлическая дверь, пропуская нас в царство мрака и прохлады. В полумраке я почувствовал себя спокойнее. Нас вели через посты и коридоры, забранные решетчатыми дверями. Плечи и голова Эоланда понуро опускались.

Признается или нет?

— Вот здесь, — как-то неуверенно произнёс начальник тюрьмы и лично отпер дверь в маленькую камеру с окошком без стекла.

Охранник положил на нары комплект сероватого постельного белья.

— Нет, — тоненько возразил Эоланд, но под натиском охранников попятился в камеру, даже не позволив снять наручники. Смотрел на меня через широкие плечи мужчин. — Ты ведь несерьёзно, да?

— Оставьте нас.

Тюремщики мигом ретировались, а я встал в дверном проёме, не позволяя Эоланду выскочить.

Ну же, признавайся…

— Руки, — я вытащил свой ключ от наручников.

— Раввер, — пролепетал Эоланд и облизнул пересохшие губы. — Ты ведь меня просто пугаешь, да?

— Я тебя просто сажаю в тюрьму.

— Но я же твой родственник.

— К сожалению, — я схватил его за цепь.

Эоланд дёрнулся, но, глядя в пол, тут же перестал сопротивляться, безропотно позволил снять наручники. Сразу стал тереть спрятанные в кружева запястья.

— Отпусти меня.

Помедлив, я тихо спросил:

— Ты ничего не хочешь сказать?

Вскинув взгляд, Эоланд дрожащим голосом пообещал:

— Я всё верну. Выиграю — и обязательно верну стоимость того колье. Послушай, оно не из родовых украшений, так, побрякушка. Ну что тебе оно, это же капля в море.

Я внимательно разглядывал его подретушированное сумраком лицо с блеклыми бровями.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Ну… — Эоланд помялся. — Если ты не хочешь расплаты моей женой, то, может… — Моргнув, робко улыбнувшись, он подступил ко мне, глядел из-под ресниц. — Могу предложить лично расплатиться за нанесённое оскорбление. Куда уж более высокая компенсация: того, кто взял твою жену, самого взять как женщину. Мм, дорогой кузен, — он потянулся ко мне, — я буду унижаться сколько тебе заблагорассудится. Ты ведь этого хочешь? Ты об этом…

Отшатнувшись, я вышел из камеры, запер железную дверь на задвижку. Кузен сунулся в окошечко:

— Раввер, ну куда же ты… Ну Раввер, я на всё согласен.

«Да, это определённо не то, что я хотел от него услышать», — думал я, ошеломлённо покидая корпус.

На улице ждал начальник тюрьмы.

— Не желаете ли выпить травяного отвара? — любезно предложил он. — Или чего-нибудь покрепче?

После отравленной воды из кувшина в собственном доме пить в гостях не хотелось.

— Благодарю, — стискивая цепочку наручников, кивнул я. — Но нет, дела.

— Понимаю, — склонил голову начальник тюрьмы. — Будут ли особые распоряжения относительно заключённого?

— Никаких посетителей, передач, писем. Полная изоляция. И по возможности о его личности не болтать.

— Конечно-конечно, сделаем всё возможное, — с поклоном уверил начальник.

Я подошёл ближе. Поняв намёк, начальник жестом услал охранников.

— Документы, которые я заполнял, — тихо произнёс я, — официально пока не оформляйте. Я буду весьма благодарен за оказанную услугу.

— Разумеется, всё сделаю… Понимаете ли, мой сын служит на севере, а нам с женой так хотелось бы видеть родную кровиночку почаще, в столице.