Катавасия (СИ) - Семёнов Игорь - Страница 21

      Двинцов стоял, потрясённый увиденным, услышанным, почуянным, понятым, смотрел почти не мигая, дыша глубоко, словно бы очищаясь с каждым вздохом от всего лишнего, грязного, какофоничного мирозданию. Он даже не сразу заметил, что в музыку закатной природы, прорвавшуюся внутрь к нему, вплетаясь в неё звонкими хрустальными лентами, входят иные голоса, голоса, исходящие от кого-то, обладающего тем, что зовётся человеческой способностью к пению, если можно назвать исключительно человеческой присутствие в мелодии речи, отдельных слов. И голоса эти, молодые, сильные и звонко-нежные, звучали совсем поблизости, чуть правее Вадима. Слова песни сливались в единый поток, но это были именно Слова. Двинцов медленно, будто боясь спугнуть кого, повернул голову вправо. На берегу, всего шагах в десяти от него, сидели кружком семеро светловолосых стройных девушек, одетых в лёгкие платья из какой-то полупрозрачной в лучах заходящего солнца, материи. Волосы их, роскошными волнами, распущенные по плечам и спинам, каскадами чёрного, русого, золотого, каштанового падая на груди, украшены были венками из цветов мать-и-мачехи, водорослей, одуванчиков, ещё каких-то цветов и трав. Сидели вольно, кто - на камушке у самой воды, опустив босые ноги в воду, кто - прямо на траве, полуобернувшись к Двинцову и хитровато наблюдая за растерянным человеком, лукаво покусывая уголком рта зелёный стебелёк.

      - Господи, да откуда же они выпрыгнули? - неожиданно для себя громко сказал Двинцов, поднимаясь на ноги.

      - Эй, парень! Что глаза вытаращил, как на чудо какое дивное? Берегинь, что ль, ране не видывал? - весело смеясь крикнула крайняя, сверкая из под лохматой копны рыжих волос огромными изумрудно-зелёными, с жёлтыми искрами, до невозможности хулиганскими глазищами.

      - Не видел... - ошалев окончательно, чуть ли не по слогам, выдавил из себя Двинцов.

      Его ответ встретил бурный взрыв весёлого смеха, длившегося долго, звонкими раскатами, хохот девушек стихал было, но вот, не выдержав распирающих изнутри смешинок, фыркала одна-другая - и рассыпался горстью серебряных колокольчиков по берегу, по воде, смех, всё больше и больше набирая силу, присоединяя к себе новые голоса, и вновь на мгновенье стихая, чтобы тут же по-новому рассыпаться по траве.

      Двинцов, обхохатываемый со всех сторон (девушки уже стояли вокруг, обступив Вадима), стоял дурак-дураком, не в состоянии усвоить услышанное, сказанное нахальной девчонкой слишком весело, чтобы быть небылицей, розыгрышем. Берегини... Из прочитанных книжек Вадим помнил, что это были персонажи славянской мифологии, что жили они по берегам рек, озёр... или просто - по лесам? И вообще, кажется, были не человекообразными, а деревьями... А вот поточнее? - Этого ни один современный Двинцову историк или этнограф сказать не мог. То ли были они славянским вариантом русалок, кои путников в омуты завлекают, то ли, вовсе даже наоборот, помогающие людям, то ли ещё просто одна из разновидностей "малых народцев" (навроде западных эльфов, гномов или наших леших, домовых). "Интересно, а мужики у этих берегинь имеются? А если нет, они как вечно живут, или для размножения прохожих используют... Того и гляди, возьмут, да в воду утянут и к присяге приведут на верность с обязательным "Курсом молодого водяного". На всякий случай, если в воду потащат, приготовился отбиваться, но пока стоял внешне спокойно, не показывая виду.

      Девушки (или берегини?) отсмеялись, стояли, отдышивались. На вид им было от четырнадцати до двадцати-двадцати двух лет - не старше. Несмотря на подозрительное водяное происхождение, зелёных волос ни у кого не росло, вместо классических русалочьих рыбьих хвостов в наличии имелись абсолютно человеческие стройные (довольно привлекательные) босые (причём с царапинками, розовыми пупышками комариных укусов) ножки. Никакой униформы берегиням, по всей видимости, тоже не полагалось, платьица на них были разноцветные - и голубые, и белые, и светло-зелёные, и васильковые, и сиреневые, было даже одно светло-охряное (что уж совсем не вязалось в представлении Двинцова с водяной тематикой), покрой был тоже разный, схожий только летне-загорательной направленностью. Ткани покрывала вышивка, состоящая, в основном из цветочно-травяных узоров, но встречались и смешные фигурки человечков, и лошадки, и какие-то зверьки. Узор, в основном, группировался по краям одежды и на поясе. Словом, обычная пляжно-пикниковая девичья компания.

      Наблюдения Двинцова пискляво прервала всё та же маленькая (метр с кепкой) чуть полненькая, нахальная рыжая девица:

      - А ты-то сам кто такой, откуда взялся? И одет не по-людски, и вид - дикий. Что ты за чудо-юдо такое? Ни воин, ни охотник, на ногах - поршни страхилетные, одёжка драная, покрой чудный - ну, пугало пугалом!

      Вадим ничего в свою защиту и в оправдание своего экзотического гардероба сказать не успел, лихорадочно размышляя, как этой хамоватой пигалице объяснить своё появление и свою историю попонятнее. За него вступилась темноволосая голубоглазая смуглянка в белом с голубой вышивкой сарафане:

      - Погоди, Златка, дай человеку опомниться, да и кто же спрашивает, не накормив, в гости не зазвав, бани не справив? Пойдём с нами, добрый молодец. Отдохнёшь, пыль дорожную смоешь, стол накроем, а там и, с толком, не спеша, как Богами завещано, и поведаешь нам, кто таков, откуда и далеко ль путь свой держишь, дела пытаешь, аль от дела лытаешь.

      Глубокий грудной голос её звучал успокаивающе. Правда, от приглашения в гости, Двинцов оторопел, к нему мигом вернулись прежние подозрения в коварной русалочьей сущности:

      - В гости? Это куда ж? - под воду что ль? Неее...

      Ответ Двинцова вызвал у девушек новый приступ весёлого смеха. Рыжая, держась за живот обоими руками, в изнеможении опустилась на траву:

      - Ну, ты даёшь! Вот умора! Ты что, берегинь с албастами спутал? Мы ж потому и берегини, что у берега живём, да дурней стоеросовых, навроде тебя, от лиха бережём. Пошли-пошли, давай! А что в торбе? - Златка понюхала Двинцовский "рюкзак", скорчила смешную брезгливую мину - вот гадость-то! Выбрось! Выбрось сейчас же! - рыжая требовательно наступала на Вадима, повелительно-капризно топая ногой.

      - Оставь человека в покое, и мешок его не трожь. Его дело, что в запасах держать. Вот своё угощенье предложим, так может и по доброй воле свою тухлятину выбросит. - вмешалась в атаку Златки высокая блондинка в голубом платье.

      Вадим хотел возмутиться, но не успел. За него ответила смуглянка в белом:

      - Златка! Уймись, с каких это пор берегини блазни от человека отличить не смогут? Скажешь тоже.

      - А вдруг новое какое Навь подпихивает? Нееет, пусть докажет, пусть... - рыжая на секунду задумалась, смешно наморщив носик-кнопку - пусть песню сыграет!

      Недоверчивую скандалистку поддержали еще две берегини.

      - А чё петь-то мне? - спросил Вадим.

      - Что хочешь, то и пой, хоть козлом блей, коли песен не знаешь! - "укусила" Двинцова Златка.

      - Спой, парень, что к душе сейчас ближе, - мягко попросила высокая.

      - Сыграй для нас песню. Ну, вот чтоб ты для нас спел? - хором в два голоса прозвенели берегини-близняшки, синхронно тряхнув густыми светло-русыми кудряшками.

      Вадим мучительно перебирал в голове песни, ему известные. Как назло, ничего путного не вспоминалось, лезла попсовая чепуха, затем - "Охота на волков" (что к ситуации явно не подходило), какие-то разномастные обрывки народных песен про замерзающих и прочих уныло напевающих ямщиков (тоже - не то!).

      Наконец, собравшись духом (будь что будет!) завёл внезапно вспомнившуюся:

      Ночь едва опустилась -

      А уж сходит на нет.

      И опять над землёю

      Плывёт первосвет.

      Нет, пока не заря,

      Не алеет рассвет,

      Зыбкий миг голубой тишины -