Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ) - Шкиль Евгений - Страница 75

  Ближе к вечеру две процессии, мужская и женская, покинули терем господень и с песнопениями, славящими Элохима, направились разными путями к куполообразной постройке. Здание, очевидно возведенное еще до Великой погибели, казалось уменьшенной копией баггерского храма, в котором Юл и Хона переночевали в Новочеке.

  Соединившись, процессии остановились перед домом молитв. Так обозвал здание архиерей. Пастырь поднялся по ступеням крыльца к воротам в виде вытянутой арки, вознес руки и певуче провозгласил:

  - Мы взываем к всемогущему Элохиму осветить наши сердца для истины, даровать нам благословение в этом мире и в новый судный день. Радуйся, Богополь! Радуйся! Ибо всевышний через сына господня и невесту его дарует народу избранному процветание и изобилие в грядущие времена!

  Толпа, совершенно разношерстная, состоящая из воинов в кольчугах, послушников в рубахах до колен, женщин в платках и длинных черных и серых юбках, простолюдинов, одетых в рванье, босоногой ребятни, повторяла каждое слово изреченное архиереем. И весь этот молебенный гул отражался жутким многоголосым эхом в душе Юла, резонировал и заставлял сердце сжиматься, сморщиваться под воздействием темной непонятной силы, которая требовала лишь одного: безусловного признания своей власти и правоты.

  Наконец, мучения окончились. Авраам Шестой подозвал к себе Юла, положил ладонь на лоб юноши, благословил и нарек Исааком. Затем сделал то же самое с Хоной, назвав ее Ревекой. У невесты, одетой в бледно-серое платье, на лбу чернела повязка с двумя платками, один из которых был сзади и закрывал волосы, а другой, пришитый лишь по краям, ниспадал на лицо. Если бы не горящие ненавистью серые глаза в прорези, Юл и не узнал бы свою подругу.

  Пастырь спросил, согласен ли отрок Исаак взять в жены отроковицу Ревеку. Юл кивнул. У Хоны согласия никто не спрашивал. Авраам Шестой просто удостоверился, счастлива ли она, что выходит замуж.

  - Да, - ответила байкерша, голос ее предательски дрогнул.

  Тогда, прочитав брачную молитву и пожелав молодым зачать первенца до следующей весны, архиерей обратился к пастве.

  - Да возрадуется святой Богополь, город истины и народа избранного, центр мира и отрада вселенной! Волею всемогущего Элохима, наша умма получила благословение на новую отсрочку судного дня через обретенного сто первого сына божьего и его жену! Мы есть оплот нашего господа! И когда род человеческий прогневал Элохима, он наслал болезнь на грешную землю. Мы же, народ избранный, не были поражены яростью всемилостивого! Разве это не доказательство его любви к нам?

  - Воистину так! - провыла паства.

  - И когда львы подчиняются воле пастыря, разве это не доказательство любви Элохима к нам?

  - Воистину так!

  - И то, что одна из невест господних по наущению сатаны желала покинуть Богополь и в степной пустоши сойтись с искусителем в блуде, но была поймана, разве не доказательство справедливого возмездия господа?

  - Воистину так!

  Юла покоробило. Эти лица, преисполненные фанатичного ужаса, вдруг напомнили ему похороны прадеда. У тетки Ягиры, когда она, упав на колени, вырвала со своей головы толстый локон, была похожая гримаса.

  - Приведите же блудницу! - глаза пастыря потемнели, а младший правнук сглотнул ком в недобром предчувствии.

  Два кольчужника волокли совершенно голую молодую женщину. Спина несчастной была исполосована кровоточащими рубцами от батогов. Ноги ее, серые от пыли, безвольно волочились, оставляя неровный след, спутанные волосы закрывали лицо.

  - Блудница сия была возлюбленной дщерью Богополя, - громко и грозно возгласил пастырь, - и когда она понесла от Исаака прошлых вёсен, и родила послушника, и ушла в дом молитв, став невестой господа, мы возрадовались, ибо блажены, служащие Элохиму. Но враг народа избранного, сатана, подкрался к ней и прельстил ее грешными наущениями. И обещал ей дух лжи и сквернословия блага телесные и душевные, если она убежит в степь и совокупится с ним. Она забыла, что Элохим, милостивый и милосердный, владыка миров и создатель земли, всевидящ, и отступившие от веры, всегда терпят убыток. И вот она, о умма правоверных, перед вами в падении своем и позоре.

  Воины бросили преступницу к ногам Авраама Шестого. Юл заметил, что на левой щеке женщины вытатуирована собачья голова. Один из кольчужников, будто случайно, опустил кованный сапог на стопу преступницы, но та даже не шелохнулась.

  - И вот я обращаюсь к вам, о люди благословенного града, что заслуживает сия блудница, забывшая свой долг перед всемогущим Элохимом?

  - Пусть сдохнет, грязная шлюха! - отозвался чей-то женский голос.

  - Из-за ее ослушания на нас падет божья кара! - завторил ей мужской.

  И дальше понеслось:

  - Смерть ей!

  - На съедение львам ее!

  - Поправшие веру, будут попраны!

   Пастор поднял вверх посох и толпа моментально заткнулась.

  - Я хочу заглянуть в лживые очи ее, затуманенные кознями лукавого!

  Воин, тот, что топтался на ноге женщины, схватил ее за волосы и резко рванул голову на себя. Мученица посмотрела сухими, полными бессильной ненависти глазами на Авраама Шестого, вскинула ладонь с налипшей грязью на растопыренных пальцах, и издала глухое мычание, и, казалось, песья голова на ее щеке оскалилась.

  - Господь наложил на уста твои проклятья, грешница! Ибо такова участь всех лицемеров, отвергших милость всевышнего!

  Губы женщины, синие, распухшие от побоев округлились, и оттуда вырвался гортанный, режущий звук. И тут до Юла дошло, что у страдалицы вырван язык.

  От открытия такой невероятной жестокости парень на несколько мгновений вошел в ступор. Нет, прадед Олег всегда говорил, что человек беспощаден к себе подобным, и дай ему только волю, он покажет всю свою звериную сущность. Но одно дело, убить врага на поле боя, и совсем другое - вот так мучить. И главное, за что? За разговоры со злыми духами? Это было не только невероятно жестоко, но и безумно. Тупо.

  А вот староста Забытой деревни Имэн мог бы решить, что за общение с Радиацией-ягой нужно казнить? Смог бы он отрезать языки?

  - На все воля Элохима, - удовлетворенно произнес архиерей, - беги же, грешница, в степь к сатане, как ты желала! И, если на то будет воля всевышнего, ты сойдешься с нечистым в преступной связи! А мы помолимся за твою грешную душу господу, воздающему каждому по делам его!

  Женщина смотрела в упор на пастыря и не двигалась. Лишь татуировка на щеке оскалилась в немом рычании.

  - Я сказал, беги, дщерь разврата и похоти! - прорычал архиерей. - Беги, проклятая блудница!

  Кольчужник взял женщину за загривок, с легкостью поставил на ноги, а затем толкнул в сторону открытых ворот, находящихся в трех кварталах от дома молитв.

  - Беги, нечестивая, и пусть все произойдет по воле Элохима!

  Женщина, чуть сгорбившись, прикрывая руками срамные места, неуверенно сделала несколько шагов, бросила напряженно-затравленный взгляд на пастыря.

  - Беги, распутная подстилка люцифера! - прогремел тот.

  - Беги, шлюха, беги! - взревела толпа.

  Женщина недоверчиво осмотрела вскидывающих кулаки прихожан, их искаженные от праведной злости лица, медленно опустила очи долу и вдруг рванула что есть мочи. Под яростное улюлюканье она, поднимая столбики пыли, выскочила на дорогу, ведущую к воротам, и с быстротой молнии завернула за угол.

  - Помолимся же! - вскричал пастырь и ударил посохом о ступеньку.

  Из-под крыльца выскочили два каплана. Юл не знал, что все время действа пятнистые хищники прятались совсем рядом. От предчувствия недоброго у парня заиндевели спина и шея.

  - О, Элохим, господь этого призыва и молитвы! - певуче затянул архиерей. - Благословен ты, господь наш, царь вселенной, по слову которого наступает день и наступает ночь! Да святится имя твое и да придет царствие твое на грешную землю!

  Кошки между тем в три прыжка оказались на середине улицы и мгновение спустя исчезли из вида, помчавшись за жертвой.