Режим бога. 3-я книга (СИ) - "Скс" - Страница 67

"Понятно, не отошла ещё...".

- Ириш! Да, плюнь ты! Все неприятности когда-либо заканчиваются. Меня знакомый сторож с кладбища уверял!

Девушка криво улыбается и обреченно качает головой:

- Да, эта "неприятность", видимо, будет отравлять нам с мамой жизнь до самого кладбища...

"Так и будет. Знаю! Жить соседу еще долго, даже не знаю сколько точно. Покуражится он над вами обеими еще всласть...".

Вяло - зная, что вру, пытаюсь возразить:

- Если пить такими темпами, то кладбище у него не за горами. Знаешь, у меня есть знакомый маклер. Он может помочь с разменом вашей квартиры...

Девушка обреченно пожимает плечами:

- На маклера нужны деньги, а у нас только мамина зарплата и моя стипендия.

- Не беда! Он нам должен за наш московский переезд, вот пусть и отрабатывает, - придумываю я на ходу, пытаясь сделать хоть что-то, - вот так с него долг и получим!

Ирина грустно усмехается:

- Отец сказал, что он в комнату в коммуналке никогда не поедет... А нашу квартиру на две "однушки" никакой маклер не разменяет.

"Это верно. Безнадежный у вас ситуэйшен...".

Свою бывшую соседку - эту чрезвычайно хорошенькую и, обычно, позитивную девушку, мне реально жаль. Я, конечно, мог оплатить, для нее, услуги маклера, но... покупать квартиру? Это - явный перебор!

Видимо, что-то такое отразилось на моём лице, поскольку Ира нашла в себе силы "бодро" улыбнуться:

- Впрочем ты прав! Нет смысла грустить, все неприятности, рано или поздно, заканчиваются!

"Ну, да... на кладбище. Все там будем...".

- Ириш, правда... Бери тетю Нину и поехали пообедаем в ресторан?

- Вить... - девушка встала с дивана и поставила опустевшую чашку на стол, - ну, какой ресторан... Он нам всю ночь спать не давал, а под утро, вообще, из квартиры выгнал. Хорошо, соседка к себе пустила, а то...

Девушка, наконец, не выдержала и, резко отвернувшись к шкафу, всхлипнула.

Что тут будешь делать? Я нерешительно поднялся из кресла и подошел к Ирине, положил руку на её вздрагивающее плечо и, страшно досадуя на самого себя, пробормотал:

- Ир... Не расстраивайся так... Послушай, если не будешь болтать... об этом... Я постараюсь вам помочь. Мне только надо сначала переговорить... в Ленинграде. И в Москве... с парой человек...

"Хрен с ним! Дам тысяч пять Эделю, пусть разменяет им две "однушки"... Не верю в бога... знаю, что не зачтется, но впереди столько грязи, что хотя бы кого-то счастливым сделаю...".

Я настолько погрузился в свои сумбурно-нелепые мысли, что не сразу заметил, что Ирина повернула ко мне голову и пристально смотрит на меня, каким-то несвойственным для нее, оценивающим взглядом.

Я поперхнулся посреди фразы и, не нашел ничего умнее, как спросить:

- Ты чего, Ир?

Чисто материнским жестом, видимо, от рождения свойственным любой женщине, вне зависимости от возраста и наличия детей, Ира подняла руку и задумчиво провела по моей щеке.

- Ты - хороший... Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Она тяжело вздохнула, решаясь:

- К маме приходили из КГБ. Спрашивали про тебя...

...В ресторан Ретлуев не поехал. Отговорился вечерним совещанием на работе, а поскольку больше "посидеть" было негде, то не оставалось ничего иного, как пойти в "родной" спортклуб.

Пешком... Поскольку и в "Волгу" Ильяс не захотел садиться тоже - "чего тут ехать... два шага, да...".

Устроились мы в маленьком тренерском кабинетике, стены которого были увешаны выцветшими грамотами, а полки обшарпанного шкафа заставлены разнокалиберными кубками.

Казалось, что весь недолгий путь от моего дома до клуба, Ретлуев сосредоточивался и в кабинете его, наконец, прорвало... Причем, "прорвало" за всё, что накипело у него в эти месяцы нашего "плодотворно-раздражающего сотрудничества"! Это и "непредсказуемые и опасные выходки", и "хроническая неспособность к дисциплине", и "наплевательское отношение к окружающим", "неумение подчинять личные интересы интересам коллектива", "вопиющие отношение к тренировкам", "ничем необоснованное зазнайство", "склонность к постоянному вранью", "неуважение к своему тренеру" и много-много еще-чего.

Мне было грустно... Грустно и скучно. Нет, я, конечно, держал скорбную мину, подобающую обстоятельствам, но все эти попрёки отклика в моей душе не находили.

"Второй Димон... У него есть своя картина мира, лидерство уступать не умеет, да и с чего? Лично мне он ничем не обязан. Придется списывать в потери... и двигаться дальше. А жаль...".

Единственное, что меня на самом деле беспокоило, так это только реакция Лехи, тем более, что тот, поначалу, активно кивал головой, под обличительный монолог Ретлуева. И кажется, был даже весьма не прочь, физически выразить мне своё недовольство спонтанной "схваткой с алкоголиком"!

Но, по мере увеличения перечня моих грехов и недостатков, физиономия "мамонта" стала приобретать все более угрюмое выражение, а взгляд, перемещавшийся с разошедшегося "обличителя" на меня и обратно, уткнулся в пол.

Кто знает... Может в другой ситуации я и попытался бы оправдаться, тем более доводов было "выше крыши". Ретлуев в запале, уже валил все "до кучи" и с логикой распрощался, почти, полностью. А может даже, в ответ, перечислил бы "горячему южному человеку" все его "косяки", начиная с основного, когда он на моём горбу захотел выиграть подростковое первенство города до истории с генералом "Онанистом".

Но сейчас, чем впустую тешить свое самолюбие в пустопорожних "прениях", важно было выйти, из этой ситуации, максимально выигрышно. В глазах Лехи...

Терять "мамонта" я не собирался! Привык.

Наконец, капитан выдохся...

"Высказал - что хотел... На всяческих собраниях такие молчат уже плотно, а в межличностных отношениях, пока высказываются. Для меня - странно, а для этого времени - ПОКА нет. Хотя ведь, он сейчас своё внеочередное "майорство" ПРОГОВОРИЛ, а все равно...".

В наступившей тишине я поднялся, голос звучит глухо - как и планировал:

- Ильяс Муталимович... Мне жаль, что я так Вас разочаровал. В любом случае, большое Вам спасибо за все, что для меня сделали. Я буду всегда это помнить...

Взглядом с Ретлуевым я стараюсь не встречаться, хотя и чувствую, как капитан буравит меня своими глазами из-под густых бровей.

Разворачиваюсь спиной и делаю шаг к двери.

- И этот твой спектакль на меня значения не производит, да!

"Угу... "значения" на него не производит! Филолог горный...".

Уже от дверей, не оборачиваясь, "выдавливаю":

- Всего Вам хорошего, Ильяс Муталимович...

Всю дорогу ехали молча.

Леха за мной вышел не сразу, минут через десять. О чем они там говорили - не знаю, "мамонт" лишь хлопнул меня по плечу и коротко спросил - "едем? ".

Вот и едем. В "Гавань". Проведать мои сокровища "Монте-Кристо".

Во время переезда в Москву, удалось взять с собой лишь небольшую сумку с пачками сторублевок, да верный маленький "маузер-верке" с запасной обоймой. Первоначальный план - все перевезти в Москву на эмвэдэшном грузовике - был хорош, но оказался неосуществим технически. Незаметно загрузить и разгрузить восемь тяжелых сумок, оказалось совершенно нереально.

Душа за брошенные сокровища болела, а "жаба" в груди, от беспокойства за них, стенала и билась в истерике! Мы неоднократно обсуждали эту тему с "большим братом", но съездить в Питер у меня, в сложившемся графике, никакой возможности не было.