Коготь Хоруса - Дембски-Боуден Аарон - Страница 5

Однако существуют и иные шаблоны. Иные вариации на тему. Не все изобретения равнозначны.

«Я здесь», — передал я за врата.

Я почувствовал, как биологические компоненты машинного духа ворочаются в своей цистерне с холодной аква витриоло, запуская в ответ последовательность действий подчиненной системы. Спустя мгновение двери Внутреннего Ядра начали Ритуалы Открытия.

Сущность в сердце корабля, известная как Анамнезис, ждала. У нее это очень хорошо получалось.

«Стоп», — передал я братьям безмолвный приказ.

Мехари и Джедхор мгновенно замерли, низко держа болтеры.

«Убейте всякого, кто попытается войти». Излишнее распоряжение — никому бы не удалось войти во Внутреннее Ядро без дозволения Анамнезис — однако призрачные остатки личности, оживлявшие доспех Джедхора, выдали неуверенный ответный сигнал. Мехари все еще безмолвствовал. Его молчание меня не тревожило — периоды активности и тишины сменялись друг другом, словно непредсказуемые приливы.

Получив команду, оба воина-рубрикатора развернулись к последней из дверей, подняли болтеры и прицелились. Так они и стояли, безмолвные и неподвижные, верные даже после смерти.

— Хайон, — поприветствовала меня Анамнезис.

Она была большим, чем многие из машинных духов, — по крайней мере, большим, чем блюдо требухи в амниотическом баке. Анамнезис не подвергали вивисекции перед тем, как предать ее судьбе. Она осталась практически невредимой и, обнаженная, парила в высокой просторной цистерне с аква витриоло. Выбритую голову соединял с сотней машин помещения горгоний венец толстых кабелей, имплантированных в череп. При солнечном свете ее кожа раньше была карамельного цвета. За то время, что она пребывала внутри этой комнаты в своей жидкой гробнице, плоть ее заметно побелела.

В похожих на семена гнездах генераторов, которые, словно пиявки, лепились к бокам герметичного бака, покоился вторичный мозг — часть была создана искусственно, часть силой изъята из еще живых тел сопротивляющихся доноров.

Под колыбелью из бронестекла гудели очистители, которые дезинфицировали холодную влагу и восполняли ее уровень. Фактически Анамнезис была девушкой, запертой в искусственной утробе и обменявшей подлинную жизнь на бессмертие в ледяной жидкости.

Она видела сканерами ауспиков «Тлалока». Сражалась, стреляя из его орудий. Мыслила при помощи сотен вторичных мозгов, подчиненных ее собственному, что делало ее собирательной сущностью, шагнувшей далеко за пределы былой человечности.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

Анамнезис подплыла к передней стороне цистерны, глядя на меня мертвыми глазами. Ее рука прижалась к стеклу раскрытой ладонью, как будто могла прикоснуться к моему доспеху — однако полное отсутствие жизни во взгляде лишало момент всякой теплоты.

— Мы функционируем, — ответила она.

Голос машинного духа во Внутреннем Ядре имел мягкую андрогинную интонацию, которую более не маскировал треск помех вокса. Он исходил из ртов четырнадцати костяных горгулий: семь злобно таращились с северной стены покоев, а семь — с южной. Они были изваяны так, будто пытались выбраться из стен, прорываясь сквозь лабиринт кабелей и генераторов, придававший Внутреннему Ядру вид промышленной городской окраины.

— Мы видим двух твоих мертвецов.

— Это Мехари и Джедхор.

От этого ее губы дрогнули.

— Мы знали их прежде.

Затем она посмотрела вниз, на волчицу, которая нарисовалась в тени одного из визжащих генераторов.

— Мы видим Гиру.

Зверь присел на задние лапы, ожидая в своей неволчьей манере. Его глаза были такого же перламутрового оттенка, как амниотическая жидкость, поддерживавшая жизнь в теле машинного духа.

Я оторвал взгляд от нездорово-бледного лица девушки и приложил руку к стеклу, повторяя ее приветствие. Как всегда, я инстинктивно потянулся к ней и ничего не почувствовал за мушиным жужжанием миллиона мыслительных процессов, идущих в собирательном разуме.

Однако она улыбнулась при упоминании Мехари и Джедхора, и это меня насторожило. Она не должна была улыбаться. Анамнезис никогда не улыбалась.

Тревога уступила место коварнейшему из соблазнов: надежде. Могла ли улыбка означать нечто большее, нежели проблеск мышечной памяти?

— Скажи мне одну вещь, — начал я.

Взгляд Анамнезис по-прежнему был сфокусирован на Гире. Девушка плыла в молочной мгле.

— Мы знаем, о чем ты спросишь, — произнесла она.

— Мне следовало спросить раньше, но когда воспоминания о сне о волках еще свежи, мне труднее терпеливо ждать и предаваться самообману.

Она позволила себе кивнуть. Еще один лишний человеческий жест.

— Мы ожидаем вопроса.

— Мне нужна правда.

— Мы никогда не лжем, — немедленно отозвалась она.

— Потому что предпочитаешь не лгать или потому что не можешь?

— Несущественно. Результат одинаков. Мы не лжем.

— Ты только что улыбнулась, когда я сказал, что двое мертвых — это Мехари и Джедхор.

Она продолжала неотрывно глядеть на меня безжизненными глазами.

— Непроизвольный моторный отклик наших биологических компонентов. Движение мышц и сухожилий. Ничего более.

Моя рука, лежавшая на стекле, медленно сжалась в кулак.

— Просто скажи мне. Скажи, осталось ли в тебе хоть что-то от нее. Хоть что-то.

Она перевернулась в жидкости — призрак в тумане, шепчущий из динамиков комнаты. Ее глаза были глазами акулы: та же тупая, бездушная ограниченность.

— Мы — Анамнезис, — наконец произнесла она. — Мы — Одно, состоящее из Многих. Та, кого ты ищешь, — всего лишь превалирующая часть скопления наших биологических компонентов. Та, кого ты помнишь, играет в нашей мыслительной матрице не большую роль, чем любой другой разум.

Я ничего не сказал, лишь встретился с ней взглядом.

— Мы фиксируем на твоем лице эмоциональную реакцию печали, Хайон.

— Все в порядке. Благодарю за ответ.

— Она выбрала это, Хайон. Она вызвалась стать Анамнезис.

— Знаю.

Анамнезис вновь прижала руку к стеклу — ладонью к моему кулаку через толстый барьер.

— Мы причинили тебе эмоциональный ущерб.

Я никогда не умел лгать. Этот талант не давался мне с самого рождения. И все же я надеялся, что фальшивая улыбка ее обманет.

— Я не настолько подвержен порывам смертных, — ответил я. — Мне просто стало любопытно.

— Мы фиксируем, что спектр твоего голоса указывает на существенный эмоциональный вклад в данный вопрос.

От этого моя улыбка стала более искренней. Можно было только гадать, зачем создатели из Механикум наделили ее способностью анализировать подобные вещи.

— Не превышай своих полномочий, Анамнезис. Веди корабль и оставь мои заботы мне.

— Мы повинуемся.

Она вновь перевернулась в жидкости. Кабели и провода тянулись от выбритой головы, словно механические волосы. Забавно, но Анамнезис выглядела нерешительно.

— Мы повторяем наш запрос на разговорный обмен, — произнесла она со странно-женственной учтивостью.

Я прошелся по комнате. Шагов не было слышно за приглушенным рычанием систем жизнеобеспечения машинного духа.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я, обходя ее стеклянную тюрьму.

Она плыла рядом, следуя за мной.

— Мы хотим просто общения. Предмет несущественен. Говори, а мы будем слушать. Расскажи историю. Анекдот. Отчет о событиях. Предание.

— Ты слышала все мои истории.

— Нет. Не все. Расскажи нам о Просперо. Расскажи, как тьма пришла в город Света.

— Ты была там.

— Мы были свидетелями последствий. Но не участвовали непосредственно в событиях. Мы не бежали по улицам с болтером в руках.

Я прикрыл глаза — вой вырвался из моих снов и преследовал меня даже здесь, в этом зале. На другом конце палубы Гира издала гортанный звук, смесь рычания и смешка. Сколь много бы я ни утратил при падении моего родного мира, у волчицы были иные воспоминания. Как Гире нравилось мне напоминать, в тот день она славно поела.