Сон обитателя Мышеловки (СИ) - "Алекс Реут" - Страница 8

Подхожу к рельсам и смотрю по сторонам. Ворота распахнуты, я вижу угол главного корпуса. Странно, но даже в будний день здесь совершенно безлюдно. Задираю голову: там, высоко в небе, дым из полосатой трубы смешивается с тучами, словно подпитывая их.

Внезапный порыв ветра и тут я слабую механическую трель. Вокруг ничего не меняется - всё те же тучи, полосатые столбики вдоль колеи, электростанция - но всё же что-то происходит.

Ага! Вот! Вот!.. Молчавший семафор вдруг начинает мигать красным, а рыже-белые шлагбаумы на пересекающей рельсы дороге медленно опускаются. Неужели сейчас пойдёт поезд? В воздухе влага, но совсем не так, которая бывает перед грозой.

Это похоже на порыв ветра или на далёкий гудок - что-то очень слабое, но отчётливое проносится в воздухе, даже не предупреждая, а просто смиряя с самим фактом. Я поворачиваюсь в другую сторону.

По колее несётся огромное жёлто-серое лицо с длинным шлейфом, похожим на хвост кометы. Шлейф тёряется вдали, где полосы рельсов сливаются в одну чёрную нить, а голова всё ближе, я уже могу различить плоский нос, поджатые губы и чёрные свирепые глаза. Они смотрят прямо на меня и я даже не стараюсь узнать, кого мне напоминают эти черты. У этого лица нет прототипа, оно само по себе....

Звуки умирают, их словно вытирает невидимый ластик. Горизонт выцветает; может, от поднявшейся пыли, а может быть потому, что он теряет теперь всякое значение. Слабый ветерок колышет траву и воздух медленно пропитывается ощущением , которое несёт с собой эта голова. Немного похоже на звук поезда, который приближается к тебе по безлюдной степи, но это уже не звук, а что-то более общее, объединяющее все органы чувств.

Рваные грязно-жёлтые облака затянули всё небо, травинки трепещут на бесшумном ветру, у них словно вот-вот случится припадок. Я смотрю в одну сторону, потом в другую, снова на голову - она намного больше, чем мне казалась и ростом почти с меня - а потом срываюсь и бегу к электростанции.

Дворик намного меньше, чем казался из-за забора. Запрыгиваю в незапертую дверь и бегу вверх по железной лестнице, пытаясь найти дверь внутрь, но вокруг лишь белёные стены. Звуков нет уже и здесь, ноги бесшумно бьют по металлическим ступеням. Наконец, выбегаю в коридорчик, окна в полумраке похожи на белые пятна. Подбегаю к одному из них и вижу уже знакомую панораму, только под другим углом - кусок стены, распахнутые ворота, железная дорога уходит вдаль и лицо уже совсем близко. Оно приподнимается над дорогой, словно готовится взлететь, а потом повисает прямо над воротами, словно герб или второе солнце.

Воздух стал горячим и удушливым, от него першит в горле. Шлейф прибывает, складывается кольцами, словно змеиный хвост, а лицо висит как раз на уровне второго этажа и смотрит, словно соображая, куда вцепиться. Смертоносное зло, как жало скорпиона, всегда готовое атаковать.

За спиной - лязг и грохот, словно лопнуло три десятка пружин и по железному желобу покатились консервные банки. За моей спиной собралась огромная стая станков.

Я никогда не работал на заводе и знал их только по фильмам и школьным урокам труда. Сверлильные, с длинным сверлом и регулятором высоты, похожим на руль, фрезеровочные с вращающимся каменным диском и поднятыми вверх защитными экранами, похожими на пластмассовые крылья, точильные с сурово гудящими шпинделями...

Вспоминаю уроки труда. В первый год, они мне очень нравились, потому что мы работали по дереву. А потом начался жёсткий, непослушный металл, который грызут зажатыми в тиски ножницами...

Станки собрались в кучу, но даже не пытаются атаковать. Может быть и так, что они меня даже не замечают, занятые напряжённым жужжанием. Они возбуждены: гидропривод гудит, свёрла и колёса вращаются, как сумасшедшие, и даже простоватый сверлильный станок не может успокоиться и то поднимает, то опускает сверло.

Замечаю краем глаза какое-то движение в соседнем окне. Это высокая полосатая труба в красно-белую полоску... какое-то время назад я видел только её край, а сейчас вижу всё больше и больше: она медленно наклоняется, разбрасывая лёгкий пепельно-серый дым. Наконец, она склоняется почти пополам и так замирает.

Лицо остаётся неподвижным, но всё-таки становится ясно, что оно довольно произведённым эффектом. Дальше, возле здания администрации, склоняется и вторая башня, а следом за ней начинают склоняться железные каркасы вышек, похожие на серьёзных цапель, поднятые вверх бочки-конденсаторы и я не успеваю даже сообразить, как пол вдруг поднимается на ощутимый угол и я лечу, разбив окно вдребезги, прямо вниз... а лицо вдруг оказывается подо мной, словно отражение луны в озере и я падаю прямо в этот жёлтый круг, а оно остаётся всё таким же свирепо-неподвижным, словно считает такую добычу недостойной даже того, чтобы открыть рот. Черты лица пропадают, как и ощущение пространства, желтизна окутывает меня со всех сторон, она похожа на ядовитые испарения и клубится, рисуя в воздухе полустебли-полущупальца.

Очнувшись от кошмара, я ещё долго смотрю в потолок, а потом вспоминаю, что кинжал не освящён. Но при первой мысли о храме огня меня охватывает такой ужас, что я решаюсь взять свёрток с кинжалом только после того, как поужинал и последние впечатления от сновидения растаяли, словно снег.

Я редко сплю днём, а если и сплю, то мне редко снятся сны. Но если и снятся, то впечатляют намного больше. Может быть, это потому, что они приходят не вовремя.

Храм Огня совсем небольшой, снаружи он похож на почту или химическую лабораторию. Жрец в брюках под рясой обещает, что завтра всё будет готово. Когда иду назад мимо кладбища, в кирпичном доме, похожем на старую казарму, который я считал заброшенным, зажглись окна, слышатся вопли и звуки музыки. Жутко некрасивая девушка с неровно остриженными волосами (вылитая Ксеокарса - лучшая ученица нашего класса) споласкивает рот и пустой бутылки, бросает на меня злобный взгляд и опять скрывается внутри. Мне почему-то хочется её убить...

Больше до конца каникул я никуда не выхожу. Лежу дома и читаю книги, которые не осилил, пока был в школе.

Большинство из них бросаю на первой главе.

6. Гимн самоуспокоению — Никогда!

Да, велика страна, окорок земли в сетке дорог, с гвоздями-городами и пятнышками-деревеньками!

Среди суровых сосен и высоких болотных зарослей, перекошенных заборов и весёлых морковных грядок, бесконечных городов и бескрайних страниц классической литературы, ищут великие мыслители её душу, волю и прочие метафизические органы чувств. Телевизор показывает их, книга раскрашивает параллелями из давно ушедших эпох, известных нам только из школьной программы. И если ты склонен к чтению и спорам, то начинаешь вскоре гордиться собой, а после поступления - и Академией. Тебе есть, что рассказать иностранцу.

Со страницы учебника и из болтовни одноклассников, обещаний психологов и мнения кого-нибудь-там кристаллизуется понимание того, как живут люди вроде тебя. Кто-то живёт лучше, но это неважно, потому что большинство живёт хуже. Ты впитываешь из воздуха, даже не задумываясь, стихийны анархизм низа, или оригинальность субкультуры, или добропорядочное безделье провинциала, или удивительный сплав горькой весёлости и неспособности принимать близко к сердцу, которым отличаются люди пьющие.