Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр - Страница 3

Я рассмеялась и убрала руку.

— Вы хотите, чтобы я застыла на постаменте, подобно античной богине?

— Именно! — глаза его заискрились. — Я хотел бы видеть вас в блеске божественной славы…

В это время проходящий мимо человек с дамой поприветствовал нас, и Максим сразу же откликнулся, пожав ему руку:

— Боже, Мишель, какими судьбами? Как давно ты не заходил…

Стоявший перед нами человек с весёлыми синими глазами, очень собранный, в тщательно вычищенном костюме с манжетами и бабочке, с интересом посмотрел на меня, поправил пятернёй светлые волосы и слегка поклонился.

Максим тут же познакомил нас, представив своего приятеля, как Михаила Булатова, драматурга и писателя. Его дама, стройная и элегантная, в дорогой заграничной шляпке звалась Верой.

Булатов тут же сказал нечто остроумное, от чего все мы сразу залились смехом, но мне, почему-то показалось, что несмотря на внешнее жизнелюбие, он где-то внутри себя очень страдающий человек.

Булатов и его дама отправились к своему столику. Краем глаза мне было видно этого загадочного человека, в душе которого я прочла печаль. Он курил, шутил со своей спутницей, и иногда бросал заинтересованный взгляд в нашу сторону. Но в этот вечер моим королём был художник Максим! И когда от выпитого закружилась голова, он пригласил меня к себе и, прощаясь, слегка кивнул Булатову.

***

День грядущий к обеду уже приготовил мне сюрприз — у подъезда остановился легковой извозчик в кафтане, и внимательный Максим (он сегодня в кожанке и кепке) везёт меня к себе. Студия находится внутри необъятного дома, и, прибыв, я снова улавливаю взгляды множества лиц.

После долгих и утомительных приготовлений я, наконец-то, застываю в образе Геры Барберини (статуи, хранящейся в ватиканском музее Пия-Климента, и как уверял Максим, это римская копия скульптуры работы самого Праксителя). Мои волосы, увенчанные диадемой, разделены посредине пробором и убраны назад, сквозь тонкий хитон видны контуры тела, но складки плотного гиматия, спадающего с правого плеча, надёжно скрывают мои тайны от нескромного взгляда. Очень трудно долго стоять, слегка наклонившись вперёд, да ещё и держать в руках жезл, поэтому мы договорились лишь о двух, не очень обременительных, сеансах.

Максим, нервными мазками кисти набрасывавший мою фигуру, восторженно говорил о красоте моего тела. Он намекнул, что хочет написать меня купающейся в источнике, то есть в ручье Канаф, близ Нафплиона, где богиня Гера, совершая ежегодное омовение, становилась девой! Но лукавым жестом ладошки я остановила нескромные порывы моего увлечённого художника.

Но вот сеанс на сегодня, наконец, окончен, и Максим предлагает мне новую программу развлечений.

Вечером нас ожидает зеленеющее нежной травой футбольное поле и трибуны, заполненные воодушевлённо шумящими людьми. Какие только лица здесь можно узреть! Сколько голов надо мной и подо мной: спокойные инженеры в форменных пиджаках и фуражках; горячие рабочие — мужчины с папиросами, в косоворотках и мохнатых кепках, их пламенные работницы в красных кумачовых косынках; важные служащие в пенсне и в очках, в блузах и толстовках; оживлённые дамы в шляпках; серьёзные военные во френчах с ремнями и петлицами; свистящие пацаны в тюбетейках с прилипшей к губам шелухой семечек; кричащие юноши в фуражках и полосатых футболках, со значками ОСОАВИАХИМа. Рябом с трибунами зорко следят за порядком стройные милиционеры в белых гимнастёрках с красными петлицами. И вот — увлекательный матч между командами, название которых запомнить не удалось, ибо лишь только неистовые ноги футболистов забегали по полю, как я унеслась мыслями куда-то далеко, и так же, как в тумане, отвечала Максиму, улыбалась и кивала при виде его знакомых, кричала и свистела (быть может невпопад). Но когда Максим сжал мою руку, и я увидела его отчаянные глаза, тот тот же догадалась в какие ворота нужно послать мячик этих несерьёзных людей, чтобы моему возлюбленному было приятно. И этот гол, забитый с моей помощью, стал решающим, чтобы испытать восторг победы!

После матча нас ждал буфет с яичными стенами, в котором мы недолго побаловались золотисто-пенным пивом, так уместным при сегодняшней жаре. Максим познакомил меня с человеком маленького роста в фуражке с большим козырьком, любителем футбола, игроком и писателем. В петлице его пиджака красовалась роза.

— Георгий Алёшин, — скрипучим голосом представился человечек.

Они с Максимом долго обменивались впечатлениями о матче, размахивая руками и крича, а потом возвратились к пиву, мочёному гороху и ракам. Последних наш новый знакомый поглощал страстно.

Потом мы шли по улице под липами, вдыхая запахи листвы и травы. Кричали извозчики, торговки и чистильщики обуви. Мимо нас шагали, смеясь, лузгая семечки и лакомясь мороженым, компании ребят, а также разряженные любители «прошвырнуться» по вечернему городу.

Тут Алёшин обратился ко мне:

— Я так понимаю, вы на футбол попали не по своей воле…

— Это я туда завлёк Геру, и, наверное, заставил её поскучать, — попытался объясниться за меня Максим, поблёскивая цыганскими очами.

Я пожала плечами:

— Нет, почему, всё было забавно, особенно наблюдать, как…

— …взрослые мужчины полтора часа бегают за мячом, заставляя зрителей всерьёз и страстно воспринимать это несерьёзное занятие, — закончил за меня Алёшин с улыбкой.

— Но нужно же чем-то занимать этих взрослых мужчин, — тут же заметила я.

— Отработавших и желающих отдохнуть… — подхватил мой собеседник.

— Ну да…Раньше это были гладиаторские бои, гонки на колесницах, или олимпийские состязания. А теперь это футбол… Так что… отнеслась с пониманием…, - сказала я.

— Между прочим бега — то остались. И в Испании — коррида, — вставил Максим.

— Человек должен где-то выпускать пар, — веско сказал Алёшин. — Это древние инстинкты, и они дремлют в каждом. Конечно, хорошо, когда человек занимается творчеством, поэзией, искусством. Ну, а как же страсть, азарт… Это никуда не спрячешь. Лучше уж футбол, чем, допустим, карты…

— А я и бильярд обожаю… Шары погонять, — сказал Максим.

— Для меня же лучшим отдыхом остаются книги и музыка. Так получилось, я с детства жила, да и сейчас живу достаточно одиноко, поэтому — это моя единственная отрада, средство общения с миром, — промолвила я задумчиво.

— Отличное увлечение, но оно не равно спорту, — сказал Алёшин. — Кстати, я и сам футболист.

— Я это почувствовала по тому, как вы с Максимом разбирали сегодняшний матч.

— Но он ещё и писатель! — с улыбкой напомнил Максим.

— Да, книги вы хорошие пишите. Так что — гармония есть! — сказала я.

Алёшин смущённо улыбнулся, а Максим нарочито серьёзно спросил:

— Гера, а какие книги присутствующего здесь писателя Алёшина вы читали?

— У писателя Алёшина есть замечательная сказка о великанах, которые владычествуют над целой страной, но потом народ их свергает. Она вся наполненная яркими образами и метафорами. И рассказы очень образные, увлекательные…

Алёшин ничего не успел ответить на это — на горизонте появился новый участник событий.

— Товарищи, а вот движется навстречу нам выдающийся архитектор! — весело воскликнул Максим.

Впереди не спеша шёл человек в круглых очках, с небольшой золотистой эспаньолкой. Его тонкое и чувственное лицо было напряжено, рыжие волосы из-под шляпы завивались колечками. Он несколько высокомерно оглянул нашу компанию, здороваясь за руку, сразу же зацепил меня медовым глазком, и я вспомнила, что мне говорила гадалка: «Пуще всего опасайся по жизни рыжебородого человека, ибо он для тебя опасен».

— Представляю — Гера…Красивая и таинственная девушка, балерина. А это — Степан Верлада! — познакомил нас Максим.

Итак, рыжебородый оказался архитектором, приятелем и коллегой Максима. Я успела отметить, что на душе у Верлады смутно, но всё же подала ему руку.